Спаси и сохрани

— Как урбанистика существовала в советское время?

— В Грузии была совершенно уникальная для Советского Союза ситуация с охраной памятников: Шеварднадзе создал Главное научно-производственное управление по охране и использованию памятников истории, культуры и природы при Совете министров Грузинской ССР. И каждое слово в этом длинном названии имело смысл: «главное управление» означало уровень министерства, «научное» означало право доплачивать за научные степени, «производственное» — что реставрация тоже входила в его компетенцию, «при Совете министров Грузинской ССР» — что оно не имело хозяина в Москве, что было вообще почти исключением. Для сравнения: в Москве был только Научно-методический совет по охране памятников. Так вот, в этом управлении я проработал 12 лет, сначала занимался учетом и паспортизацией памятников, а потом был заместителем начальника управления. В то время в об­щественном сознании памятником считались только церкви — не гражданские сооружения и не градостроительные комплексы. И мне удалось тогда создать группу по охране урбанистических памятников Грузии.

— И какой была тогда охрана памятников?

— Тогда у Шеварднадзе был такой лозунг: «Ни одного памятника без шефа». Он привязал конкретные памятники к ор­ганизациям. Например, Тбисский ­университет Джавахишвили отвечал за террасное земледелие в Месхетии, вагоностроительный завод занимался ­тбилисскими монастырями. А мы тогда занялись охраной Старого города.

— А как так вышло, что в Старом городе в Тбилиси почти нет советской и современной застройки, чего, на­пример, нельзя сказать про Москву?

— Москва — радиально-кольцевой го­род, поэтому там все происходит в центре — в районе Садового и Бульварного кольца. А у нас центр — проспекты Рус­тавели и Агмашенебели (бывший Пле­ханова). Тбилиси по своей типологии — линейный город, он всегда развивался вдоль реки Куры, и центр всегда следо­вал за его развитием. То есть в Тбилиси подвижный центр. Поэтому когда в со­ветское время во всех городах началась сталинская застройка, в Тбилиси пра­вительство забыло о Старом городе — ну гниет там, рушится, и бог с ним, и новая архитектура обходила его ­стороной.

— И как регулировалось развитие Тбилиси?

— Тбилиси в советский период имел три генеральных плана: 1934 года, 1957 года и 1971 года, с которым мы вошли в независимость. Только в перестройку наконец додумались, что реализовывать генеральный план 25-летней давности абсолютно невозможно, и начали его корректировать, но не закончили. И с началом независимости Грузии началась полная неразбериха: стали приватизировать землю как попало, вплоть до участков набережных, вырубать сады, парки и так далее. И в это время возникла новая сила — ­Саакашвили, который тогда был министром юстиции, потом председателем сакребуло (городской парламент. — БГ) и который на своих знаменах начертал лозунги охраны исторического насле­дия, «SOS Старый Тбилиси», которые в неизменном виде будут так же адекват­ны сегодняшней ситуации.

— Вам не нравится новая градостроительная политика?

— У каждой профессии есть своя специфика, можно даже сказать, профзаболевание. Урбанист по определению не мо­жет не быть политически левым. Социальный темперамент не нужен архитек­тору, который проектирует дома и вы­полняет заказ, но он профессионально необходим тому, кто занимается горо­дом и думает об обществе. Грузия в по­следние годы живет под девизом «Все продается, кроме совести». И в частно­сти, власти под давлением западных ор­ганизаций, в первую очередь Мирово­го банка, форсировали продажу земли, которая проходила безо всякой плани­ровки, как попало. Тогда считалось, ­главное — продать в частные руки, а там рынок как-нибудь сам все упо­рядочит. И вот сегодня мы имеем по­следствия той распродажи.

Пересечение улиц Леонидзе и Табидзе. Дом-ширма заслоняет вид на гору Давида с проспекта Руставели.

— А какой документ сейчас регулирует ­градостроительную политику?

