Театр «Недослов»
Как лупят в школах слабослышащих за язык жестов, что можно услышать в театре глухих и что об этом думают слышащие зрители
Актеры театра «Недослов», занятые в спектакле «Осторожно — нежное сердце!»
«Недослов» — театральный проект глухих актеров при Государственном cпециализированном институте искусств. В разгар репетиции в зале стоит тишина. Это немного выбивает из привычной системы координат. Без навыка воспринимать происходящее без звука, понять, что здесь происходит, получается не сразу. Тем не менее атмосфера накалена до предела — на сцене двое. Он пристально смотрит ей в глаза и показывает руками сначала на себя, потом на нее, после чего прикладывает обе руки к сердцу. Все вместе переводится как «я тебя люблю».
Ритм и счет вместо музыки
Диалоговые сцены на репетиции водевиля «Осторожно — нежное сердце!» прогоняют быстро. Куда больше времени отнимает танец, в котором участвуют все семь актеров, занятых в спектакле. Режиссер и балетмейстер Екатерина Мигицко отбивает счет. Глаза артистов следят за ее рукой, как за дирижерской палочкой. Не сразу понимаешь, что на сцене танцуют, не слыша музыки. «Все зависит от чувства ритма, — рассказывает Екатерина. — Некоторые слабослышащие идеально считывают ритм. Бывает, что наш глухой студент дает фору слышащему студенту из Щукинского училища относительно чувства ритма и ритмичности. А те, у кого остается некий процент слуха, надевают по два слуховых аппарата, чтобы почувствовать вибрацию через пол и поймать какие-то отзвуки».
Театральная жизнь
Екатерина Мигицко пришла в Институт искусств из Щукинского училища вслед за Анной Башенковой, главным режиссером «Недослова». За четыре года учебы в «Щуке» Анна стала забывать жестовый язык своих глухих родителей, которые остались дома в Новосибирске. Пока один из преподавателей не рассказал о том, что на задворках Кутузовского проспекта, в бывшей школе марксизма-ленинизма, функционирует единственный вуз в России и в мире, готовящий профессиональных драматических актеров с проблемами слуха. Недолго думая, Анна пошла преподавать туда актерское мастерство.
В 2005 году с дипломным спектаклем своего первого выпуска «Крылья даны всем» Анна отправилась на гастроли в Америку и Канаду. «После полуторамесячного путешествия и головокружительного успеха в Америке мы обнаглели и подумали, а почему бы нам не создать на основе этого спектакля театр, — вспоминает Анна. — Правда, официально мы до сих пор не называем себя театром. Так как у нас нет помещения и мы не можем обеспечить актерам официальные зарплаты (только отдаем им деньги, собранные за билеты), то мы должны называться проектом».
По России «Недослов» тоже ездил — труппа была в Ярославле, Череповце, Вологде, Санкт-Петербурге, Казани и Сочи. Но всякий раз гастроли организовать очень сложно, потому что у труппы нет статуса и, соответственно, нет государственной поддержки. На все запросы серьезные ведомства традиционно отвечают: «Ну, есть же у нас Театр мимики и жеста! Куда еще один?» Еще один, понятное дело, нужен, потому что каждые три года Институт искусств выпускает около десяти новых актеров, которые, как правило, хотят остаться в профессии. Если сравнивать со слышащими актерами, статистика говорит в пользу слабослышащих. «Из моих студентов, которых я выпустила в 2006 году, в театральной области не остались только двое, — говорит Анна. — Если сравнить с моими однокурсниками из «Щуки», то в театре работаю только я одна...»
Перед спектаклем все актеры берутся за руки и на раз-два-три громко кричат: «Ура!»
Тонкости перевода
«Больше всего времени у нас уходит на адаптацию материала, — объясняет Анна. — В нормальных театрах все просто: артист выучил текст и сыграл в меру своего таланта. А у нас текст сначала надо перевести. Вот, например, читаем: «Шаркая ногами, дедушка перешел в другую комнату». Эта фраза слабослышащими вообще не воспринимается! Слабослышащим надо сказать: «Дедушка шел в другую комнату, шаркая ногами». Иначе никто не поймет. По законам построения жестового языка нельзя начинать с причастия. Сначала надо сказать «кто», потом «что сделал», а уж потом «как».
