Спины ребят

Собчак: Давайте для начала познакомимся.

Вистицкий (на фотографии слева): Меня зовут Вистицкий Михаил Михайлович. Я служил в 34-м отдельном разведывательном батальоне, в 3-й разведывательно-десантной роте, заместитель командира взвода спецразведки.

Баранов: Баранов Станислав Владими­рович, служил в ВДВ, в 301-м полку, 1-й ба­тальон, 3-я рота, окончил службу стар­шиной роты.

Собчак: Расскажите, почему вы вдруг за­хотели спеть про Путина?

Вистицкий: Все от души. Все то, что в душе наболело, нагорело, выразили в этой песне.

Собчак: Но как, почему? Вы выпивали вечером у телевизора с товарищами и вдруг решили…

Вистицкий: Нет, мы давно не выпивали. Идея родилась из самой нашей жизни. Не знаю, понимаете вы это или нет, но простые люди очень чувствуют невозможность заниматься бизнесом, невозможность жить жизнью свободных людей. Мы видим, как страдают пенсионеры…

Собчак: Но песня-то почему? Протест сейчас люди выражают самыми разными способами — кто на митинги выходит, кто плака­ты рисует, кто машины в белый цвет рас­крашивает.

Баранов: Нам показалось, что наша песня достойна быть гимном всего этого дви­жения.

Вистицкий: Начнем с того, что мы активные сторонники Болотной площади и Сахарова. На Сахарова сложилось так, что мы были активистами, охраняли сцену. Видели, как вы шикарно выступали, кстати. И мы вам не свистели. Затем нам показалось, что не­достаточно быть простыми активистами. Я видел, что всему этому движению нужен гимн. Сел — и сочинил. Я не мучился, все родилось, честное слово, за полчаса. И еще полчаса — музыка. Потом чуть-чуть подкорректировали, поменяли пару слов, и все сложилось.

Собчак: Мне кажется, что людей больше поразили не слова песни, а именно тот факт, что вэдэвэшники выступили против Путина. Потому что всегда казалось, что уж десантни­ки-то, армия, разведка — они точно всегда за Путина. Как вы сами думаете, это вообще правда? Вам не угрожали другие, пропутинские десантники? Не звали на разборки, к фонтану с бутылками?

Баранов: Никаких угроз не было. То, что пишут в комментариях (к ролику на You­Tube. — БГ), — ну понятно, что сидят трол­ли и строчат. Те, кому лет по 14–15, которые сами никогда не служили. А все ребята, друзья, с которыми я в ВДВ служил, кото­рые до сих пор служат, все, кто слышал и эту песню, — все искренне сказали, от души: мы с вами, мы вас целиком и полностью ­поддерживаем. Молодцы, ребята.

Собчак: Неужели не было парней из ВДВ, которые бы сказали: слышь, ты…

Вистицкий: Ни одного! Мне сейчас в день приходит куча писем, вот сегодня я смотрел с утра — 357 писем, вчера — 200. Вот ребята из 105-й бригады ВДВ, ну или не 105-й, я уж не помню… Пишут — мы с вами. Хабаровский ОМОН — мы с вами. Погранцы — мы с вами. Саперы — мы с вами.

Баранов: Морпехи тоже.

Вистицкий: Слава ВДВ! Братья, молодцы, красавцы! Вот порыв людей. Мы почувствовали, что угадали мышление огромной массы людей. Вот посмотрите, за четыре дня 900 тысяч просмотров. Людям понравилось реально.

Собчак: А почему Союз десантников Рос­сии написал письмо о том, что вы никакие не вэдэвэшники? Они от вас открестились?

Баранов: Мы сегодня разговаривали с ни­ми — с руководством Союза десантников ВДВ. Нас пригласили.

Вистицкий: Разобраться как раз по этому вопросу.

Собчак: И как, разобрались?

Баранов: Руководство сказало, что нас не поддерживает.

Собчак: Так вопрос же не в том, поддерживают они вас или нет. Вас обвиняют в том, что вы фальшивые десантники.