— В 2002 году был проведен конкурс на новую концепцию развития города, и в 2009 году на ее основе правитель­ство утвердило новый генплан земле­пользования — land use plan. Не general plan и не master plan — а именно land use plan, то есть усеченный формат ге­нерального плана, где акцент делается на фискальных интересах: приватиза­ция и доход. Технологически он сде­лан на фантастически высоком уровне: в основе — Geographic information system, геоинформационная система, которая сводит воедино все факторы развития города. В частности, в этом проекте превалирует принцип зонирования. Город делится на определенные зоны, которым назначаются коэффициенты развития. Существует три коэффициента: k1, k2, k3. k1 означает, какую площадь вы можете занять застройкой: если у зоны коэффициент 0,8 — значит, 80% территории можно занять «подошвой» застройки. k2 — это этажность, то есть сумма жи­лых или офисных помещений по отно­шению к общей площади зоны. k3 — это коэффициент озеленения, который не может быть меньше 10%. И вот так механически город делится на эти зо­ны. И теперь главный вопрос, насколь­ко добросовестно эту технологию ис­пользовать.

— А как можно неправильно использовать, если все возможные варианты изначально запрограммированы?

— Принцип зонирования — это американская технология, но в Тбилиси, к со­жалению, ввели покупку «дополнитель­ного» коэффициента. То есть, если ты богатый человек, ты можешь докупать этажей и площадей или уменьшать зеленую зону сколько угодно. Понятно зачем: при Шеварднадзе каждый дополнительный этаж стоил $1 000, и ты мог их настроить сколько угодно, только деньги на стол не забывай класть. А теперь взятки ле­гализовали, и деньги официально идут в казну. Но продажа коэффициентов ­дискредитирует саму идею зонирова­ния. В Штатах тоже можно докупать ­коэффициенты, но если на одном участ­ке его купили, то на другом участке тот же коэффициент восполняется — та­кой принцип сообщающихся сосудов в городе.

И самое главное, мы потеряли поня­тие градостроительной композиции. Теперь кто как хочет, так и строит, потому что мы оперируем понятиями отдельного участка. Ни о какой «раз­вертке» улицы, «застройке» микрорай­она речи больше не идет.

— Больше нет. Теперь есть руководитель архитектурного департамента — или как там теперь это называется. Но там не архитекторы, а менеджеры сидят, что, с одной стороны, хорошо, но с другой стороны, было бы еще лучше, если бы вокруг них собралось сообщество урбанистов, архитекторов и экспертов. Но они мо­лодые и советников редко к себе зовут. Но молодость, как говорится, ошибка поправимая.

— Какая сейчас ситуация с охраной ­памятников?

— Пришло новое правительство, кото­рое стало стирать все, что было сделано раньше, в том числе и приличные вещи. Закон «Об охране культурного наследия» переписали и изъяли из названия слово «об охране» — осталось просто «О культурном наследии». Вроде формальная вещь, но в ней скрыта установка: все начать с нуля, все новое, лучшее. И что получилось: с одной стороны, Старый Тбилиси стал подведомственным не Ми­нистерству культуры, как другие города, а городской мэрии, что неплохо: у мэрии денег больше. С другой стороны, «неудобные» здания стали из списка памятников наследия выводить. В первую очередь — памятники советского периода. Самая скандальная история случилась с Инсти­тутом марксизма-ленинизма авторства Щусева. Это удивительное здание — развернутая история советской архитектуры: задний фасад выполнен в традициях конструктивизма, он был сделан еще до репрессий 1930-х годов, а передний Щусев лепил уже в угоду сталинским художественным установкам. Более того, это здание было примером тотального дизайна: Щусев сделал абсолютно все — от композиции до дверных ручек. Его нужно было исследовать, показывать ­студентам-архитекторам, а его сносят. Нужно бороться с тоталитаризмом, а не с символами, не с памятниками ­Сталину, а со сталинизмом.

— В Старом городе тоже сносят здания или докупают «дополнительные» коэф­фициенты?

