Таял прошлогодний снег

Иллюстрация: Дарья Рычкова

С началом марта пришла внезапная оттепель. Я брела по грязно-снежной каше и озирала изменившийся в одночасье городской пейзаж. Сугробы осели. Все твердое под ногами стало жидким, все шершавое — скользким, все белое — серым, коричневым и черным. Машины, рассекавшие течение проезжей части, напоминали гоночные глиссеры. Прохожие балансировали на скользких островках. День обещал приключения.

Зимой моя московская знакомая с недоумением спросила меня:

— Почему в Перми не убирают снег?

— На проезжей части убирают, — ответила я.

— А въезды во дворы? А все остальное? — продолжала недоумевать она.

Ответ простой. Еще в годы перестройки тогдашний городской голова сказал прямо: «А че его убирать, он весной сам растает!» Следующие городские головы не говорили ничего, но лозунга этого придерживались неукоснительно. Весной снег начинал бурно таять, и город превращался в экстремальный аттракцион.

Передвижение по Перми во время оттепели развивает у человека внимание и осторожность, устойчивость канатоходца и некоторые способности ясновидца. Надо внимательно следить за движением транспорта, чтобы не попасть в зону брызг, одновременно смотреть под ноги, проходить по узким ледяным дорожкам и предчувствовать глубину мутных луж, в которые вступаешь. Человек должен всесторонне развиваться, и ему для этого создают все условия.

У светофора возле пермской ярмарки одна женщина ухватила другую за рукав и сказала:

— Отойдите подальше.

Та отступила назад, и тут же на место, где она стояла, обрушились грязные брызги от прошедшего грузовика.

— Cпасибо, — улыбнулась спасенная своей спасительнице. Спасительница кивнула и тоже улыбнулась.

В начале улицы Дружбы я услышала, как пожилая женщина предупредила молодую семью с ребенком:

— Не ходите по этой стороне, там воды метров двести.

При этом в ее голосе звучали противоречивые чувства: злость по поводу творящегося безобразия и удовлетворение от данного доброго совета.

— Двести метров? — впечатлился ребенок. — В глубину?

— Слава богу, не в глубину. Не хватало еще, чтоб в глубину.

Ребенок был разочарован. Его мама поблагодарила старушку и потянула его за руку на другую сторону улицы. Следом двинулись и все те, кто шел рядом и услышал предупреждение.

Свердловский район ничем не отличался от Мотовилихи — грязное месиво мокрого снега, ямы и колдобины. Во дворе на Чернышевского безнадежно буксовала машина — одна из сотен машин, буксующих в эту минуту в городе. Ее толкали двое, с отчаянным упорством и презрением к грязи. Так могли толкать только пассажиры этой машины, опаздывающие на какую-то важную встречу. Четырехлетний сын моих знакомых посмотрел на них и деловито сказал: «Пойду помогу мужикам». И пошел бы, но бабушка виртуозно увлекла его каким-то другим, не менее важным делом.

Потом к пассажирам присоединился третий прохожий, и машина нехотя вылезла из колдобины. И тут выяснилось, что пассажиры вовсе не пассажиры. Водитель радостно просигналил, трое в заляпанных куртках помахали ему руками и пошли каждый своей дорогой, отряхивая ладони.

Эстафета маленьких, незначительных добрых дел, слов и благодарности за них передавалась и передавалась. Мои земляки, слывущие среди иногородних черствым народом, словно наверстывали упущенное. Ни в какой другой день, ни в каких других погодных условиях я не видела такого массового проявления заботы незнакомых людей друг о друге.

В Мотовилихе я балансировала на ледяном скате трамвайно-автобусной остановки на бульваре Гагарина, не слыша трезвона подходившего трамвая. Какой-то мужчина вытащил меня за локоть на ровное место, пояснив: «Как-то вы опасно стояли». А потом я передала эстафету дальше, показав брод через улицу Куйбышева миниатюрной женщине с мокрой собачкой на руках.

В конце дня в том самом месте, где «воды метров двести», я заметила двух подростков. В одинаковых джинсах, черных куртках и черных шапках. При этом один подросток нес на руках другого. Приглядевшись, я увидела, что несомый — девушка. Ее сапоги на каблуках неловко висели носками внутрь. Она крепко обнимала несущего за шею, а он ступал по щиколотку в потоке. Его лицо не выражало ни бравады, ни довольства собой за свой героизм — только тихое, застенчивое счастье.

Я подумала, что такие дни нам необходимы. Это отличный способ заставить суровых пермяков проявить свою глубоко скрытую натуру — отзывчивую и благодарную. Городские власти, экономящие на уборке снега, оказывается, помогают людям быть лучше. Но сами они об этом, конечно, не догадываются.