Турцпоездка
Крамольную мысль о поездке в Турцию внедрил в мою голову Хихус.
- Понимаешь, старик, - обстоятельно журчал в трубке голос радикала, комиксмейкера и друга, - нормальные дядьки, особенно тетьки - художники, телевизионщики, диджеи - короче, мастера культуры, собираются пошуметь и оттянуться в Олимпусе. Это античный город в двух часах езды от Aнтальи. Будет кино на горных склонах, зажигательные танцы на пляжах и не менее зажигательный курортный флирт под турецкой луной - фестиваль, одним словом. Десятидневный оттяг обойдется в триста долларов, на которые нас обязуются переправить прямо в отель с горячим душем, ежедневно двухразово питать по-шведски, застраховать медицински и, самое главное, не далее чем в десяти минутах ходьбы от отеля предоставить море. A когда тусовка надоест, возьмем моцики, без шума-пыли сгоняем в Aнталью или куда еще по серпантину.
Для истинного тревеллера поехать в забронированный турецкий отель - все равно что Шумахеру сесть в "Запорожец". Не для того избороздили мы свою молодость Индиями, Югославиями да Камбоджами, чтоб на зрелости лет стройными рядами упаковываться в трансферные автобусы и под пьяную песню отпускного пензяка отправиться на всемирную кожно-дубленочную оптовку. Но, к сожалению, на карте мира остается все меньше и меньше достойных, неосвоенных территорий. Наступает кризис среднего тревеллерского возраста. Роемся в интернете. Безнадежно. Ни тебе цунами, ни переворотов с партизанами. Совсем наоборот: воздух плюс 28, вода - 22. И три сотни предательски нашлись, и на службе, как назло, отпуск. По карме выходит - не миновать мне Турции с ее фестивалем и трансфером.
Взяв в компанию третьим испытанного закадыку - пластикового старика Хеннесси из duty-free, мы весьма грамотно убили время до приземления в Византии.
Говорят, от Стамбула до Aнтальи - один шаг. О том, как я его прошел, судить не мне. Пользуясь случаем, выражаю сочувствие и благодарность всем моим попутчикам (особенно попутчицам), сотрудникам турецкой таможни, отважным авиаторам и всей встречающей стороне в целом - за терпение и снисходительность.
Отмазка "не помню, значит, не было" годится кому угодно, только не мемуаристу. Память с нечеловеческим усилием вырывает из четырехдневной алкогольной нирваны трех-пятисекундные размытые образы. Это какие-то жилища на деревьях, яхта под луной, ночевки по причине невостребованности во дворе под звездным до тошноты небом, одеяла, заботливо подтыкаемые женскими руками. Еще - смолеволосые усатые банщицы и банщики, зачем-то бьющие меня перчаткой, похожей на боксерскую, насквозь промозглое море примерно в получасе ходьбы трезвыми ногами - моими, значит, часа три. Кажется, были какие-то гортанные восточные выкрики с одной из яхт, в которых моему перепуганному подсознанию чудилось "ПОЙПAСКУДAПОКAНЕУДAВИЛИ", когда ночью с горы я вдул трубой по заливу заученным во втором классе "Саммертаймом" с испускающим дух си-бемолем в затравке.
У нас на работе один знающий мужик говорит, что при запое главное - вовремя принять волевое решение о возврате назад, в человеческое достоинство. Далее все просто и предсказуемо: за тебя работает один из самурайских алгоритмов. Главный из них гласит: побольше и подальше иди пешком. Так что, следуя канону, как-то утром мои смотровые щели уткнулись в дорогу, которая бежала мимо нашего кампуса от моря в горы. И я смиренно побрел вверх. Немногочисленные турецкоподданные встречные - бабушки в черных платках, абрекоподобные дорожные рабочие, ишак с колокольчиком - вcеляли ужас лишь первые час-полтора. Через пару часов мир, увиденный с высоты в милю, предстал залитым солнцем, звенящим птицами, цикадами и тишиной. Долина внизу изысканно цвела колором, ароматом и чистотой. Неправдоподобно прозрачная горная река предоставила мне свою воду для питья и купания. A где-то там, в захватывающем дух низу, речка пополняла пронзительно синее море с наглядными отмелями и глубинами.
Солнце апельсиновым фрешем наносило первые штрихи загара на мою торчащую из воды голову, когда краем глаза я заметил серебряную змейку, настороженно застывшую на приручейном камне, метрах этак в трех от меня. Тут же свежезабытое ощущение страха вернулось, и, как поется в грустных песнях, вся жизнь конспективно пронеслась в моем воображении. В самом конце трехсекундного пересмотра прожитого, наткнувшись на пункт про медстраховку, мой разум неожиданно стал приходить в успокоение. "Знаешь, - мысленно сказал я змее, - первый раз за многие годы странствий у меня есть настоящий медицинский полис, так что ловить тебе в моем случае нечего. Вали-ка ты себе подобру-поздорову". Змейка разочарованно уползла в камни. На этом самом месте я окончательно пришел в себя и вспомнил о женщинах и друзьях, сигаретах и кофе - в общем, о том восхитительном материальном мире, который лежал в паре часов спуска. Я приступил к нему немедленно, поскольку откровенно вечерело. Встречные остались теми же турецкообязанными, но на сей раз они приветливо улыбались мне и раскланивались как со старым знакомым. Даже ишак оказался милым осликом и прозвенел мне своим колокольчиком что-то ободряюще-мажорное. Жизнь, по мере спуска на уровень моря, стремительно налаживалась.
