Тридцатая любовь Марины

По профессии Марина Литвинович — политический консультант. Больше ничего она делать не умеет. Когда я спросил ее, зачем нужно было бесланских матерей встраивать в актуальную политику — устраивать с ними митинги, делать сайт, создавать комитет, писать письма президенту с обвинениями в том, что в гибели детей виноват именно он, — Марина ответила, что, наверное, если бы она была врачом, помогала бы матерям как-то по-другому. Но вот она не врач, а политконсультант.

Политика для Марины началась весной 1996 года, когда она пришла работать к Глебу Павловскому в Фонд эффективной политики (ФЭП). Проработав в ФЭПе месяц и ужаснувшись тому, насколько грязным делом оказалась политика, она отказалась получать зарплату и пошла голосовать за Зюганова (фонд, разумеется, работал на штаб Бориса Ельцина). Потом, однако, как-то втянулась, и сейчас о том, что она именно технолог — расчетливый и циничный, — говорят не только ее оппоненты, но и люди, вполне к Марине расположенные. Саму ее это, кажется, обижает — циником себя она не считает, и даже о работе в ФЭПе два ее главных воспоминания — совсем не позорные. Во-первых, еще в самом начале карьеры Марина предложила, чтобы тяжело больной Ельцин еженедельно обращался к нации по радио, — радиообращения можно было записывать и в больнице, зато развеялись слухи, что президент очень плох или даже вообще мертв. Во-вторых, уже в 2000 году, когда президентом был Владимир Путин, это она, по ее словам, настояла (а потом глава администрации Александр Волошин позвонил Путину и уговорил его), чтобы президент, отдыхавший в Сочи в дни гибели подлодки «Курск», прервал свой отпуск и поехал к женам подводников в Видяево.

С Глебом Павловским Марина работала шесть лет, считает его своим учителем.

— Принято считать, что Павловский может научить только цинизму. Это полное вранье. Так хочется думать тем, кто со стороны на это смотрит. Главное в Глебе — он умеет чувствовать политику. Он научил меня чувствовать политику.

Научил ли Павловский ее чутью — вопрос, однако, спорный. Среди проектов Марины Литвинович, которые она вела после ухода из ФЭПа, — ни одной выигранной избирательной кампании, ни одной революции и вообще ничего из того, что в политике принято называть словом «успех». На парламентских выборах 2003 года работала в штабе СПС. Ушла, правда, еще до выборов, зато гордится, что если в начале кампании СПС был вполне системной партией, к моменту ухода Марины у партии — благодаря ей, Марине, — появилась антипутинская риторика. Выборы СПС, правда, все равно проиграл.

Потом возглавляла предвыборный штаб Ирины Хакамады (президентом по итогам выборов 2004 года Хакамада, как известно, не стала), осенью 2005-го на довыборах в Госдуму вела кампанию Виктора Шендеровича (Шендеровича в Госдуму тоже не избрали).

А последние четыре года — не считая «личных» проектов вроде того же сайта «Правда Беслана» (деньги для сайта давал, кстати, Леонид Невзлин) занималась с Гарри Каспаровым делами Объединенного гражданского фронта. Но это тоже уже в прошлом, потому что неделю назад в «Газете.ру» в рамках дискуссии о статье президента Медведева «Россия, вперед!» вышла статья Марины «Большинство перемен», в которой она пыталась доказать соратникам, что если президент по каким-то причинам перешел на модернизационную, почти либеральную риторику, то настоящим либералам следует самим стать тем самым модер­низационным большинством, которое в случае чего не позволит Медведеву от этой риторики (а если будет практика — то и от практики) отказаться.

Пикет за освобождение Светланы Бахминой. Москва, 2008 год

Забавно: Марина, когда я ее об этом спросил, не помнила, что в восьмидесятые с похожими речами — вначале в неформальном «Клубе социальных инициатив», потом в клубе «Перестройка» — выступал тот же самый Глеб Павловский. Он тоже считал, что не цековским и обкомовским коммунистам, а им — неформалам и диссидентам — нужно стать большими перестройщиками, чем сам Горбачев. Чтобы не позволить Горбачеву свернуть с тогда еще не выбранного, а намеченного пути. И о Павловском же — как о том, кто стоит за Марининой статьей, — сегодня говорят ее коллеги из ОГФ (в своем ЖЖ она назвала их бывшими коллегами, сейчас уже не называет, говорит: «Эта фраза написана была в отчаянии, потому что самое тяжелое — получать удар ниже пояса именно от людей, с которыми близко очень общался все это время»).

