Старость нового поколения

В свои тридцать три года Михаил Косолапов подумывает уйти из судостроительного бизнеса и переключиться на элитные дома для престарелых. В детстве Михаил Косолапов жил в квартире с мамой, папой, бабушкой и дедушкой. Дедушка давно умер. За бабушкой сейчас ухаживает мама, Михаил иногда помогает. «Когда я задумался о том, что должен вырастить сына, посадить дерево и построить дом, я решил, что лучше построить именно такой дом вместо коттеджа на Рублевке». Михаил Косолапов говорит, что отдал бы своих родителей в один из таких домов.

— Я много работаю. Я вижу своих родителей один-два раза в неделю. Но в те места, которые есть сейчас, живых людей отдавать страшно.

По задумке это будут три трехэтажных особняка в двадцати километрах от Москвы. В каждом по восемьдесят двухместных номеров трехзвездочного уровня, круглосуточная медицинская помощь, санитары, массовики-затейники. Проживание, по предварительным расчетам, обойдется в $1000—1500 в месяц. Это не благотворительность, а бизнес — по мнению Михаила Косолапова, очень перспективный.

— Категория пожилых людей сейчас растет. Кока-колы ты будешь продавать столько же, сколько продавал. А спрос на эти услуги, он будет расти. То есть бизнес прибыльней. Москва — это большое европейское государство. Здесь достаточное количество людей мидл-класса, которые будут готовы обеспечивать своих родителей — либо потому, что хотят им добра, либо потому, что, к сожалению, им выгодно платить за них деньги, которые окупятся благодаря освободившейся квартире. В любом случае в Москве на несколько таких домов вполне должно хватить людей.

Так думает не только Михаил Косолапов. В ближайшие три года в Москве должно появиться около двадцати домов нового типа. В некоторых из них за проживание придется платить ежемесячно, в других можно будет поселиться, отдав собственную квартиру. Расчет прост: за избавление от чувства вины за желание сдать родственника в дом престарелых человек готов заплатить любые деньги. А пожилые люди вместо изнуренных, замотанных детей или внуков получают хорошо оплачиваемых эрзац-родственников, которые за ними ухаживают, ходят в магазин, читают с ними книжки, выслушивают их рассказы и меряют им давление. Одинокие люди выигрывают еще больше, ведь бытовые условия в этих домах обычно куда лучше, чем те, которые пожилой человек сам может обеспечить у себя дома.

КРАСИВАЯ ЖИЗНЬ

На буклете нового «элитного клубного дома для людей почтенного возраста», строящегося в Москве, изображены две смеющиеся старушки в голубых рубашках, за чашкой кофе; за окном то ли море, то ли озеро. Загорелая смеющаяся старушка и старик в розовой майке поло, который целует ее в нос. Старик в трусах, белой шляпе, с бокалом вина, в джакузи. Старик с мальчиком, пьющие молочный коктейль в баре. Старушка в тельняшке, с полным ртом белых зубов и ярко-красным яблоком в руке. И почему-то два круассана, две чашки кофе, два стакана апельсинового сока. Иными словами, иностранщина. И подпись: «Мы рады предложить вам принципиально новый комплексный уход за людьми почтенного возраста, дарящий вам спокойствие и уверенность за своих родных и близких, а им — комфортную и полноценную жизнь».

Исследования, которые производила компания «СоцПенсионИнвест» совместно с компанией «Вилла Гранд» — они и будут осуществлять строительство «элитного клубного дома для людей почтенного возраста», — показали, что 23% населения Москвы готовы сдать своих родственников в подобные заведения, при условии что им будет там комфортно и за ними будет вестись постоянное медицинское наблюдение. Стоимость этой услуги в строящемся доме сейчас рассчитывают два специально нанятых для этого юриста и риелтор.

«Ко мне уже обращались люди из ЛУКОЙЛа и Газпрома, которые были бы рады поместить в наш дом своих мам», — рассказывает Феликс Рапопорт, владелец компании «Вилла Гранд», австралийский украинец, эмигрировавший из Минска 35 лет назад. В Австралии Феликс Рапопорт четыре года работал врачом в одном из подобных «элитных домов», а потом стал открывать такие дома сам. Один за одним. В Новой Зеландии, Израиле и вот теперь в России. Планируется, что таких домов будет в Москве восемь, по одному на каждый административный округ. Первый дом уже начали строить в Ясеневе. Феликс Рапопорт объясняет, почему эти «элитные дома» удобны: «Вот я в посольстве встретил человека, который в Англии теряет контракт на 175 000 долларов в год, из-за того что у него мама больна. Это же глупо. А опыт с сиделками очень плохой. Во-первых, они все непрофессиональные в основном. Во-вторых, если помощь нужна круглосуточно — это получается по три сиделки в день, по восемь часов. А если одна заболела?»

ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ

Первые дома престарелых нового типа появились около 15 лет назад в американском штате Орегон. Называются они Assisted living facilities — места, где «жить помогают». Отличий от обычного дома престарелых несколько. Во-первых, переселяются туда не тогда, когда становятся совсем дряхлыми и немощными, а скорее на стадии планирования, в расчете на годы комфортабельного существования с посторонней помощью по необходимости. Обычные дома престарелых американцам оплачивала страховка, в новые же места люди вселялись, например, продав дом и купив квартиру в комплексе для престарелых. Во-вторых, в отличие от обычных домов престарелых, которые по своей сути являлись медицинскими учреждениями (а их владельцами, соответственно, были больницы), новые комплексы принадлежат гостиничным сетям типа Marriott, частным лицам или компаниям, никогда не имевшим отношения к медицине.

Новые комплексы, как правило, являли собой большие здания, состоящие из квартир, которые в российской провинции называются «гостинка»- такая недоквартира с санузлом, но без кухни (или с маленькой кухней). При этом они часто бывают оборудованы всякими больничными устройствами типа кислорода в стене, специальной кровати, «тревожной кнопки».

Американское население стремительно стареет. Следовательно, и бизнес assisted living развивается там с неимоверной скоростью — даже один из крупнейших корпоративных финансовых скандалов последних лет разразился именно в этой области. Теперь в гонку вступает Россия. Собственно говоря, уже вступила. В Москве такие дома уже есть.

ОПЫТ ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ

Алексей Алексеевич — слепой. Ему 78 лет. Два года назад, посоветовавшись с женой, Алексей Алексеевич отдал свою двухкомнатную квартиру в Чертанове государству и вместе с женой переехал жить в однокомнатную квартиру социального дома в Марьино.

— Я счастлив здесь. Здесь настоящий коммунизм. Не этот товарищ Брежнев и вся его шушера. А настоящий. Я тридцать лет был в партии, но это совсем не то. Квартплату мы не платим, надбавку к пенсии 700 рублей имеем. Отношение к нам клевое. Мы сына за пятнадцать лет несколько раз всего видели. А тут два дня не выходим, нам уже звонят. На день рождения — подарочек. Медицинское обслуживание круглосуточно. Ну я не знаю, что сказать, просто все здесь хорошо.

Сейчас в Москве четыре социальных дома. Пятый социальный дом откроется в сентябре в Зеленограде — этот рекламирует «повышенную комфортность». Все они курируются Московским департаментом социальной защиты и все работают по одной и той же схеме. Самый обычный панельный дом с однокомнатными и двухкомнатными квартирами. На десяти этажах этого дома не встретишь ни одного человека моложе шестидесяти лет. По стенке идет старушка с авоськой. Из магазина. Вдоль коридора двери, скорее похожие на двери в класс, чем в отдельные квартиры. Все квартиры однотипные. Даже мебель и вещи, которые сюда привезли с собой жильцы, выглядят и расставлены одинаково. На полу старый ковер, на стене старый ковер, у стены чешская стенка, по несколько чайных сервизов, продавленные кресла. На кухонном столе вязаная салфетка, старые газеты и почему-то всегда протухшие фрукты. Старики, которые сидят в этих креслах, всегда в старых выцветших халатах с носовым платком в рукаве.

Рядом со входом в ванную — кнопка для вызова медсестры. Чаще всего плохо становится именно после ванны. Дотянуться до кнопки можно даже лежа на полу. На первом этаже круглосуточный медицинский кабинет, зимний сад, в котором никогда никого нет, актовый зал, платная столовая, прачечная, парикмахерская, которая закрыта до 1 сентября, потому что студенты, которые в ней подрабатывали, на каникулах, аптечный киоск, который так с открытия дома и не заработал. Пожилой человек имеет право поселиться в таком доме, если он является единоличным владельцем жилой собственности в Москве, не имеет онкологических заболеваний, не болен туберкулезом, не алкоголик, не наркоман и способен обслуживать себя сам. Пройдя полную диспансеризацию, пожилой человек отдает в собственность государства свою квартиру, получает квартиру в социальном доме и надбавку к пенсии в размере около 700 рублей. Плюс к этому он освобождается от какой бы то ни было квартплаты. Пенсию приносят домой, иногда предлагают бесплатные экскурсии, билеты в театр, в консерваторию, на выставки, из соседнего детского сада приезжает хор. Алексей Алексеевич на выставки не ходит, потому что слепой, зато по вторникам и четвергам в два часа дня поет с баянистом в актовом зале.

Несмотря на видимое благополучие и убежденность Алексея Алексеевича в том, что это и есть счастье, на картинки из буклета все это не похоже. Нет розовых свитеров, джакузи и круассанов. Алексей Алексеевич со своей женой не целуются на каждом углу, просто после пения под баян она берет его под руку и молча ведет к лифту, чтобы он не споткнулся. И несмотря на то что они наконец живут при коммунизме, сын приезжал к ним всего один раз. Зато круглосуточное медицинское обслуживание. То есть круглосуточная медсестра, которая в случае чего померяет давление или даст валокордин. Если же требуется что-то более серьезное, придется ждать обычную скорую.

