Средство моей информации

Телевизор больше не разговаривает со мной, не хочет. То есть он говорит что-то, но уже в формате «Папа, с кем ты сейчас разговаривал?». Газеты еще говорят со мной, но уже совсем непонятно чьим голосом. Похоже, что двумя сразу; один женский и подвывает: «Мы в аду, мы в аду!» Второй мужской и вякает: «И я знаю, кто виноват! И я знаю, кто виноват!» И все это вполне невыносимо. Поэтому, как правильно заметил один очень умный человек буквально несколько дней назад у себя в «ЖЖ», «по мере схлопывания публичного поля количество кухонных разговоров о политике возросло». Но у кухонных разговоров есть одна неприятная черта: 20 человек на кухне не соберешь, услышанного дословно не перескажешь, а кроме того, ну кто соберется у меня на кухне? Все те же морды, пусть и любимые, но с предсказуемым вектором мнения. А между тем существует такое специальное пространство, которое напоминает в некоторых своих проявлениях кухню человек на 150. Разноголосых и разнонаправленных, но при этом вполне понятных мне, отобранных мной и устроенных так, что я готова прислушиваться к их мнению больше, чем к заунывному кликушеству печатных изданий. Этот гибрид кухни и СМИ, про который мы все еще очень многого не понимаем, — моя френд-лента в «ЖЖ». Мое собственное кухонное СМИ.

Кто твой френд

Я помню, как начинался русский «ЖЖ» (старческое покашливание); начинался он, как почти все хорошее в рунете, с тартуского профессора Романа Лейбова, 1 февраля 2001 года сделавшего пост: «Попробуем по-русскиѕ Смешная штука». (Этот пост прирастает комментами по сей день, в основном в жанре «Здесь был Вася».) Потом было трогательное время, когда на русском в «ЖЖ» писали 40-50 человек, и каждого представляли, приветствовали и включали во френды практически все участники. Это совсем напоминало кухню и постепенно даже пришло в почти кухонный формат — с живыми пятничными застольями в «Пирогах» на Большой Дмитровке. Потом за столиками «Пирогов» стало не хватать мест, многие жэжэисты стали исповедовать идею, что в личном знакомстве нет нужды, потом отменили систему кодов, по которой для регистрации журнала нужен был приглашающий из числа пользователей, — и в результате на сегодняшний день мы имеем, по разным данным, от 50 до 60 тысяч пользователей «ЖЖ», пишущих на русском (или преимущественно на русском) языке. Это начинает казаться всемирной кухней-фабрикой, о которой мечтали еще ранние коммунисты. Мнения на ней вырабатываются самые разные.

Подзамочный грех

Никак не могу вспомнить первый кухонный ЖЖ-скандал, а старшие товарищи не подсказывают. Не то кто-то кого-то как-то обозвал, не то привел кого-то, кого кто-то не хотел видеть, не то реально не поделили — ну что у нас в стране можно не поделить? — водку или голоса избирателей. Так или иначе кто-то выкинул кого-то из френдов. С этого момента «ЖЖ» стал для меня некоторым объектом для медитации: здесь можно было своими глазами видеть, как возникает субкультура, почти коммунальная субкультура с железными, хоть и неписаными законами. Складывался соответствующий жаргон: частично — путем переделывания английских слов в русские, потому что интерфейс «ЖЖ» существовал тогда только на английском, частично — путем переиначивания самих русских слов или даже игр с кодировками. Например, так появилось слово «лытдыбр» (написанное в неверной кодировке «дневник»), которым сейчас часто помечают посты с рассказами «где был, что делал»; другое слово — «акшутвы», то есть написанное в русской раскладке клавиатуры «friends»; это слово, кажется, породил юзер anthonius.

Я помню, как бурно на ранних этапах обсуждались вопросы, которые теперь любой опытный юзер счел бы смешными и тривиальными: можно ли выкидывать из френдов и означает ли это смертную ненависть и кровную месть; вопрос о правомочности цитирования чужих «подзамочных» постов, то есть записей, предназначенных для чтения узкой группой людей и помеченных изображением замочка; вопрос о том, обязательно ли надо добавлять во френды всех, кто добавил тебя самого, и обязан ли человек отвечать на каждый комментарий, оставленный в его дневнике. Вопросы разрешались, как в любой нарождающейся субкультуре: прецедентами, практикой, тем, как делает большинство, — нормальной жизнью, в которой иногда в борщ ссут, а иногда всей квартирой мертвых отпевают.

