Свержение очков

“А может, попробуем без них?» – сказал доктор и посмотрел на меня мягким взглядом. Теперь-то я понимаю, что не глазник он никакой, а самый настоящий психолог. Когда полжизни носишь очки, тебе начинает казаться, что ты в них родился. Очки становятся не автономным вспомогательным элементом, а частью тела. Они неотделимы от организма, ну как, скажем, ухо или палец на руке. И как вы будете реагировать, когда вам предложат добровольно оттяпать палец? Я удивленно вскинул брови: «То есть как это... совсем без?..» – «Ну да, поставим линзочки, а очки в очечник – и на полку». «Это бунт» – подумал я.

Мои первые очки я надел лет в десять. Хотя правильнее будет сказать, на меня надели. Они были абсолютно круглые, с оправой отвратительного ядовито-синего цвета. Купили мы их с папой где-то недалеко от Арбата, в магазине, где помимо оптики почему-то (время, что ли, было такое) размещался автомобильный салон. Помню, что мне было ужасно стыдно и неудобно носить на носу эту неуклюжесть. «Очень красиво, – сказала мама, – прямо как у Джона Леннона». «Плевал я на Джона Леннона», – мысленно огрызнулся я и с тех пор никогда не слушал «Битлз». В школе в первые дни на меня весь класс показывал пальцем. Эта реакция была предсказуемой, но от этого не менее отвратительной. Особенно обидно было то, что даже лучшие друзья, пусть хоть и по разику, да назвали меня очкариком или, еще хуже, «очкарик-в-попе-шарик». Сейчас смешно, а тогда мне было не до шуток.

Сколько пар за десять лет успело пересидеть на моем носу, обнимая каждый божий день своими длинными дужками мои уши? Не помню. Пять, шесть, а может быть, и восемь. Драки, любовь погонять на улице мяч и, мягко говоря, небрежное отношение делали свое дело: стекла бились, иногда бурно, разлетаясь фонтаном бриллиантов в разные стороны, иногда лаконично, безапелляционной трещиной поперек. Оправы гнулись и ломались, а винтики, эти ювелирные винтики, к которым так сложно найти малюсенькую отверточку, безнадежно терялись. Некоторые уже использованные оправы я не выбрасывал, а складывал в ящик стола. На память. Эх, ностальгия! Черная роговая, ужасно неудобная: все время на кончик носа съезжала. Она мне помогала смотреть ноты в музыкальной школе на занятиях или в большом зале на последнем этаже ДК им. Зуева, куда я ходил по вечерам играть в местном духовом оркестре. Овальная, с золотистым отблеском. Это первая любовь, это первый поцелуй.

Очки заметно повышали ко мне уважение педагогов как в школе, так и в институте. С помощью очков (как я сейчас начинаю понимать, именно они служили решающим фактором) я с легкостью входил в доверие к родителям моих друзей-хулиганов. Стоит ли говорить, что мы этим пользовались. Перед отбытием на очередную пьянку друг спрашивал разрешения у своих родителей. «А с кем ты туда пойдешь?» – с тревогой в голосе интересовалась мама. «С Ваней», – отвечал ей сын. И материнское сердце мгновенно таяло: ребенок идет в благопристойную компанию. Как они заблуждались!

У нас обычно как: если в очках – значит, умный. Самое страшное обвинение – «А еще очки надел!» Лояльное восприятие – «Человек интеллигентный, в очках». Но самую загадочную фразу по поводу очков я услышал от своего школьного учителя английского, Ивана Иосифовича, который произнес ее совершенно неожиданно прямо посреди занятия, посмотрев на меня. «У кого четыре глаза, тот похож на водолаза», – сказал этот вполне адекватный пожилой человек. Сказал, поправляя очки на своем носу. До сих пор не могу понять, к чему это относилось.

Все в прошлом. Нельзя останавливаться. Доктор уговорил, и теперь проволочную конструкцию мне заменят две трепетные пленочки. Я думаю, так надо.

На следующий день я, как всегда, встретился со своими друзьями. «Когда ты без очков, мне хочется плакать», – пошутил один из них, пожимая мне руку.