— В Старом городе все-таки особая история, там действуют особые нормативные документы. Но в список охраны ЮНЕСКО он так и не внесен. Заявка туда была по­дана еще в 2000 году при Шеварднадзе, приезжала специальная комиссия, дала «домашнее задание» — мы выполнили институциональную и законодательную части, а вот практику — нет. Недавно приезжал ведущий эксперт по культурному наследию ЮНЕСКО, норвежец, я спросил у него, каковы шансы Тбилиси по вклю­чению в этот список. Он ответил, что ­проживает в гостинице Marriott на площади Свободы: «Когда я вышел с утра из отеля и увидел этот сундук… Могу вам прямо сказать, вы в этот список в ближайшее время не попадете». «Сундук» — это недостроенное архи­тектурное произведение последних лет, которое напрочь разрушило компо­зицию центральной площади города: там XIX века дома были, как слоники на бабушкином пианино, один другого чуть меньше. А теперь композицию за­вершает сундук.

— Что еще важного уничтожено в городе?

— Сейчас «бренд» города — очень популярная тема. Одним из брендов ­Тбилиси был Центральный рынок. Вот если раньше ко мне приезжали друзья, я их вел на рынок. Я знал, где купить какие помидоры, у кого купить сыр гуда, какой продавец из какого села приехал. Сейчас рынок уничтожен: его ломали под предлогом антисанитарии, а сейчас там открытая местность, где уже перекупщики, а не продавцы стоят в грязи по коле­но. То есть культура отношения производителя и потребителя без посредников была искусственно выбита из нашей реальности, чтобы мы пошли в супер­маркеты и покупали западные продукты. Я думаю, это одна из крупных ошибок, а может, даже сознательная антигородская акция.

Фотография: Леван Сихарулидзе

Улица Пушкина, д.1. Дом-сундук на площади свободы разрушил ритмическую композицию домов XIX века, постепенно переходящих от маленького к большому

— Что может разгрузить город, есть ли вообще такая проблема?

— Саакашвили сейчас пытается рассредоточить функции столицы и перенести парламент и Совет министров в Кутаиси, Конституционный суд — в Батуми. И по­дает это как децентрализацию, как поддержку других городов, что неправда. Потому что децентрализация — это ког­да вы достаете деньги из своего кармана и отдаете другому, а деконцентрация — когда из одного своего кармана переносите деньги в другой свой карман. Вот у нас второе.

— А деконцентрация не разгрузит Тбилиси?

— Нет, потому что в Тбилиси другая проблема. Как и в других столицах, на центр начинается давление бизнеса, но у Тбилиси до недавнего времени не было территориальных ресурсов для развития центра. Однако урбанисты придумали перенести железнодорожную линию, что освободит примерно 100 га в центре го­рода. Дело в том, что Тбилиси кроме реки Куры — естественной преграды, от которой никуда не деться, пронизывает транзитная железная дорога, которая идет из Абхазии до Еревана и Баку. И в цент­ре есть 7-километровый участок дороги, который не может пересекать транспорт, потому что нет путепровода. И районы фактически отрезаны друг от друга. Идея такая: ампутировать этот участок транзита и пустить его вокруг Тбилисского водохранилища, а земли на образовавшемся свободном участке отдать под развитие CBD (central business district). Тогда эти стеклянные высотки будут появляться не в каких-то глупых местах, как гвозди, а будет происходить концентрированная «манхэттенизация». Главное только, чтобы эту освободившуюся линейную структуру наше правительство, которое ищет любые пути заполнения бюджета, не на­резало, как колбасу, и не стало продавать кому попало.

— Ну для этого же гостендеры придуманы?

— К сожалению, правительство свое же законодательство часто нарушает. Архитектурный градостроительный проект, согласно закону о государственных за­купках, — действительно предмет кон­курса. Но вот пешеходный мост Мира, например, спроектировали без тендера, так же как и транспортную развязку на площади Героев, и президентский ­дворец, и Батуми, и многое другое.

— Вообще конкурса не было? А кто ­решение принимал?

— Нет, решение принимала городская власть по заказу президента Саакашви­ли.

Отсутствие коммуникации, обратной связи я считаю большой ошибкой — ре­бята зарвались просто. Ты объяви тендер и выставь своего человека — члены жюри и президент всегда тебе подыграют, и по­бедителем выйдет тот, кого ты считаешь нужным. Но сделай реверанс в сторону общества, чтобы местные архитекторы тоже приняли участие в конкурсе.