Девочка, ты чья?

Давно, когда «ЖЖ» еще был маленьким, кто-то попытался сделать карту типа «Кто с кем дружит в русском «ЖЖ». Стрелочками были обозначены «зафрендованные» пары; похожие схемы я видела в статьях, анализирующих взаимоотношения жильцов в больших коммунальных квартирах. Сейчас такое не породишь, но некоторые внятные объединения в «ЖЖ», конечно, существуют. С большой вероятностью френды одного человека будут связаны более или менее и общим образовательным уровнем, и общим взглядом на многие вещи, и общим кругом интересов — не все и не со всеми, но некоторая картинка с размытым фоном будет вырисовываться. Периодически у технически грамотного населения возникает страсть создавать разные аналитические машинки, исследующие «ЖЖ» не на предмет умных выводов, а на предмет поиграться. Одна такая машинка позволяет посмотреть, у скольких людей в «ЖЖ» общие с тобой интересы, указанные в анкете пользователя. Получаются забавные сгустки — больше половины списка тех, с кем у тебя хотя бы пять-шесть общих интересов, ты знаешь лично или держишь в качестве френдов. Формальные объединения пользователей — коммьюнити — могут оказаться более разношерстными, чем эти неформальные кластеры, потому что собирают людей, объединенных всего одним интересом — к котам, или к моторным лодкам, или к пирогам со сливами. Профессиональные коммьюнити — скажем, рекламная advertka или журналистское paparazzi — могут объединять людей, довольно часто пересекающихся в реальной жизни. Через такие коммьюнити идет поиск работы или работников, распространяется информация о профессиональных мероприятиях, иногда обсуждаются темы, требующие выработки коллегиальных позиций (так происходило, когда журналисты объединялись в борьбе с изданием, ворующим материалы или пытающимся зажать гонорар). Я не раз натыкалась на ситуацию, когда в том или ином коммьюнити (например, ru_design) сидело 60% состава какой-нибудь профильной компании. «ЖЖ» для них оказывается СМИ, сваренным уже на их собственной кухне.

Писатель и самоубийство

Вот у меня есть люди (их человек 30), которых я никогда не видела в глаза. Но я знаю их годами — и знаю о них очень много. Мы общаемся почти ежедневно — а иногда просто «читаем друг друга». Это какая-то принципиально новая степень близости, в которой о человеке можно много знать, не ведя с ним личных бесед и вообще не вступая в контакт. Условно говоря, раскланиваться с ним в коридоре. При этом ты сопереживаешь, когда у него неприятности («Две тысячи пятьсот. И на чем я буду ездить теперь, не знаю. Слава богу, жив остался») и когда он сообщает хорошую новость о себе или своих близких («Три кило четыреста. Это первый. Обожаю обоих»). Я знаю, что если один из них удалит свой «ЖЖ», я потеряю этот контакт. Можно, конечно, писать письма, но кто ж это будет делать — писать письма? Обычно удаление дневников воспринимается фактически как виртуальное самоубийство (это так и называется — «самоубился»). С теми же, с кем ты и без «ЖЖ» общаешься живьем, поддерживать связь оказывается гораздо легче — можно ли каждый день или хотя бы раз в неделю созвониться с 40, 50, а иногда и парой сотен людей? Читаешь ленту и знаешь, что все, тьфу-тьфу, более или менее здоровы. И даже в общении с самыми близкими возникают какие-то особенные аспекты. Я наблюдала разговор двух близко дружащих литераторов, один говорил другому: «Ну тогда ты пиши в «ЖЖ» про белочку, а я про сандалики на танк». — «Да ладно, — великодушно говорил второй. — Пиши и то и то». Подруга, пребывая в ссоре с мужем, жаловалась: «Звонить мне у него, значит, в течение дня времени нет, а комменты писать кому ни попадя он успевает!» Впрочем, и большая дистанция в реальной жизни тоже не является препятствием для общения и знакомства; дневники известных людей — например, Диброва, Лукьяненко или Горчева — читает по полторы-две тысячи человек, и в большинстве случаев авторы позволяют всем желающим писать им комментарии и вступать в беседы самой разной направленности.

