Таким образом

«В Строгановке мы писали копии в Музее Андрея Рублева, копировали фрески в Ярославле, Ферапонтово. Но пышность православных храмов меня не слишком привлекала, иногда даже отталкивала. Потом мы с мужем, скульптором Сергеем Антоновым, познакомились с отцом Александром Менем, и эстетические вещи перестали быть важными. 

Когда настоятель Андреевского монастыря пригласил нас с Сергеем расписывать надвратный храм, у него был совершенно другой замысел, но он нам поверил, и я ему очень благодарна. Иногда мне говорят, что Андреевский храм неканоничный. Но там нет ни одной неканоничной иконы. Канон — это набор требований к определенному сюжету, но его рамки очень подвижные. При этом к иконе не меньше требований, чем к живописи. Наоборот, нужен изысканнейший, выверенный рисунок, безупречная композиция.

Мы с мужем стараемся делать храм целиком. Сергей выполняет скульптурные работы, резьбу, а я пишу кисточкой. Конечно, я пользуюсь образцами, но главное — Евангелие. В нем есть абсолютная уникальность тона, тайна недосказанности, которая предполагает домысливание. Поэтому прежде всего мы думаем о том, чтобы не было ощущения, что Евангелие — это одно, на стенах — другое, а поют что-то третье».

«Очень сложно сформулировать критерии качества иконы, но всегда чувствуется, когда человек просто перерисовывает образец, а когда пишет авторскую вещь, которая вбирает и двухтысячелетнюю традицию, и его сегодняшний взгляд. Сейчас нет мейнстрима, все равноценно. Главное — сила воздействия на зрителя, потому что большинство в погоне за достоверностью уничтожают образ. Сейчас в моде увлечение XVII–XVIII веками с мелкими деталировками, которые расфокусируют внимание и разрушают впечатление. Образ тонет в орнаменте и декоративности. Мне ближе, когда все спокойно — и по композиции, и по цветовой гамме, и по духовному заряду. Хороших, по-настоящему талантливых мастеров в любое время мало. На свой вкус я могла бы назвать Ирину Зарон и Сергея Антонова, Андрея и Филиппа Давыдовых, Анатолия ­Эйтенейера и мозаичиста Александра Корноухова.

Когда я бываю на выставках, часто думаю, что работа с современными материалами и технологиями могла бы пригодиться иконописцу. Новым реалиям необходим новый язык для анализа, новые критерии отбора, институции нового формата. Конечно, церковное искусство более традиционно и по технологиям, и по сюжетам. Но ведь мы строим бетонные храмы, распечатываем иконы на разнообразных печатных машинах, мы скоро будем молиться, используя айпэд вместо молитвослова. К тому же сейчас пишутся иконы с сюжетами, которых еще нигде не было».