Татьяна Черникова: «Если бы меня спросили, я бы посоветовала заканчивать курс истории на 1985 годе»

О включении современной истории в учебник

Я считаю, что современность — это не история, потому что для создания объективной картины необходимо иметь доступ ко всем источникам, отражающим эпоху, но эта база для новейшего периода сильно ограниченна, кроме того, еще живы люди, которые заинтересованы в определенном освещении различных вопросов. Поэтому я бы отнесла эту тему не к истории, а к политологии и социологии, а школьники, на мой взгляд, в это втянуты ни в коем случае быть не должны. Если бы меня спросили, когда заканчивать курс истории, я бы посоветовала остановиться на 1985 годе.

О преподавании современной истории в школе

Девятиклассник в силу возраста просто не имеет опыта, чтобы осмыслить процессы современной истории. Я преподавала в школе параллельно с институтом и знаю, что ребятам и скучно, и сложно изучать современную историю. Лучше это оставить на 10–11-й класс, а еще лучше — студентам, которые уже имеют жизненный и интеллектуальный опыт.

О преподавании истории периода правления Сталина

Сталинизм — достаточно сложный вопрос. Есть два взгляда на него. Согласно одному — в эту эпоху произошли гигантские необоснованные репрессии, из-за чего народ и страна очень сильно пострадали. Другая точка зрения рассматривает технические, индустриальные и военные достижения. Для подхода к решению этого вопроса очень важно, какой критерий ценностей вы выбираете: человеческий, экономический или другой — отсюда и разные оценки. Поэтому сложно выработать взвешенное мнение по этой теме.

Историю нельзя подавать безоценочно, потому что история — это не перечень фактов, это прежде всего анализ прошлого — должны быть выявлены причины событий, рассмотрена суть, содержание, итоги. Школьник не столько факты должен знать, сколько уметь их анализировать, тогда в школьном предмете истории есть какой-то смысл. Пустое знание фактов — ни уму ни сердцу».

О формулировке «принуждение к миру» применительно к событиям августа 2008-го

Эта формулировка — самая политкорректная из существующих в нашей официальной политической лексике, поэтому концепция совершенно, я думаю, правильно копирует дипломатическую оценку. В этом смысле учебник просто идет по пятам официальных документов.

О диссидентах

Это трудный вопрос, но его трудность связана не с отсутствием фактов или источников, а с тем, что для массового гражданина диссиденты не были героям и до сих воспринимаются в некотором смысле как юродивые, которые хоть боролись за правду, но до сих пор не оценены и не до конца поняты. Кроме того, на мой взгляд, диссиденты оказали довольно незначительное воздействие на советское общество, в отличие, скажем, от аналогичных явлений в Чехословакии и Польше.

О том, что в новом учебнике расскажут о Кобзоне, но пропустят Ростроповича

С моей точки зрения, разработчики концепции не правы. Ростропович — классический музыкант с мировым именем, он вошел в историю всемирной культуры, и его оттуда никак не выкинуть, в то время как Кобзон, при всем моем к нему уважении, фигура нашего масштаба, нашей страны, но не более того. Поэтому, если мы затрагиваем вопросы культуры, в концепции должен присутствовать и тот и другой.