Андрей Цатурян: «Большинству ученых в России позволяют только резвиться в песочнице»

«Большинству ученых в России позволяют только резвиться в песочнице»

«РАН — это уникальный элитарный клуб, члены которого копируют себе подобных, и при этом они же управляют всеми остальными учеными. Такого нет нигде в мире, но так сложилось в Советском Союзе, а современная Россия унаследовала эту довольно архаичную и не очень эффективную систему. Основные принципы научной жизни состоят в некоторой академической свободе и в наличии «суда равных» (judicium parium). А когда некоторые животные более равны, чем другие, это нехорошо и неэффективно. Не говоря про коррупцию, в этой системе есть еще и продвижение знакомых или тех, кто оказал услуги академикам. В результате качество такой Академии как экспертного сообщества и ареопага ученых мужей ухудшается.

Когда туда попадают люди более-менее случайные, совершенно не связанные с наукой, это плохо. И это мы наблюдаем каждые выборы. У физиков ситуация обстоит лучше всего. Во многих других отделениях выбирают одного-двух действительно выдающихся ученых, относительно которых никаких сомнений в том, что они должны быть в Академии, ни у кого нет, и вместе с ними трех-четырех абсолютно случайных человек, заслуги которых никому не известны. РАН становится все больше советом директоров: лучший способ попасть в Академию — это стать каким-нибудь директором, а еще лучше быть сыном или дочерью академика.

Тем не менее качество управления институтами РАН, качество компетенций и уровень академической свободы в среднем выше, чем в университетах. А министр Ливанов рассказывает, что, мол, посмотрите на Запад, там наука сосредоточена в университетах — вместо того чтобы сделать что-нибудь, чтобы хотя бы такие университеты появились. У нас есть прототип такого университета — Высшая школа экономики, куда ученые идут с удовольствием работать, там создаются новые «непрофильные» отделения, такие как факультеты математики или филологии, — но куда больше таких университетов, где условия работы ученых хуже, чем в РАН. Поэтому когда говорят: давайте переводить науки в университеты, возникает вопрос: было бы куда. В вузах народ стонет от сокращений, увеличения нагрузки и, главное, нагрузки не только почасовой, а нагрузки бюрократической. Ученых заставляют писать бесконечное количество бумаг.

РАН как структура сейчас нужна России. Отменять ее просто так и выбрасывать на помойку — это неправильно, потому что, в частности, в этом месте сосредоточены многие выдающиеся ученые страны.

Главная беда состоит в том, что одним и тем же словом «академия» обозначают и членов РАН, и структуру Академии (квазиминистерство науки), а это не одно и то же. Президиум Академии наук с огромным аппаратом, заполняющим «Золотые мозги» на Ленинском проспекте, — это одно. А управляемая ими целая империя, в которую входят более 400 институтов, — совершенно другое. Есть 500 с лишним академиков и 7 50 с лишним членов-корреспондентов, но вместе с тем еще и десятки тысяч научных сотрудников, не имеющих права голоса. У них довольно разные интересы на этом поле. А Президиум Академии наук пытается говорить от имени не только всех членов Академии, но и научных сотрудников, не спрашивая их. Будут ли называть членкоров академиками, будут ли они получать пожизненную пенсию, кто будет распоряжаться этим имуществом —в конце концов, для российской науки это неважно. Важно, как будут распределяться ресурсы, как будет происходить финансирование, насколько прозрачными будут процедуры, какая часть финансирования пойдет через гранты, а какая — на постоянной основе, как будут распределяться гранты — будет ли это распил между своими или это будет более-менее так, как принято во всем мире, система независимого рецензирования. Все зависит от того, насколько это правильно, справедливо и прозрачно устроено.

Будь моя воля, я бы понемногу прикручивал базовое финансирование (то, что идет на финансирование института просто за то, что он есть) и увеличивал бы долю этих грантовых средств. И делал бы это так: мы сейчас отчисляем институту от грантов всего 15%, а в ведущих университетах США (тех, которые входят в так называемую американскую «Лигу плюща» (Ive League) это может быть до 50%. Если ты профессор Гарварда, то 50% этого гранта ты отдаешь Гарварду за «крышу». При такой системе не надо чиновников — выяснять, где хороший институт, а где плохой. В хорошем институте, где хорошие условия работы, будут собираться ученые, приносить туда гранты — там и батареи не будут течь, потому что университет зависит от того, сколько хороших ученых в нем работает.

Это произошло бы самой собой, и государство делало бы только одно — определяло бы честные и справедливые правила игры. А то, что не работает, отжило и неконкурентоспособно, отомрет само по себе. Весь мир живет так: руководители лабораторий живут в погоне за грантами. Если ты готов много преподавать и мало заниматься наукой — ты получаешь зарплату как университетский преподаватель, а если хочешь заниматься наукой и продемонстрировал, что у тебя это получается, — добывай гранты, нанимай молодых сотрудников. На эти деньги будут жить научные учреждения, не важно, университет или институт Академии наук.

У нас тоже есть конкуренция за некоторые гранты, но это похоже на то, что большинству ученых по общепринятым в мире настоящим правилам игры позволяют только резвиться в песочнице и конкурировать за копеечные гранты, а большие деньги делятся в другом месте. И эти две удивительные крайности — маленькие гранты по полмиллиона и «мегагранты» по миллиону долларов в год (а в прошлые годы было и по 2 с половиной, и по 5 миллионов долларов на два года). При этом по этим огромным грантам люди должны работать всего лишь 4 месяца в году. И нет ничего между ними. Просто ученые в России поставлены вот в такие удивительные рамки.

За 25 лет постперестройки и реформирования сложилась довольно серьезная проблема: на сегодняшний момент ученые российского происхождения, уехавшие из России, — куда более сильное сообщество в профессиональном смысле, чем те, кто остались. Это страшная потеря, здесь люди выживали кое-как и вымерло среднее поколение, остались только старые и очень молодые. Среднее звено — рабочие лошадки в любой науке — либо ушли в частный бизнес, либо уехали за границу.

Инициатива об отказе войти в новую Академию и от подачки (повышенной пожизненной стипендии) со стороны звезд российской науки — очень важное явление. Сейчас происходит консолидация, попытка наладить горизонтальные связи между разными институтами, причем на всех уровнях, от дирекции до молодых ученых. Я был на заседании Экспертного совета ВАК по математике и механике — должен сказать, что это напоминало митинг. Закончили с диссертациями, а потом стали обсуждать, когда лучше выходить, в какой форме, надо ли бастовать или, наоборот, — отказаться покидать свои рабочие места, выйти 1 сентября. Я был просто потрясен — это же не научная молодежь: в экспертном совете ВАК я в свои 61 просто мальчишка.

В нынешней ситуации я с радостью замечаю, что, когда гром в виде закона об Академии наук грянул, научное сообщество «перекрестилось» и начало проявлять чудеса инициативы и солидарности. Под письмом научных работников, которое мы инициировали, сейчас почти 10 тысяч подписей, и среди них — 10% всех научных сотрудников Академии».