Требуйте невозможного

«iNo pasaran» («Они не пройдут!»)
антифашистский лозунг эпохи
Гражданской войны в Испании (1936-1939) 

Четыре года назад вместе с «Новым издательством» я начал издавать серию «Свободный человек». В ней републикуются книги советских диссидентов, ходившие в самиздате. Первым текстом этой серии стал роман Владимира Буковского «И возвращается ветер…». Эту книгу можно было смело печатать и в серии «Библиотека приключений» — настолько захватывающе в ней рассказывается об опыте частного сопротивления, сражении человека, свято верящего в свою правоту, с бездушной государственной машиной.

Пока мы готовили книгу к печати, я узнал, что инициативная группа решила выдвинуть Буковского в президенты. Затея эта была изначально обречена на провал — хотя бы по формальному признаку: Буковский более десяти лет не был в стране, что законодательно не позволяло ему выдвигать свою кандидатуру. Тем не менее я вошел в эту инициативную группу — это был один из немногих способов вынести из кухни разговор о необходимости перемен. Это был символический жест — мне казалось важным сказать свое частное «хватит» и объединить людей вокруг фигуры человека, своей жизнью доказавшего возможность частного ненасильственного сопротивления и продемонстрировавшего силу внутренней непартийной свободы. Пиком этой акции стал день, когда всем сторонникам Буковского было предложено собраться в Сахаровском центре и поставить свою подпись за его выдвижение. Это очень странное чувство, когда ты стоишь в конце длинной очереди единомышленников. По сути это была молчаливая демонстрация протеста, демонстрация с шариковыми ручками, перевод домашнего диссидентского тоста «за успех нашего безнадежного дела» в режим встречи незнакомых между собой людей. Такой же силы митинг я видел в России 2000-х один раз — стоя в веренице молчаливых людей, пришедших в храм Христа Спасителя проститься с Ельциным.

В книге Буковского есть такой эпизод: весной 1975 года политические заключенные Владимирской тюрьмы объявили начальству вой­ну, после того как те решили изменить правила и отправлять заключенных на тюремные работы. «Естественно, мы отказались. Всех нас по нескольку раз протащили через всевозможные наказания». Зэки объявили голодовку, а затем применили новый метод.

В течение двух следующих лет арестанты обрушивали лавину жалоб на все государственные учреждения. По советским законам все жалобы должны быть учтены, пройти цепочку инстанций — и на каждую должен быть дан ответ. В какой-то момент система перестает справляться с этой лавиной, чиновники используют жалобы для межведомственной войны, статистика сообщает о невиданном росте недовольства, вся область из передовых переходит в отстающие, кого-то увольняют... «А вы все пишете и пишете дальше, портите статистику за новый отчетный период и выбиваете новую комиссию — и так годами».

Как известно, на выборах 2008 года не то что Буковского — никого не выбирали. И как известно, спустя четыре года не выбранный, а назначенный президент Медведев объявил, что следующим президентом станет Путин. Ничего не произошло, я проснулся в той же стране. В этой стране милиционеры убивают людей, здесь нельзя заниматься бизнесом — тебя посадят, здесь страшно лечить детей, здесь нельзя служить в армии. Ну вы сами все знаете. Это давно не Советский Союз, но его ностальгирующий богатый кузен-уродец.

Недавно я разговаривал с другим участником диссидентского движения, замечательным адвокатом Борисом Золотухиным. Он сказал, что тогда было эхо, ощущение, что за твоей подписью в письме протеста стоят десятки тысяч других имен, что когда тебя забирают с митинга в защиту неправедно осужденных — вместе с тобой ведут тысячи твоих единомышленников.

Сперва я сказал, что сейчас такого ощущения нет — нет этого эха, перепосты в фейсбуке вряд ли способны создать это чувство общего тепла и солидарности.

Но 24 сентября в стране все-таки что-то переломилось, люди с пустыми лицами и аплодирующие им ­отделили как-то яростно себя от всех прочих — условно от тех, у кого есть чувство истории и чувство собственного достоинства.

Это ведь все-таки очень странно, что те, кому довелось оказаться во главе страны, так не любят ее и постоянно унижают живущих в ней — если только это не партнеры по дзюдо или не однокурсники по юрфаку. Простите за наивность, но ведь это и правда странно.

Арестанты Владимирской тюрьмы выиграли ту войну, втянули в нее всю бюрократическую систему страны, начальника тюрьмы отправили на пенсию, Москва отступилась от своего при­каза: «Для скольких поколений зэков отстояли мы право не работать в тюрьме, кто знает? Да и добились многих улучшений. А самое главное, боятся нас теперь начальники как огня! И когда новый начальник тюрьмы попытался было опять прижать нас с книгами — всего только несколько дней и проголодали, а уж начальник сдался».

В этом номере — один из примеров ненасильственного сопротивления беспреде­лу властей. Вы найдете здесь несколько заявлений против незаконного осуждения людей, ставших жертвами безликой системы; вне зависимости от того, совершили они преступление или нет, они имеют право на справедливый суд. Мы предлагаем отправить эти заявления чиновникам. Эти случаи выбраны как яркие примеры — подобных им много. И это тоже во многом символическая акция, хотя в данном случае я верю и в ее практический смысл — пересмотр конкретных судебных дел.

Здесь нет цели завалить российскую бюрократическую машину жалобами — но необходимо, чтобы те, кто не ходит в майке «Порву за Путина» и кому обрыдло, что об него вытирают ноги, отзывались на каждое правонарушение, не переставали удивляться, когда их унижают, хранили чувство собственного достоинства — его никто не отменял даже после 20 минут печальной речи не сумевшего ничего совершить президента.

«Мы поняли великую истину, что не винтовка, не танки, не атомная бомба рождают власть, не на них власть держится. Власть — это покорность, это согласие повиноваться, а потому каждый отказавшийся повиноваться насилию уменьшает это насилие ровно на одну двухсотпятидесятимиллионную долю», — пишет Буковский.

Я бы хотел, чтобы мы защищали несправедливо осужденных, держались друг друга, сражались за свои ценности, создавали общее эхо.

Тогда однажды мы проснемся в другой стране, своей, не покупая билет.