Вистицкий: Давайте я поясню. Троллям надо было за что-то зацепиться, вот они и придумали такую сказку. Да, я действительно служил в 34-м отдельном разведывательном батальоне, который к ВДВ отношения не имеет. Суть в том, что в 1965–1966 годах, когда наши войска по договоренности с НАТО должны были размещать в Поль­ше, в Германии, в Венгрии, в Чехослова­кии, была договоренность о паритетах, то есть наступательных войск специального назначения не должно было быть больше определенного количества. Поэтому Мин­обороны приняло решение замаскировать наступательные войска. То есть десантно-штурмовым бригадам пришлось служить в красных погонах, пусть и с десантными эмблемами. Что для десантника вообще-то унизительно. Насколько я знаю, старшее поколение было в ужасе. В нашей армии было пять отдельных разведбатальонов, а к ним прикомандировали разведывательно-десантные роты, которые как раз бы­ли призваны из частей ВДВ. А теперь они ко мне придираются. Пытаются доказать, что я служил не в боевой дивизии, а в учебном центре. Потому что те полгода, что я отслужил, я был лучшим в роте по стрель­бе, занял первое место по рукопашному бою по полку — и меня, как лучшего, оставили, чтобы я обучал других бойцов. И, между прочим, наша учебка Гайжунай — для тех, кто служил, не пустой звук. Пожалуй­ста, посмотрите архивы Министерства оборо­ны о расположении и расквартиро­вании всех частей ВДВ, в том числе прикомандированных по приказам министра о­бороны 1965–1966 годов отдельных разве­дывательно-десантных рот. Тогда станет ясно, что наша рота подчинялась только начальнику штаба дивизии. Было пять рот, которые…

Собчак: Все-все, мы поняли, вэдэвэшники вы настоящие.

Вистицкий: Нет-нет, давайте я объясню, чтобы потом не было… А то тролли начинают мучить, цепляться за каждый крючочек.

Собчак: Поймите, одно то, что вэдэвэшник знает, что такое тролли, уже вызывает сомнения. Вы как-то очень глубоко находитесь в интернет-теме.

Баранов: По-вашему, десантники только пьяными в фонтане купаются?

Вистицкий: Вот я захватил фотографию 25-летней давности. (Показывает цветную фотографию, где он в десантной форме во время прохождения службы.) Сомнения есть, что мы десантники?

Собчак: Ладно, ладно, хорошо. А вот когда вы дрались последний раз и за что?

Баранов: Я, как ни странно, за ВДВ. У нас же так считают: ВДВ — это щит родины, а ос­тальные войска — заклепки на нем. Есть такая шутка. Вот мы как-то в одной компании ее вслух сказали — последняя моя драка была именно из-за этого.

Собчак: А что вам лично плохого сделал Путин?

Вистицкий: На наш взгляд, а у нас с ребятами взгляды совпадают — нас, кстати, много, около 400 человек, мы называемся Комитет ветеранов ВДВ, — он создал систему управления государством, которая не удовлетворяет запросам населения. То есть тиранит наш народ. Мы не можем докричаться до чиновников, до главы управы, до префектуры, до начальника отделения милиции или теперь полиции, тем более уж до губернатора и так далее. И вся эта система вертикали власти, она себя не оправдывает. Эти люди не выполняют свои прямые обязанности — служить народу. На них нет никакой управы. Потому что управа на них сидит в Кремле и ничего не контролирует.

Собчак: А вы сейчас чем занимаетесь? Где вы работаете?

Вистицкий: Я один из подрядчиков израильского завода битума и занимаюсь гидроизоляционными работами на строительстве. Кровлей, фундаментом… Это не реклама, нет?

Баранов: А я наемный менеджер в оптовом складе по продаже запчастей. Я вот то­же хотел бы сказать насчет Путина. Мне не нравится то, что он не выполняет свои обещания. Говорит одно, а делает другое. То он говорит, что если у нас губернаторы будут не выборные, мы все зачатки демократии убьем, а потом сразу все переде­лывает по-другому. Я помню, когда он пришел, я так радовался, что появился человек с волевым взглядом, сильный, уверенный… Проходит первый срок — ничего не меняется. Ну, думаю, наверное, значит, там сильные чиновники, не может он с ними со­владать за такой короткий срок. Проходит второй срок — опять ничего не меняется. И с каждым годом все только хуже и хуже, население страны тает, мы потихонечку вымираем…

Собчак: Хорошо, а ваш президент сейчас — это кто? Вы бы за кого пошли ­голосовать?

Баранов: Прежде всего мы хотим честных выборов. А вот когда выборы будут чест­ными…

Собчак: Понятно, но у вас есть кандидат, на которого вы бы поставили?

Баранов: Пока нет прозрачности в выбо­рах, об этом невозможно говорить.

Собчак: Ну может быть, вам кто-то нра­вится?

Вистицкий: В какой-то момент Прохоров нравился со своей программой. 

Собчак: А сейчас уже не нравится?

Вистицкий: Я договорю. Когда эта площадка выборности закатана в асфальт и людям придумывают какие-то невозможные барьеры, типа собрать за два месяца два миллиона подписей, все же понимают, зачем это делается. Власть просто ограничивает количество кандидатов.

Собчак: Прохоров же собрал…

Вистицкий: Да при чем здесь Прохоров? Мы говорим про всех сразу. Например, Явлинскому это не удалось, хотя если бы было, как раньше, 500 тысяч подписей, он сделал бы это легко, не напрягаясь. Налицо явная, четкая несправедливость по отношению ко всем участникам.