— После статьи Медведева мне казалось, что всем это понятно — у нас отнимают наше святое, наши лозунги, нашу поддержку. Люди за Медведевым пойдут, а мы где? Останемся у разбитого корыта. Медведев внезапно украл наши лозунги и нашу повестку дня, и когда он начинает в глазах многих людей занимать место оппозиции, я спрашиваю — а где наше место?

Но это ей так кажется — что она права и всем все понятно. Остальным соратникам (еще не совсем бывшим, но из исполнительных директоров ОГФ ее уже выг­нали, теперь она рядовой член фронта, и это, очевидно, тоже не навсегда, просто исключить из ОГФ может только съезд организации) кажется по-другому — ­стенограмму заседания бюро ОГФ, на котором Марину снимали с должности, с удовольствием перепечатывают принадлежащие в том числе и Павловскому пропагандистские интернет-издания. Одному из них он даже дал интервью, которое хочется разодрать на цитаты — «Я — известный политический консультант, а ОГФ — политическое ничтожество»; «И такие люди пытаются чему-то учить — меня, Дмитрия Медведева и Владимира Путина?..» Марина обижается, конечно, — но только на то, что ее обвиняют в предательстве, продажности, циничном расчете. А так к ОГФ у нее и претензий серьезных нет.

— Понимаешь, когда люди очень долго живут в осажденной крепости, у них ощущение, что кругом враги, — говорит она, а про осажденную крепость пояс­няет: — Каспарова травили последние четыре года. Когда прокалывают шины на твоей машине, когда к твоей машине приковывается какой-то м…дак малолетний, когда тебе грабли кидают под ноги, когда в тебя вообще кидаются чем-то — когда каждый раз какая-то провокация. Мы ездили по регионам, и везде — входим в зал, в зале сидят люди, люди пришли пооб­щать­ся. Большой зал, человек на 400, для регионального города это очень неплохо, и в каждом таком зале мы видим, что в конце зала сидят человек двадцать молодых людей, совершенно понятно, зачем пришедших. Человек выходит выступать на трибуну, и он каждый раз не знает, закончит ли он выступление. Все вот эти нападения, постоянные провокации — они делали чудовищные вещи. На самом деле Гарика просто доконали.

Активность кремлевских молодежек действительно кого угодно может довести до паранойи, особенно если это «Гарри — вспыльчивый; вспыхивает, потом остывает. Такая у него натура, связанная, видимо, с шахматной деятельностью — вот эта быстрая реакция ума. Вспышка такая». В принципе, те же самые слова можно сказать и о лимоновской НБП. Марина и говорит: «С НБП та же история. Они тоже живут в осажденной крепости — скольких убили, постоянные аресты, преследования — как с этим жить?»

Но нацболы, в отличие от каспаровцев, ее поддержали, и сам Лимонов тоже поддержал. «Он не говорил о содержании моей статьи, только о неадекватной реакции, которая произошла. Лимонов — он молодец. Он человек последовательный, у него куча негативных черт, но есть смелость и последовательность — это очень важно. Ошибается, иногда несет полную ерунду, но эти два качества позволяют по меньшей мере сторонникам не усомниться в их лидере. Для лидерской организации это очень важно».

ОГФ, считает Марина, организация тоже лидерская — но костюм, который идет НБП, на каспаровцах смотрится нелепо. Создавался ОГФ с другими целями: «Идея была такая — временно отказаться от право-левых различий и сформировать надпартийный гражданский фронт. Левый, правый — неважно. Важно понимать, что на этапе противостояния авторитарному режиму принадлежность к левой или правой идеологии не имеет смысла. Вот когда будут свободные выборы — вот тогда и можно вспоминать наши различия и конкурировать за голо­са избирателей».

Но в результате ОГФ превратился, по словам Марины, в «кружок любителей Каспарова». Ей обидно — она создавала этот фронт вместе с Каспаровым, а теперь ее из организации чуть ли не выгоняют — и это родная организация, а более условные союзники в выражениях совсем не стесняются. «Отлично, что мы не взяли Литвинович в «Солидарность». Когда год назад она дала понять, что «сама не хочет», у меня аж от сердца отлегло», — пишет в блоге сопредседатель движения «Солидарность» Владимир Милов. «Некоторые стоят-стоят на Ленинградке, предлагают-предлагают свою публичную оферту, а в итоге вовсе не факт, что мимо проедет Павловский на лимузине и остановится».

