Атлас
Войти  

Также по теме

Татьяна Друбич и Ингеборга Дапкунайте

Актрисы Ингеборга Дапкунайте и Татьяна Друбич провели аукцион «Современные художники в пользу Первого московского хосписа». От продажи картин Дмитрия Гутова, Владимира Дубосарского, Константина Звездочетова и других художников было собрано 150 тысяч евро в помощь учреждению, помогающему безнадежно больным людям. Актрисы приехали в Первый московский хоспис и поговорили о том, зачем они этим занимаются


  • 3229

Фотография: Иннокентий Некачалов

Ингеборга Дапкунайте: Я живу-живу — вдруг кто-то в моей семье заболевает. И в этот момент все меняется. И самое главное —меняется мой взгляд на жизнь. Никто никогда не может сказать, сколько точно осталось жить человеку. Но если ставится определенный диагноз, очень хочется, чтобы путь к концу был как можно менее болезненным.

Татьяна Друбич: Я знакома с врачом, который создал первый в России хоспис в Санкт-Петербурге, — Андреем Гнездиловым. Уникальный человек, принявший недавно сан священника. Он использовал английский принцип организации: например, пациенты должны размещаться только на первом этаже с возможностью выхода-выезда на ежедневную прогулку. Хосписы — это вообще английское изобретение.

В Москве каждый год умирают от рака более 20 тысяч человек. В мире после инфаркта это вторая причина смертности, а у нас мало хосписов.

Везде в мире хосписы существуют на благотворительные пожертвования — это общепринято. Они есть даже в Голландии, где как будто разрешена эвтаназия, о которой весь мир спорит и не может договориться. Хоспис же — альтернатива эвтаназии.

Есть такая Всемирная организация здравоохранения. Они подсчитали, что при каждом человеке, болеющем раком, есть 11—12 человек, которые нуждаются в помощи хосписа: растерянные беспомощные родственники, измученные друзья, которые никак к этому не готовы. У заболевшего человека срабатывает какая-то особая защита организма, связанная с самоуспокоением. После его смерти близкие будут жить с чувством вины, с чувством невыполненного долга, с канцерофобией (страхом заболеть раком), депрессией. И им очень нужна помощь хосписа.

В Советском Союзе было страшное недоверие к благотворительности. И сейчас как был совок, так и остался. Тотальная подозрительность, недоверие к тому, кто хочет просто помочь, без всяких дивидендов. Я о налогах на благотворительность: дали бы зеленый коридор — было бы гораздо проще и легче тем, кто хочет помочь.

Я знаю вроде нормальных приличных людей, которые говорят: «Мы не занимаемся благотворительностью. Это неправильно, это развращает тех, кому ­помо­гаешь». Помогать — не для всех естественное желание или даже свойство. И не стоит этого стесняться. Не хочется — не надо.

Вопрос о помощи очень сложный. Надо ясно понимать, кому помочь, кого просто поддержать, а кому в этом отказать. Меня этому научила жизнь.

Ингеборга Дапкунайте: Наша цель — помочь хоспису. Мне бы хотелось, чтобы нам помогали помогать.

Татьяна Друбич: Не меньше денег важно и человеческое отношение тех, кто помогает. И не боится тратить нервы, силы и время… Вот Таня Арно. Навещала в хосписе мальчика — он мало кого к себе подпускал, а ее сразу принял. Она ему понравилась. У мальчика огромная опухоль головы, которую он стыдился и прятал, обматывая полотенцем. Таня привезла ему толстовку с капюшоном. Почему эта мысль не пришла никому раньше?! А в этой толстовке мальчик смог свободно гулять и чувствовать себя полноценным. Казалось бы, мелочь, но так проявилась Танина чуткость.

В одном университете подсчитали, что волонтеры, работники благотворительных учреждений, по статистике, самые счастливые люди. Значит, и те, кто помогает им, становится счастливее.

 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter