Когда летом в МХТ сначала объявили премьеру спектакля «Изображая жертву», потом вроде бы отменили, но в итоге все-таки сыграли раза три, не называя премьерой, спекулянты взвинтили цены на билеты до каких-то совсем уже бессовестных цифр. Если на афише написано имя Серебренникова, а рядом еще имена драматургов братьев Пресняковых, то спекулянт, стоящий рядом с такой афишей, точно знает: это доходное место. Женщина в кассе может отдыхать.
«Изображая жертву» будут играть в МХТ на малой сцене, а на основной, куда попасть проще, можно тем временем увидеть горьковских «Мещан», которых Серебренников поставил в прошлом сезоне.
Я тогда почему-то запомнил, как на премьерные поклоны Серебренников выскочил в почти классическом черном костюме и в ярких кроссовках. Может, потому, что сами «Мещане» были ровно в том же стиле – как будто на одной сцене разом оказались старый МХАТ (в лице Андрея Мягкова и Аллы Покровской) и новый театр, на который люди лет 20-30 ходят смотреть в Нижний Таганский тупик, где Центр драматургии и режиссуры показывает пьесы про shopping & fucking. Из тупика – популярного, но все же в узком кругу – Серебренников выбрался стремительно и ловко.
Года четыре назад, когда Кирилл Серебренников еще работал в Ростове-на-Дону, а братья-филологи Пресняковы преподавали в Екатеринбургском университете, об этих талантах в Москве не знал почти никто. Чуть позже театральные люди, ездившие на Урал, рассказывали в качестве анекдота, что есть там такие смешные братья, пишут дикие пьесы и ставят их в театре имени Кристины Орбакайте. К тому времени в Москве уже начали показывать образцы британской новой драмы, говоря: вот что смотрят в Европе, вот самая актуальная вещь. Российские драматурги, которые до этого даже сами себе казались партизанами, воспряли. Выяснилось, что новая драма у нас тоже есть, хоть и мало кто понимает, как ее ставить. Серебренников показал, как, сделав «Пластилин» по пьесе Василия Сигарева про невыносимую жизнь и мучительную смерть уральского подростка.
В двух словах: его рецепт состоит в прямом, без переходов и нюансов, соединении далеких друг от друга вещей: иронии и пафоса, чернухи и глянца, подзаборного мата и красивостей в духе Виктюка. Внимательный к моде человек, он быстрее других сообразил, что и в театре давно пора носить кроссовки с костюмом.
После «Пластилина» Серебренников говорил, что будет работать только с новой драмой. Поставил в Театре им. Пушкина «Откровенные полароидные снимки», знаменитые, в частности, сценой гомосексуального акта с трупом. Потом – во МХАТе «Терроризм» по пьесе Пресняковых. Но в его резюме есть уже несколько названий, не имеющих отношения к современной драматургии: «Сладкоголосая птица юности» в «Современнике», «Демон» специально для Меньшикова и мхатовские «Мещане». Хотя если надо поставить пьесу Пресняковых, герой которой изображает жертву в следственных экспериментах, первым делом зовут, конечно, Серебренникова. Это вам подтвердит любой мхатовский спекулянт.