С Миловым Ма­рина соглашалась дебатировать — сначала в студии «Эха Москвы», потом — в клубе «Солидарности». Говорит: «Я вообще такой человек. У меня философское об­разование, и я прекрасно понимаю, что мир несовершенен и люди несовершенны. Я склонна людям все прощать, все понимать, потому что люди слабые, люди ошибаются. Я сама ошибалась ­много раз и святую из себя корчить считаю нечестным».

фотографии: из личного архива М. Литвинович

Пикет нашистов против Литвинович (перед зданием, где проходила презентация независимого расследования теракта в «Норд-Осте»). Воронеж, 2007 год

Но на Гарри Каспарова она все-таки обижена.

— Нет, он действительно вспыльчивый человек, всем известно, что он достаточ­но резкий. Но он же не дурак. И он может прочитать текст и понять, о чем он. Мы говорили с ним сразу после выхода моей статьи — меня удивило непонимание им текста, который я написала, и непо­нимание того, что я говорю. Он сразу перешел к обвинениям и оргвыводам. Для меня это было страшно и странно, потому что он вообще не желает обсуждать… Он мне говорит: «Ты призываешь сотрудничать с властью». А я, как попка заведенный, твержу: «Цитату, цитату?» — «Нет, ты призываешь». — «Цитату, цитату». Где в моем тексте это есть? Я последняя буду, кто призывает сотрудничать с властью.

31 октября она собирается идти к Эдуарду Лимонову на «День несогласных» — это бывшие марши трансформировались в регулярные, 31-го числа (это потому что 31-я статья Конституции гарантирует свободу собраний) каждого длинного месяца стояния у памятника Маяковскому. Я спросил: «А если несогласные будут показывать пальцем и говорить, что Литвинович продалась?» Марина отвечает: «Я готова объяснять. Каждому из сотни людей. Не проблема».

Ей действительно это кажется важным. Она вспоминает, что впервые о «большинстве перемен» (тогда она говорила — «коалиция людей за перемены») она говорила в ОГФ еще летом. Говорила, что «люди хотят перемен, давайте возьмем этот лозунг на броню и с ним пойдем». «Тогда в ответ мне было молчание. К сожалению, мои коллеги то ли не почувствовали, то ли не поняли. Скорее — как и сейчас, — не поняли», — но это, наверное, можно и не добавлять.

Еще, конечно, интересно, что она будет делать дальше. В Кремль не собирается, в ФЭП не собирается, в ИНСОР не собирается и, что, наверное, важнее всего, создавать собственное демократическое движение не собирается тоже. Говорит, что будущее — за «сетевым взаимодействием разных людей, не связанных членством в организациях, не связанных любовью к какому-то лидеру, а просто связанных выражением своей воли, которую власть не сможет игнорировать». Называет успешными примерами таких сетевых взаимодействий освобождение Светланы Бахминой и историю с браконьерской охотой на Алтае, когда только благодаря активности экологов и блогеров по факту охоты возбудили уголовное дело. «Вот чем-то таким хочется заниматься».

Спрашиваю, как она отреагирует, если деньги на новый проект ей даст — ну, не Кремль, конечно, но какой-нибудь бизнесмен, про которого сразу будет понятно, что действует он в интересах Кремля. Говорит, что будет взвешивать все аргументы за и против — в Москве у нее ­много знакомых, и если кто-то попытается использовать ее в своих интересах, она об этом сразу узнает. «Но если мои интересы будут совпадать с интересами Медведева, для меня это не повод жерт­вовать своими интересами». Я подхватил — ну да, мол, статья-то уже сыграла в пользу Медведеву. Марина возражает — не статья, а реакция соратников, и вряд ли кто-то из идеологов Кремля мог это предусмотреть.

Ее обвиняют в предательстве бывшие соратники во главе с Гарри Каспаровым, ее только что не материт политик Милов. Если бы она была журналисткой, ей бы наверняка сказала свое знаменитое «Вон из профессии!» Евгения Альбац. В то же время на прокремлевском «Взгляде» с апо­логией Марины («Каспаров сохранил лицо для США, Литвинович — для России») выступает Максим Кононенко, он же Мистер Паркер; по плечу Марину похлопывает сайт единороссовской «Молодой гвардии»: «На фоне погрязшего в непримиримой маргинальности и оппозиционности Каспарова и его присных г-жа Литвинович выглядит как Горбачев на фоне Брежнева».

И вот, наверное, главный вопрос — не боится ли Марина, что, когда бывшие «свои» тебя из своих рядов выгнали, а «Наши» в широком смысле слова к себе, наоборот, зазывают — не боится ли она, что этим течением ее унесет?