«Самая большая беда — необразованность ребят, которые к нам приходят, — объясняет сурдопереводчик «Недослова» Варвара Ромашкина. — Закончив специализированные школы, они все хоть и читают, но при этом не понимают 80% того, что читают. Прочтет: «Ко-ра-бль». А спросишь, что это, — не знает. Нет ассоциации между понятием и словесной его формой. Это происходит из-за того, что в большинстве школ для слабослышащих учителя говорят ртом, не используя язык жестов. Они считают это вредным, потому что иначе у детей пропадает мотивация учиться говорить голосом. В результате ученики на уроках понимают от силы 10%, и то лишь те, кто сидит на первой-второй парте».
Ребята попадают в Институт искусств с чудовищным балластом за плечами: страх, недоверие, непонимание. Многие из них привыкли, что их стыдятся собственные родители, с которыми у них нет настоящего контакта, потому что те не знают языка жестов. «Однажды я наблюдала сцену в метро, — вспоминает Екатерина. — Два глухих мальчика бегут, радуются чему-то, и веселье это выплескивается в громкие неразборчивые звуки. А их мамаши идут следом с багровыми лицами, оглядываясь по сторонам. Им стыдно, что кто-то услышит и увидит их детей-инвалидов. Одна догоняет сына и начинает яростно его трясти: «Замолчи немедленно!» Вот увидите, она его дотрясет до того, что он будет стыдиться говорить даже на жестовом языке». «В специализированных школах отношение к жестовому языку традиционно предвзятое, — добавляет Варвара. — Во многих за него на переменах лупят по рукам. Зато учат петь голосом, чтобы выпустить «полноценных граждан». Так что открытость и откровенность нашим ученикам несвойственны, несмотря на то что они хотят стать актерами».
Отчасти поэтому здесь учатся дольше, чем в других театральных вузах: два подготовительных года и пять лет основных. На курс набирают не больше десяти человек. Студенческие дипломные спектакли остаются в репертуаре «Недослова». В этом сезоне их три: музыкальное представление для детей и взрослых «Справедливый разбойник», джазовая вариация на тему классического водевиля Владимира Соллогуба «Осторожно — нежное сердце!» и постановка «Крылья даны всем» — пластическая фантазия без слов по мотивам «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха.
«После многочисленных экспериментов мы пришли к выводу, что в своих постановках хотим идти в сторону бессловесности, — говорит Анна Башенкова. — В жестах и во взглядах мы выразительнее. Кроме того, нам очень важно, чтобы спектакли были доступны глухим зрителям, а не оставались диковинкой для слышащих».
Тем не менее именно для слышащей публики в «Недослове» придумали полноценное озвучание спектакля в реальном времени. На сцене играют на жестовом языке, а рядом за столом сидят обычные актеры и синхронно озвучивают каждую реплику, следуя сценарию, — жестового языка они не знают. Получается как дублированный иностранный фильм в кино.
«Здесь понимаешь, что голос — это тот же костюм, — говорит актриса Наталья Омельченко. — Я озвучиваю в спектакле две женские роли. Причем в роли Катеньки у нас сменяется вот уже третья актриса. Часто оказывается, что подобранные интонации новой актрисе совсем не подходят. И я заново пристраиваюсь. Важно уметь «подключиться» к настроению своих героинь. В эмоциональных сценах я даже с ними дышу одновременно, чтобы не упустить их ритм, тогда и нужные интонации рождаются сами».
О спектакле
Анастасия, студентка: «Я предполагала два варианта. Либо это будет очень концептуально и интересно, но на один раз и не затянет. Либо это будет очень вдохновенно, свежо и чисто. Оказалось второе. После спектакля выходить из состояния молчания совсем не хочется — улавливаешь какое-то другое мироощущение».
Пенсионерки: «А актеры-то глухие оказывается… Что еще в ЦСО могли предложить! Лучше бы погулять пошли».
Марина, студентка актерского факультета: «Меня это потрясло. Мы все время за что-то прячемся, а здесь — душа нараспашку».