Все вижу, все пою

Это публичное пространство существования личности. Это дневник, который будут читать не те, кто еще пожалеет, когда ты умрешь, а многие люди, часто незнакомые. Поэтому «ЖЖ» — тот самый броневичок, залезши на который можно обратиться к народу, и та самая кухня, на которой каждый оказывается хозяином, набирая себе гостей по своему усмотрению. Не обязательно выступать с броневичка с манифестом — можно просто ссылочку дать («Я рыдал»), или поделиться умной мыслью («Сегодня понял, почему у меня дома чистые вилки кончаются раньше, чем ножи. У МЕНЯ ИХ МЕНЬШЕ!!»), или обратиться к люду с вопросом или просьбой («Товарищи, а ни у кого нет резиновой женщины на пару дней? Реально очень надо»). Иногда получается, что и с манифестом: так часто бывает у публичных персон — писателей, телевизионщиков, журналистов, использующих свой «ЖЖ» как трибуну для публицистического высказывания от первого лица (кто-то после очередного прецедента назвал «ЖЖ» «СМИ одного человека»). Часто «ЖЖ» становится пространством для создания литературно-художественных проектов самого разного склада, от виртуальных существ до альманахов. Юзер skotina — кот, регулярно делящийся с читателями радостью нанесения хозяевам морального и материального ущерба («Нассал под кресло. Ха-ра-шо!!!»). «Дневник юной шахидки» — проект, в котором от лица молодой девушки ведется отсчет «дней до взрыва» (на момент выхода этого номера останется 192). Иногда дневники реальных людей кажутся литературными проектами: в жизни он милое, прекрасное существо, а тут — какой-то подонок с нарочито малограмотной манерой изложения по-детски провокативных концепций («Пачиму впереди меня в очириди всигда жыды стоят? Посмотришь назад — РУССКИЕ ЛЮДИ, а впиред всигда жыды!!! Я жопой впиред павернулся — все равно то жы самае!»). Некоторые проекты такого рода быстро дохнут, надоев своим хозяевам, а некоторые живут годами — скажем, проект поэтессы Татьяны Мосеевой terlesstih — отдельный журнал, куда Мосеева выкладывает понравившиеся стихи других авторов, или wordofmouth — проект, автор которого, на мой взгляд, отличается превосходным литературным вкусом и почти ежедневно выкладывает в сеть тексты разных пользователей, большей частью малоизвестных. Иногда проект является как бы частью реального дневника его создателя: скажем, «Сны френдов» у юзера marusja, которая время от времени просто выписывает из своей ленты сообщения о том, кому из знакомых что снилось, и получает в результате очень занимательный калейдоскоп. Даже СМИ одного человека может иметь свои постоянные рубрики, а на коммунальной кухне могут проходить пятничные концерты.

И другие персональные телевизоры

Ленту френдов очень многие из нас читают в течение всего дня, иногда — до нескольких сотен раз в день (да, я считала), и уж безусловно чаще, чем «Ленту.ру». Лента френдов оказывается едва ли не основной информационной составляющей каждого, особенно рабочего, дня, когда большую часть времени ты проводишь мордой в компьютер. Настроения ленты, события в ленте, обсуждения тех или иных вопросов становятся информационными событиями дня, и в силу своей приближенности они зачастую оказываются более актуальными, чем события внешнего мира. Каковые, в свою очередь, отражаются в призме «ЖЖ» совершенно особым образом. Во время 9/11 «лежали» почти все новостные серверы, но «ЖЖ» работал; те, кто был в офисах, читали дневники тех, кто находился у радио или телевизоров, и там же высказывались слова соболезнования, шло жадное обсуждение и осмысление происходящего, в каком-то смысле оказывалась очень соседская первая психологическая помощь. «ЖЖ» давал уникальную возможность: говорить практически одновременно с теми, чьи родственники оказались в эпицентре трагедии, с теми, кто профессионально анализировал события с политической точки зрения, с теми, кто, будучи психологом или психотерапевтом, пытался поддержать родственников и друзей жертв. Для меня 9/11 был первым опытом глубокого коллективного переживания трагедии, и я полагаю, что ее понимание, ее эмоциональное воздействие было бы гораздо меньшим, если бы не это кухонное СМИ. А кому-то, наверное, тяжелые переживания в тот день дались легче, чем могли бы.