Курортный поселок, куда я спустился, находился в получасе ходьбы по берегу от нашего Олимпуса. На каждую аборигенскую душу здесь приходилось по нескольку предприятий, оказывающих платные услуги приезжим: ресторанчики, магазинчики, салончики, пунктики проката чего попало... Первое правило путешественника в незнакомом месте гласит: обзаведись другом из местных. Выбрав наиболее лицеприятного ресторатора, я безбожно переплатил ему (второе правило) за апельсиновый фреш. За три миллиона турецких лир (два доллара) кроме восхитительного питья я получил огромное количество знаний о нравах и обычаях городка, его формальных и неформальных деятелях, моем информаторе Кемале и количественном составе его семьи (very many). Узнал я также о том, как не лопухнуться со взятым в аренду моторбайком. Здесь, как и во всех странах третьего мира, наиболее предприимчивые из местных сознательно приводят сдаваемое транспортное средство в предаварийное состояние, чтобы его хватило только километров на пятнадцать. В дальнейшем либо рвется подпиленная цепь, либо сознательно обезмасленный движок убитого байка дает клина. Все сводится к одному - изъятию нескольких сотен долларов из бюджета арендатора. Получив координаты наименее коварного пункта проката и на всякий случай выдавая там себя за бельгийского торговца подержанными байками на отдыхе, я довольно быстро сторговал новенький японский десятидецилитровый агрегат за приемлемые 15 долларов в день. (Для сравнения: на Ибице подобное удовольствие стоит 50 долларов, в Камбодже - 5, в Индии - 4 доллара в сутки.)
Далее мне предстояло отыскать место своего проживания. Как недавний алкаш, я, естественно, не мог вспомнить ни названия отеля, ни дороги к нему. Помнил только, что домик наш построен на дереве и открывается гвоздем на палке. Однако путем недолгих переговоров с местными выяснилось, что понятие "домик на дереве" (house on the tree) почти дословно совпадает с названием отеля (Kadir Treehouse Camp). Протарахтев за полчаса указанный путь, я въехал во дворик действительно очень прикольного кампуса с сотней больших скворечников на деревьях, каждый из которых имел свое живописное имя. Наш назывался "Домик Пингвина" и кроме нас с Хихусом был заселен неожиданно для меня еще и вездесущим Ленечкой Хмельницким, нашим старинным другом, датчанином по паспорту и переводчиком с шести языков. В эпицентре фестиваля творился настоящий арт. Неописуемой красоты девушки крутили цветные ленточки и глотали огонь. Оглушительная электронная музыка удачно дополнялась видеоинсталляциями, спроецированными лазером на близлежащую гору. Среди большого количества стильно одетых людей я с радостью опознал множество добрых знакомых и коллег по индустрии развлечений. Застал я и своего друга-комиксмейкера за обучением каких-то очень послушных молодых интуристов основам русского языка. Как выяснилось, новозеландские юноши были настолько потрясены статью и миловидностью наших соотечественниц, что отрядили к ученому на вид Хихусу делегацию. Задачей посланников было выведать универсальную русскую идиому для обольщения не шибко англоязычных красавиц. Прельстившись дармовым виски, Хихус взялся за обучение. "О-фы-гы-тэлны-э сыс-кы", - послушно повторяли за ним адепты.
Оставшиеся до отъезда дни умудрились вместить в себя колоссальное количество впечатлений: встреч, рассветов, маленьких и больших побед над самим собой и окружающими. Погоды стояли наирасчудесные, а томные восточноевропейские девы специально для меня исступленно и безвозмездно мотали персями и водили пупком по кругу в полутемном злачном заведении на трассе. Где-то между Кемером и Aнтальей нерукотворные вечные огни били для меня из недр античной горы Олимп в изголовье разрушенного временем и османами Олимпуса. Самые умные и талантливые деятели искусств российской державы вели со мной вечерние беседы за зеленым чаем. A самые красивые девушки на планете - Нелли, Ирины, Веры и Марины - доверчиво прижимались к нашим с Хихусом спинам на ночных байкерских трассах. Как и было запланировано в Москве, состоялся мотоскутерный пробег в Aнталью и Кемер, во время которого моцики стремительно подминали под себя извилистые, полуреальные, как в компьютерной игре, трассы и с ревом врывались в горные туннели. Нарушив одну из заповедей принципиально нетанцующих байкеров, мы (Хихус, Ленечка и я) почтили своим плясом одну из продвинутых молодежных дисковечеринок с утренними плесканиями, живой музыкой и мертвецким дневным сном. Надо заметить вполне серьезно, что вечеринка эта была одним из наиболее грамотно и творчески организованных событий, случившихся на моей памяти. Вообще весь этот турецкий фест с яхтами, кино, музыкой и анимацией придумали умницы и таланты - Батыр и Вера из "Тусарта", парочка, явно не достигшая сорокалетия на двоих. Это к слову о нынешней молодежи. По деньгам ребята сознательно вышли почти в ноль, но надо было видеть, с каким изяществом решались многочисленные вопросы с принимающей стороной, с каким достоинством Вера реагировала на поп- и рок-старовские капризы отчаянно пивших мастеров диджейского искусства. Что же до нас с Хихусом, то мы исчерпали до дна любезное турцпредложение и усталые, но довольные возвратились в Москву.
Петр Тихонов (труба)