Собчак: Хорошо, вот сейчас будут выборы, вы за кого пойдете голосовать?

Баранов: Не могу сказать. На данном этапе симпатизирую Прохорову. Но до конца не определился.

Вистицкий: Сейчас мне, например, нравится Явлинский, я бы, пожалуй, голосовал за него. Но Явлинского там нет. И сняли его, на мой взгляд, незаконно.

Собчак: И что, не пойдете?

Вистицкий: Мы пойдем голосовать за честные выборы сначала, на митинг. Нас пригласили, кстати, выступить 4 февраля, будем там петь.

Собчак: И все-таки — верно ли, что люди, имеющие отношение к силовым структурам, целиком и полностью разделяют путинскую политику? Есть такой миф: ­хипстеры недовольны, писатели недовольны, люди бизнеса недовольны, но уж силовики-то — никогда. Причем во всех своих проявлениях.

Вистицкий: Союз десантников России для вас силовики?

Собчак: Это, безусловно, часть большой силовой структуры.

Вистицкий: Так вот, мы сегодня ездили в Союз десантников России, было практически все руководство. Мы сидели, разговаривали часа два. Пришли мы, значит, к такому пониманию: и они, и мы за честные выборы — этого никто не оспаривает. Ну а дальше мы не совпали — руководство Союза, нам сказали, нас не поддерживает. Но смысл-то в чем? Как только мы вышли к менее высокопоставленным ребятам, мы сразу услышали: «Ребята, красавцы! Давайте сфотографируемся. Мы за вас! Не считайте, пожалуйста, что руководство Союза десантников России выражает наше мнение». Понимаете, да?

Собчак: Дальше вы планируете продолжать вашу певческую карьеру? Может быть, следующий хит уже наготове?

Вистицкий: А круче этого разве можно что-то придумать?

Собчак: Не знаю, это не мне решать. Может, диск запишете. Будете потом, как Олег Газманов, выступать. В свободной России.

Вистицкий: Честно говоря, у нас не было цели просла­виться, стать музыкантами, вылезать в телевизор. Чест­ное слово. У нас была цель — изменить жизнь в нашем государстве. Существование, нормальное человеческое существование, которое будет понятно всем, свободное. Но сначала — прозрачные выборы.

Собчак: То есть хитов больше не ждать.

Вистицкий: Если мы все это изменим, то нет.

Собчак: А если не изменим?

Вистицкий: То будем бороться дальше — и возможно, придумаем что-то еще круче.

Собчак: Вы славу-то уже почувствовали?

Вистицкий: Не поверите, но нас даже на улицах уже узнают. Серьезно! Автографы, люди подбегают фотографироваться. Начались звонки. Это удивительное чувство, конечно, когда ты просыпаешься знаменитым. Мы ж не старались…

Баранов: С Соловьевым встречались. Вот с Ксенией Собчак теперь.

Вистицкий: А по 350 писем в день с поддержкой — мол, наконец-то ВДВ проснулось… И, кстати, все десантники спрашивают: почему же Союз десантников-то молчит? Но мы-то теперь понимаем, что это точно такая же бюрократическая структура, как и все остальные.

Собчак: Может, вам теперь десантуру самим объединить?

Вистицкий: Давайте я вам просто расска­жу наше понимание. Вот Европа. В Евро­пе нет ни нефти, ни газа, ни алюминия, ни железа, ни никеля, даже леса нету для икеевских табуреток. Мы все туда поставляем, люди живут там хорошо, а мы жи­вем плохо, имея всю таблицу Менделеева, немыслимое состояние! И мы хотим это все изменить. И люди нас поддержива­ют. И раз Союз десантников не реагирует на эти волеизъявления простых десантников, у нас возникла мысль создать ­альтернативный союз. Потому что 900 тысяч голосов за четыре дня — это, ­наверное, что-то. Кстати, в Союзе ­десантников России всего-то 37 тысяч голосов.

Баранов: Люди чувствуют, что мы правду сказали.

Собчак: А что ваши семьи говорят на эту тему?

Вистицкий: Они боятся.

Собчак: Угроз нет никаких? У вас же жены, дети.

Вистицкий: Угроз нет, но к бизнесу на следующее утро после того, как ролик выпустили, с утра пришла полиция с проверкой. Вечером вышел клип, а в 9 утра уже полиция пришла.

Собчак: И чем закончилась проверка?

Вистицкий: Ну у нас по документам все хорошо, все четко. Пришли, проверили, ушли. А на следующий день просто отвез­ли троих работников для проверки в полицию. И все, больше ничего такого не было.

