Терпимость по-русски
В селе Берново Тверской области, где я родился и где стоит дом моего деда, недавно произошел такой случай. Мужики поехали на грузовике купаться. Как водится, были изрядно выпивши. На ухабе один упал через борт и проломил себе голову. Приятели подняли его в кузов и поехали дальше. На речке, положив дружбана в тенек, принялись отдыхать. Временами проверяли – как он там. Вначале мужик икал, затем притих. Вечером, по дороге домой, его завезли в больницу. Уже мертвого.
Или вот еще. Несколько лет назад на речке Нерской, под Москвой, собрались толкиенисты, человек сто. Решили для уюта костер запалить, но вместо того чтобы насобирать сухих веток, зачем-то принялись пилить толстое дерево. Дерево упало на девочку-хоббита и убило ее. Толкиенисты сбегали в ближайшую деревню за фельдшером и милиционером. Те посмотрели – несчастный случай, пообещали к вечеру прислать машину. Подумали толкиенисты, посоветовались, переправились на другой берег и там продолжили культурно-спортивное мероприятие. Не отменять же – считай, целый год готовились.
Зачем я вам это рассказываю? Дело в том, что о взрыве возле гостиницы «Националь» я узнал лишь поздно вечером, когда случайно увидел выпуск новостей. Днем я проходил в нескольких сотнях метров от места взрыва и ничего не заметил. Все вели себя как обычно – гуляли, делали покупки. В редакции обсуждали снег и пробки на дорогах, из-за которых не проехать. Вечером на концерте Манфреда Манна люди танцевали, пели хором, пили пиво. Ни со сцены, ни в зале никто не сказал о случившемся ни слова. Не позвонила на мобильный жена, не забеспокоилась за городом мама. Ночью я набрал номер телефона коллеги – узнать, что мы собираемся писать о взрыве, – и услышал резонное: а кому это будет через неделю интересно? Попытался возражать, но почти тут же понял: через неделю о шести убитых на Манежной площади забудут все, кроме их родственников и друзей. Забудут, как забывают все. Не потому, что черствые или тупые. Просто так в нашей стране устроен у людей мозг. К смерти и страданиям у нас просто-таки нечеловеческая толерантность. Или терпимость, так по-русски вернее будет.
Ведь где еще, чтобы устрашить врага, жгли собственную столицу вместе с жителями, как при Тохтамыше и Наполеоне? Кто еще шел в атаку с палками вместо ружей, как наши под Москвой и Сталинградом, и какой народ, победив в великой войне, потерял в три раза больше людей, чем те, кого он победил? Возможно ли в другой стране гулять с собачками и детьми в сотне метров от горящего парламента, который обстреливают танки? И как выходит, что большинство людей подозревают во взрывах домов в Москве ФСБ и одновременно голосуют за ее руководителя? Или вот совсем свежий пример. На днях закончили прокладку Северомуйского тоннеля на БАМе. За время его строительства погибло 56 человек. В любой другой стране эта цифра вызвала бы ужас, а тоннель назвали бы дорогой смерти. У нас же без особого удивления констатировали. Ряд этот можно продолжать почти бесконечно.
А потому выходит, что жизнь в России стоит много меньше, и смерть нам не страшна. Ведь и рулетка – русская, и по статистике мы многие годы занимаем одно из первых мест в мире по самоубийствам (а по-честному – так первое, и с отрывом). Не дала баба мужику опохмелиться, мужик схватил вожжи и побежал на березе давиться. А что баба? Да так, мол, ему, паразиту, и надо. Все равно он до пенсии не доживет, по той же статистике.
Посмотрите, что нам по душе. Все погибли, исполняя приказ, но задание выполнили – это правильно, по-нашему, душевно и хорошо. А вот спасать рядового Райана – это какая-то галиматья или пропаганда. Тем более когда Рэмбо кого-то там из плена вопреки приказу командования выручает. И что у них вообще за дурацкий культ мертвых – Арлингтонское кладбище, где все поименно. Могила должна быть одна – Неизвестному Солдату, причем лучше братская.
Почему все у нас так? Да, наверное, мы к Богу ближе. Поэтому и жизнью не дорожим, и к смерти толерантность у нас высокая, то есть терпимость, если по-русски.