Впрочем, проблемы с медицинским обслуживанием есть не только в Москве. Одно исследование, проводившееся в таких домах в штате Мэриленд, выявило, например, что две трети их жителей страдают от деменции (маразма), а диагноз им никто не ставит и не лечит — в основном, видимо, потому, что само устройство таких домов, обеспечивая бесперебойное функционирование дряхлеющего человеческого организма, позволяет не обращать внимания на то, что мешало бы ему жить в обычных условиях.

ПРИБЫЛЬНЫЙ БИЗНЕС

— Дома я бы умерла одна. Дома я бы не выжила, — говорит Анастасия Владимировна.

Анастасия Владимировна прожила большую часть своей жизни (а это 91 год) в коммуналке на улице Бахрушина. Была замужем, но развелась: говорит, что «жизни ввосьмером в четырнадцатиметровой комнате не выдержит ни один брак». Детей у нее нет. Три года назад коммуналку, в которой жила Анастасия Владимировна, собрались расселять. Но Анастасия Владимировна уезжать никуда не собиралась: соседи ей нравились, они ей помогали, иногда ходили в магазин, ну и вообще проведывали. В райжилотделе она строго сказала, что никуда не поедет, «разве что в какой-нибудь пансионат». Через два часа на пороге старой коммуналки появились две женщины из мини-пансионата «Замоскворечье». Анастасия Владимировна их совершенно не испугалась, а наоборот, обрадовалась им. То, что ей предлагали, было ее мечтой. Через три месяца Анастасия Владимировна сдала свою квартиру в фонд мини-пансионата и переехала на Большую Ордынку.

— Я здесь как в сказке. Многие говорят — «как в раю», но я там не была, а сказки я читала.

Мини-пансионат «Замоскворечье» рассчитан на сорок постояльцев. Сейчас их всего двадцать один, обслуживающего персонала — девятнадцать человек. На каждом этаже трехэтажного особняка, в котором сейчас делают капитальный ремонт, по восемь комнат. На каждые четыре комнаты одна столовая, телефон, ванная и два туалета. В каждой комнате по холодильнику и телевизору. Мебель можно привезти с собой, а можно въехать в уже обставленную комнату. На каждом этаже сидит медицинская сестра, она же убирается, она же разговаривает о жизни. Анастасия Владимировна долго рассказывает о жизни — в сущности, чтобы сказать, как она счастлива.

— Ну никакой родственник так не обслужит. — Впрочем, близких родственников у Анастасии Владимировны нет. — Ну съехалась бы я с кем-нибудь, думая, что я обуза. А они бы страдали: «Мы-то думали, что она издохнет скоро, а она живет» — и ждали бы мою квартиру. А мне не надо. Тут ко мне гости приходили, спрашивали: «Что привезти?» А я говорю: «Ничего, у меня все есть». Мне и киви дают, и апельсин. А черешню я вот сама купила. А на 90-летие мне золотые сережки подарили, ну вы представляете?

Виктор Ланге, владелец мини-пансионата, чем только не занимался в жизни. Был директором цирка, продавал обои, открывал и закрывал рестораны, однажды у него даже была своя швейная мастерская. Когда в свои 45 лет он потерял родителей, Виктор Ланге решил, что должен оставить в память о них что-то очень важное. И открыл мини-пансионат.

— Это бизнес. Это прибыльный бизнес. Они отдают нам свои квартиры, на которые мы их и содержим. Кто-то приходит сюда сам, кого-то сдают дети, которые потом еще приходят и пенсию забирают. Это неважно. Важно то, что здесь им хорошо. Их слушают, за ними следят. У них здесь компания.

Когда Виктора Ланге спрашиваешь, хотел бы он жить в своем мини-пансионате, он удивляется и спрашивает: «Зачем?» Да и когда Михаила Косолапова спрашиваешь, готов ли он будет отдать свою бабушку в построенный им самим дом, он тоже удивляется:

— Нет, ну тут особенная история. То есть когда я придумывал эту историю с домами, я не примерял ее к себе. Ну, понимаете, иногда уход за пожилым больным человеком требует времени, требует терпения и затратных чувств. Эта история для тех, у кого этого нет. Моя бабушка 50 лет прожила в квартире в Главном здании МГУ, она никуда оттуда не уедет. Мама? Папа? Почему бы нет? Если их это устраивает. Но я говорю сейчас не про своих родителей. Я никогда не думал об этом. Тут как бы для тех, у кого нет особенных обстоятельств. Кто не привязан к месту, в котором прожил всю жизнь.

Попросту говоря, эта история не для особенных стариков, а для самых обычных. Для ничьих.