— А прокуратура не может их привлечь за нарушение закона?

— Какая прокуратура, о чем вы? Вы ду­маете, Грузия с Россией в этом смысле сильно отличаются? Менталитет же один: византийско-глупо-православный.

— Что хорошего в последние годы было сделано для города помимо land use plan?

— Я хоть и критикую много, но в целом я уверен, что мы — свидетели большого прорыва в Тбилиси. Ну взять, например, единый государственный реестр. За пять минут вы можете получить через интернет любую информацию о вашей недвижимости, можете купить участок земли, зарегистрировать любую сделку и про­чее. Буквально: заходите на интерактивную карту Тбилиси, выбираете участок, оформляете куплю-продажу — и не на­до никуда идти и собирать тонну спра­вок. То же самое — с регистрацией фирмы или покупкой и оформлением автомобиля. Все автоматизировано, работает без сбоев, коррупция полностью исключена.

— В муниципальном смысле — гран­диозный прорыв в уборке мусора. Работают фантастически ребята: каждое утро к дому приезжает машина, все вывозит. Но тут, например, проблема: муници­палитет увязал оплату вывоза мусора с количеством потребляемой энергии. Абсолютный бред — вот и получили за это иски в суд от республиканцев. Или вот — последнее достижение в области общественного транспорта: электронные информационные табло на остановках, где дается расписание автобуса в реальном времени. Отличная вещь! Но вот, например, возле моего дома табло ус­тановлено за 50 метров от остановки и не перпендикулярно трассе, а параллельно — и для того чтобы что-то разглядеть, нужно подойти к нему очень близко. Соответственно, люди бегают туда-сюда, от остановки до табло.

То есть инфраструктура правильно строится, но менеджмент совершенно не владеет философией пространства, не выходит в город, решения принимает у себя в кабинетах и не приглашает урбанистов в качестве экспертов.

Фотография: Леван Сихарулидзе

— Вас же приглашают?

— Да, я сотрудничаю с городским парламентом по некоторым вопросам. Например, недавно был принят новый городской нормативный акт «О наименованиях географических объектов города Тбилиси», который я разрабатывал. Проблема урбанонимии во всем мире существует, но у нас она еще окрашена в та­кие траурные тона, потому что события 2008 года принесли много горя и много героических, скажем так, поступков со стороны наших военных. И эти траур­ные люди, в основном матери, приходят в мэрию и просят: «Вот, мой сын заслужил, чтобы его именем была названа улица» и так далее. Потом у нас конъюнктурные вещи появились — улица Джорджа Буша, например. В общем, мы ввели ограничительный срок: теперь должно пройти минимум 20 лет после смерти человека, чтобы назвать в его честь ули­цу, площадь, проспект или набережную, исключение — только для президента и мэра. А сейчас работаем еще над нор­мативным актом по правилам установки памятников и мемориальных досок. Это очень важный момент, потому что тут каждый лепит: скончался отец, и сын ­обязательно лепит доску на стенку.

— А старые названия улиц восстанав­ливают?

— Да, восстановление старых назва­ний тоже прописано в новых правилах. Но для Тбилиси еще более важная вещь — старые топонимы. Вот, например, рай­он вокруг метро «Проспект Руставели» называется Земмель. Там жил немец по фамилии Земмель, держал там апте­ку. Аптеки давно нет уже, но все до сих пор говорят: «Где живешь?» — «На Земмеле». «Куда идешь?» — «На Земмель». Или на северной стороне Куры, в конце проспекта Плеханова, есть район, ко­торый называется Воронцов — в честь князя Воронцова, наместника Николая I в Тифлисе. Там площадь несколько раз меняла название — была площадью Кар­ла Маркса, сейчас — Саарбрюккена, это город-побратим Тбилиси. Но все говорят: «Где живешь?» — «На Воронцове». «Куда едешь?» — «На Воронцова». Вот Тбилиси обладает памятью, не знаю, коллектив­ной памятью города можно это назвать, и ее обязательно нужно восстанавливать, потому что это городская биография. С историей вообще не нужно бороться, ее надо знать и строить будущее.