Во время «Норд-Оста», как объясняли мне недавно, информация про газ появилась в «ЖЖ» раньше, чем в СМИ, — от тех, кто выкладывал ее с места событий по мобильному телефону. И во время Беслана были люди, чьи близкие оказались в заложниках и к кому совершенно незнакомые пользователи приходили со словами утешения. В то же время в «ЖЖ» шла прямая трансляция штурма здания школы: человек, принимавший на одном из телеканалов перегон с места событий, описывал, что видит. То есть если в 2001-м в «ЖЖ» читали о том, что видно в телевизоре, то в 2004-м — о том, чего телевизор уже не покажет.

Так «ЖЖ» стал главным медиа этой осени. Это совсем новый тип медиа, у которого нет аналогов. Это медиа, в котором зритель неотделим от создателя. Конечно, «ЖЖ» — это гораздо больше, чем кухонное СМИ. Но и в этом качестве он представляет собой некую идеальную газету — ту, где мы сами выбираем себе все, от журналистов до тем, и где наше слово имеет тот же вес, что и слово любого другого автора, — и некий идеальный интернет, где удобно читать все что угодно и тебя самого читают те, кто тебе интересен, а не только неведомые пользователи, случайно раз в три месяца забредающие на твою полуживую страничку. И мне видится, что чем более невнятной и безликой будет становиться «парадная пресса», тем большую ценность будут приобретать кухонные разговоры, в которых, по крайней мере, можно не оглядываться через плечо. В «ЖЖ», как на кухне, слышен запах происходящего, вытравленный из газет, журналов и телевизора.

Живые слова. Это должен знать каждый

Блог — производное от английского «web-log», практически «онлайн-дневник» или «онлайн-журнал» (в том смысле, в котором мы говорим «бортовой журнал»).

«ЖЖ», он же «Живой журнал», он же LiveJournal, — сайт LiveJournal.com, самый популярный и самый густонаселенный сервис для блогеров. В данный момент насчитывает почти 5 млн зарегистрированных пользователей, из них почти 2 млн являются «активно пишущими». Этот сервис предоставляет возможность не только удобно вести собственный дневник, но и по определенному методу читать чужие дневники, комментировать записи в дневниках других пользователей, создавать группы по интересам и так далее.

Пользователь, он же юзер, — человек, ведущий блог (обычно подразумевается — в «ЖЖ»).

Френды, они же друзья, они же aкшутвы, cокамерники, cидельцы и пр., — юзеры, которых каждый пользователь заносит в определенный список. Он может легко читать дневники из этого списка, а также делать записи, которые видны только участникам списка. Зафрендить — добавить во френды. Расфрендить — исключить из френдов.

Лента, она же френд-лента, — последовательность записей, сделанных друзьями пользователя. Дело в том, что большинство блогов позволяет просматривать эти записи по мере их прибавления, отсортированными в порядке поступления.

Коммьюнити — группа по интересам; к такой группе можно присоединиться (иногда для этого требуется разрешение ее создателя — модератора) и делать записи на соответствующую тему (например, в ЖЖ-коммьюнити русскоязычных кошатников ru_cats состоит 1 600 человек).

Пост — запись, сделанная пользователем в своем дневнике или в дневнике какого-нибудь коммьюнити.

Коммент — комментарий к записи, который пользователю оставляет другой юзер.

Юзерпик (искаженное «user pic») — картинка, которой сопровождаются все посты данного пользователя. Один пользователь может иметь несколько юзерпиков.

Флейм — очень длинное и бурное обсуждение какого-нибудь поста в комментах к нему.

Виртуал — дневник, который на самом деле ведет не тот пользователь, от имени которого делаются записи, а кто-нибудь другой (пример использования: «pasha — виртуал vasya» означает, что на самом деле дневник пользователя pasha ведет совсем не Паша, а Вася, ну или тот, кто ведет дневник пользователя vasya).

Аноним — человек, который оставляет комментарии к чужим постам, не подписываясь.