Ты не поверишь

иллюстрации: Андрей Сарабьянов

«Олег раскрыл окно, а я направил шепталку в глубину двора, где в стороне от картежников сидела бабуля в белом платочке»

***

Телефонный разговор на футбольную тему: кто именно тренировал нашу сборную в разные времена. И Качали­на вспомнили, и Бескова, и Хиддинка, и многих других, за исключением одного. Очень простая фамилия. Нет, не Морозов, еще проще. Какая? Неизвестно, как долго мы бы еще насиловали свою память, если б в наш разговор не ворвался третий, раздраженный голос: «Да Игнатьев же, мать вашу!»

Признаюсь, что и мне приходилось помимо своей воли вторгаться в чужие разговоры. При этом сразу же повесить трубку, как и подобает порядочному человеку, я не мог: таково завораживающее действие чужой жизни, внезапно пересекшейся с моей. Сами же по себе подслушанные разговоры скучны. Например, Галина не знает, что она сейчас сделает с собой и Федором, потому что тот опять явился «на бровях». Ну как тут удержаться от правильного совета: «Пусть Федя выпьет еще пару пива, да и проспится как следует!» Реакцию Галины я слушать не стал.

Заметьте, если посреди вашего разговора возникли короткие гудки, то это означает, что третьему, анонимному участнику этот разговор надоел и он бросил трубку, вроде бы незамеченный, но оставив свои мерзкие следы. Будучи жертвами несовершенных московских телефон­ных узлов, мы все обречены на взаимное вторжение, к счастью, не зависящее от нашего произвола и выбора. В случае с шепталкой таковой произвол, конечно, существовал.

Шепталка — причуда детской поры. Поэтому меня немало удивило предложение Олега, моего старшего по возрасту товарища, вместе опробовать действие недавно сделанной им шепталки. Довольно длинный кусок от рулонного ватмана сворачивается в виде конуса и закрепляется канцелярскими скрепками. Вот и вся шепталка. Это — в принципе. Уверен, что у настоящего изделия существовали свои секреты. Олег предупредил, что в шепталку нельзя рявкать, как Глеб Жеглов в свой рупор: «Горбатый, выходи!» Для лучшей слышимости и дальнозвучия в нее надо исключительно шептать. Но — четко! Олег поднес шепталку к губам, а я, стоя в другом конце коридора, расслышал его вкрадчивый голос: «Природа шепчет!» Дело происходило на Остоженке, в коммуналке с длинным коридором.

Потом шепталку взял я. Олег раскрыл окно, а я направил шепталку в глубину двора, где в стороне от картежников на лавочке сидела бабуля в белом платочке. «Ее зовут Пелагея Ивановна», — сказал Олег. Я шепнул: «Здравствуйте, Пелагея Ивановна!» Нам показалось, что Пелагея Ивановна кивнула в ответ, как бы говоря: «Здорово, если не шутишь!» Затем я направил шепталку в сторону картежников. О чем шептать? Я шепнул первое, что мне пришло в голову по поводу карт, — каламбур Маяковского: «Пики — козыри, пизыри — коки!» Что мы увидели? Игра приостановилась, игроки озираются. Я шепнул еще раз: «Отбой! Учебная тревога!» Игра возобновилась.

***

Все московские художники знали эту Нину, продавщицу художественных товаров в киоске МоСХа на улице Жолтовского. У Нины был своеобразный тик на нервной почве. В силу этого тика собранные Ниной в охапку тюбики, кисти и прочие худтовары, вдруг вырывались из ее рук и веером рассыпались в разные стороны. «М…к, бля!» — всегда при этом она вскрикивала, не имея в виду никого конкретно. Все знали — тик.

Однажды я зашел в этот киоск, чтобы купить нужные мне земляные краски — охру, сиену и умбру. Но в киоске, как назло, были только ядовитые краплак и изумрудка. Льняное масло и фисташковый лак.

— А ты используй говно, — посоветовала мне Нина, — оно того же спектра, коричневого. Только не забудь добавить туда льняного масла для вязкости и затем, когда оно высохнет, покрыть его фисташковым лаком — для прочности.

Потом достала из-под прилавка дефи­цитную охру и сиену. Умбры действительно не было. Меня она называла сероглазеньким.

***

Сижу в парикмахерской на Северном бульваре. Слышу за спиной разговор: один собеседник (клиент) утвер­ждает, что в нашем повседневном общении на улице, дома и на работе есть своеобразная экзотика, а другой (мастер) ему возражает, что никакой экзотики нет, но есть неустроенность и глупость и что он в гробу видал такую экзотику. «Значит, таковая все-таки существует!» — поймал его на слове первый.

***

Случайно встретившись с соседом Вениамином, всегда выслушивал какую-нибудь историю, расширяющую мое представление о мире.

— Как думаешь, почему некоторые индейские племена в джунглях Амазонии едят себе подобных?

— Ну?

Альберт Экхаут. Женщина из племени тапуйя, 1641. Сегодня осталось 245 представителей этого племени каннибалов