Страх.com

Иллюстрация: Дарья Рычкова

Бывает, мне с раздражением говорят: «Да что ты в этом понимаешь?!» И вот я уже дрожу от нетерпения. В ответ у меня всегда готова история о том, как в 17 лет я работал сборщиком ригелей на «Сибирской ярмарке». Тут меня обычно миролюбиво уже спрашивают: «А что это — ригель?» И тогда я, довольный собой, отвечаю, что ригель — основа материального мира. Судьба выстраивается с проворством коммерческого ларька — ригель идеи цепляется за ригель события, пустоты заполняют страхи.

Половину жизни я подавал инженерские надежды и довольно много работал руками. Для разминки занял призовое место на районном конкурсе электромонтеров и получил в награду сувенирное радио. А спустя год — надо же было такому случиться — наш класс отправили на завод низковольтной аппаратуры собирать схематически схожие трехпрограммники. Мы с ребятами все быстро освоились и уже на третий рабочий день начали обманом получать ледяное молоко — очень уж убедительно рассказывали тетеньке в столовке, что работаем в секретном прокатном цехе и «нам положено за вредность». Безоблачную атмосферу общественно полезного труда испортила соседка по конвейеру — протирщица громкоговорителей. Бесцветная женщина, каждое утро с четкостью автомата освобождающая руки от колец и браслета, как-то сказала нам: «Я так рада, что есть теперь кому перехватить трудовую эстафету, — сама-то я 25 лет здесь вкалываю…» Я расчувствовался и в одночасье перестал быть прилежным, пристрастился опаздывать, а потом начал и вовсе прогуливать работу. Мастеру я объяснил, что панически боюсь однообразия. Дескать, это такая разновидность клаустрофобии.

Позднее мне выпала строительная карта. Нас оказалось три волонтера — мы успешно отбрыкались от сельскохозяйственной экспедиции, но не избежали стройбата. Оказалось, лить полы и даже шлифовать украшенные цветным стеклом коридоры совсем не сложно. Гораздо труднее настроиться на одну волну с приютившей нас бригадой. Мы научились заправски сооружать самокрутки и прикуривать от плитки, освоили дерзкий строительный сленг, плечом к плечу разгрузили КамАЗ с цементом. Однажды бригадир допустил нас до святая святых. Трое шабашников поведали студентам жуткий секрет о том, что они уже несколько лет мечтают получить 13-ю зарплату, скинуться, купить горбатого «москвича» и отправиться путешествовать по стране. Я отодвинул свой чифирь из чая «со слоном» и брякнул, что боюсь невыполнимых планов. Больше на разговор нас строители не приглашали. Практика как-то незаметно подошла к концу.

Успешно сдав первую сессию, я пришел по объявлению на радио. Искали менеджеров в рекламный отдел. Меня, неопытного, провалили, но приняли на испытательный срок ночным диджеем. Мне объяснили, как пользоваться всей этой кухней — двумя CD-проигрывателями, карманом с MD, компьютером с джинглами и внушительным пультом. Работа была непыльная: нужно было «мешать» песенки, выводить заставки и изредка отвечать на вопросы слушателей. Почитатели оказались двух типов. Одни безапелляционно заявляли из телефонной трубки: «Братан, у нас нормально с водкой, но скучно. Приезжай». Другие игриво намекали: «Если ты захватишь вина и прямо сейчас приедешь ко мне, у нас обязательно что-нибудь получится — у тебя приятный голос!» Через два месяца я уволился. Сказал боссу, что боюсь этих телефонных чужаков.

В тот же год я взялся вести в гимназии спецкурс по истории музыки. Аудитория ко мне ходила разношерстная — от пионеров до балбесов. По-настоящему музыкой интересовались именно балбесы: они и играть ее пробовали, и с допингами уже экспериментировали вовсю, но меня слушали вполуха. Зато прописавшийся на первой парте чистенький очкастый паренек прилежно конспектировал каждое мое слово. И вот после одухотворенной лекции о классике панка — от The Stooges и New York Dolls до Sex Pistols — талантливый физик (так мне его охарактеризовала учительница), сын инструменталиста из оркестра Гусева (так мне его описали балбесы) вышел на авансцену. Он протянул мне пустую кассету и произнес: «Пожалуйста, запишите вот этих, которые «Anarchy in the UK» поют». Я схватился за коробку и почувствовал пальцем шероховатость банкноты. Гений естественных наук стыдливо залепетал: «Только не отказывайтесь, я знаю, как трудно живут студенты…» Просьбу я выполнил, деньги честно спустил на алкоголь.

Весной я без сожаления расстался с преподавательской подработкой. Возможно, я никогда бы о ней и не вспомнил, если бы однажды уже в качестве журналиста не оказался за сценой на концерте «Гражданской обороны». Пока в зале резали «Про дурачка», мы с неприметным волосатым пареньком попивали не нам приготовленное пиво и болтали о рок-н-ролле. Вдруг мой случайный попутчик заявил: «Хорошо, что ты тогда записал мне Sex Pistols». Меня как током дернуло. Окончания концерта я не дождался — поспешил домой. Всю ночь меня мучили угрызения совести: не испортил ли я физику карьеру. Оказалось, я очень боюсь ответственности.

К утру я решил, что должен реабилитироваться — написать серию хороших статей о джазе, вписаться в общество успешных, аккуратно стриженных людей, перестать метаться между НИИ измерительных приборов и газетой, прийти, наконец, на концерт Летова, как все нормальные люди, через кассу. За 10 лет мне многое удалось. Не вышло только расправиться со страхами и сходить на концерт.