Собчак: Не думали какую-нибудь антипутинскую татуировку сделать?

Баранов: Зачем?

Вистицкий: Мы что, фанаты против Путина? Нет.

Собчак: Может быть, это я как блондинка рассуждаю, но мне казалось, у десантников всегда есть какие-то татуировки: «ВДВ», «Служу России»…

Вистицкий: Есть, конечно.

Собчак: Может быть, «Путин — вон»?

Баранов: Нет, вы неправильно нас воспринимаете.

Собчак: Ну погодите, татуировки-то есть у вас?

Баранов: Есть.

Вистицкий: Я вот вам хочу ­сказать по поводу вашего отношения к десантникам и к Дню десантника. Да, конечно, люди напивают­ся, ведут себя неадекватно. Но это почему? Потому что большинство из них воева­ло, психика людей меняется. Люди вообще-то воевали за родину. Давайте посмотрим, есть ли в армии хоть один сыночек-мажорчик, у которого родители — единороссы? Конечно нет. Все это прекрасно понимают. Четкая несправедливость, да? А люди, которые отслу­жили, воевали в Афганистане, в Чечне, во всех горячих точках — они все-таки за Россию. И вот когда вы говорите: да это ж там в фонтанах алкоголики…

Собчак: Я так не говорю.

Вистицкий: Ну не лично вы. Да, 2 августа всякое бывает, но это происходит один раз в год! Я прошу прощения за всех ребят, мы будем, наверное, это все менять. Но их же тоже можно понять. Это те люди, которые, если случится война, еще раз возьмут в руки оружие и будут нас с вами защищать. А пойдут ли нас с вами защищать дети единороссов? Думаю, в это никто не верит.

Собчак: Хорошо, допустим, Путин услышит ваш хит, пригласит вас на встречу. Что вы от него потребуете?

Баранов, Вистицкий (хором): Честных выборов!

Вистицкий: А затем закон о честных выборах.

Баранов: Да, чтобы не слова, а закон был.

Собчак: А если вам предложат участвовать в каких-то единороссовских корпоративах с этой песней, согласитесь?

Вистицкий: Мы никогда не пойдем на их мероприятия.

Баранов: Для этого есть группа «Голубые береты», вот пусть они поют. Мы не «Песняры». Мы выразили свою гражданскую точку зрения.

Вистицкий: Мы вообще не музыкальная группа. Я на гитаре практически не умею играть, ну так, на уровне мальчишек во дворе. У меня нет абсолютного музыкального слуха.

Собчак: А где, кстати, это все записано?

Вистицкий: В обычной студии звукозаписи, самой дешевой, простой. Мы как сделали? Каждый из нас спел текст под музыку, мы записали пять голосов и наложили при сведении. Получилось, что мы вот поем хором под эту музыку. Опять же эти тролли пишут: ой, а кто знает аккорды этой песни? Чтобы сравнить, правильно я там держу аккорд или нет. Ну я ж вам говорю, я не музыкант.

Собчак: А какая у вас любимая песня?

Баранов: «Расплескалась синева, расплескалась. По тельняшкам разлилась, по беретам…»

Вистицкий: Замечательная песня, да. Труд­но возразить. Но в данную минуту, честно говоря, любимая песня у меня — наша. Я ее слушал раз 150. И каждое десятое письмо — ровно об этом: «Михалыч, я ее прослушал раз 50 подряд, потом на следующий день проснулся и еще раз 50 раз поставил». Я за компьютер, например, сажусь, а она невольно включается, и я просто не могу остановиться — снова и снова слушаю.

Собчак: Судя по тому, что вы все знаете о троллях, вы, видимо, много в интер­нете сидите?

Баранов: Конечно.

Вистицкий: Мне нравится, что там можно спокойно и быстро собрать близких тебе людей. А котят смотреть мне не слишком интересно. Ну посмотрю иногда какой-нибудь прикольный ролик. Вы на митинг-то пойдете?

Собчак: Конечно. Теперь я могу надеяться на то, что вы меня как-то оградите от тех, кто будет свистеть и кричать «вон»?

Вистицкий: Сто процентов! Сегодня нам, кстати, пришло сообщение из Томска: «Ребята, нас 250 человек, едем к вам». Нас даже ни о чем не спрашивают. «Мы выезжаем, скажите, где охранять трибуну». Так что 250 человек у нас точно есть.

Собчак: Мне кажется, это самое главное. Помните, пермский токарь по телевизору обещал, что из Сибири подтянутся мужики на митинг, чтобы показать, кто Путина поддерживает.

Вистицкий: Ну пусть попробуют.

Баранов: Меня пускай попробуют разогнать.

Вистицкий: У него черный пояс по карате, он КМС по рукопашному бою. Пускай по­пробуют. Пускай.