Собрание сочинений

Иллюстрации: Дарья Рычкова

Фридман

Сотрудники благотворительного фонда CAF рассказывают, что когда благотворительная программа «Линия жизни» только придумывалась, банкир Фридман был спрошен, для того ли он затевает программу, чтобы улучшить свой имидж. Фридман засмеялся и ответил:

— Невозможно в России улучшить имидж толстого еврея миллиардера.

Теперь, когда я звоню Фридману и спрашиваю, был ли такой эпизод на самом деле, Фридман опять смеется. Он действительно говорил эту фразу. Это, к сожалению, не анекдот.

Программа «Линия жизни» — одна из лучших и самых профессиональных благотворительных программ в стране. Есть две причины так говорить.

Дело, прежде всего, в том, что программа помогает всем. В ее правилах не заложена возможность ответить отказом ребенку с пороком сердца, если ему меньше шестнадцати лет, если он живет на территории России и нуждается в операции на территории России. Никакому ребенку «Линия жизни» не может сказать, что у нее нету денег. Для всех обратившихся в программу детей менеджеры «Линии жизни» должны деньги достать, и где достать деньги — это чисто профессиональный фандрейзерский вопрос. Всем детям с пороком сердца. Где бы они ни находились — в Москве или в Анадыре. Вне зависимости от того, умные у них родители или глупые, заботливые ли они люди или мерзавцы, есть ли эти родители вообще или их нету. Родители могут даже и не знать, что их дети спасены на деньги благотворительной программы «Линия жизни». Достаточно, например, чтобы врач, увидев ребенка с пороком сердца, отправил заявку в «Линию жизни», и врачи из регионов отсылают такие заявки пачками.

Банкир Михаил Фридман настаивает на том, что его благодарить не надо. Программа «Линия жизни» не существует на деньги банкира Фридмана. Фридман только запустил ее, дал первоначальный толчок, и теперь программа работает сама, сама себе собирает деньги, сама себя администрирует, и умри завтра банкир Фридман (дай ему бог здоровья), «Линия жизни», представляющая собою как бы две сотрудничающие бизнес-структуры — фандрейзинговую и распределяющую, — продолжит существовать без него.

В сущности, банкира Фридмана можно благодарить только за то, что он сменеджерил способ нам с вами самостоятельно и совместными усилиями спасать от смерти детей-сердечников. Поэтому если увидите в супермаркете прозрачный ящик с надписью «Линия жизни», положите туда сто рублей, что ли.

«На дне»

Человек по имени Валерий Соколов был бомжом в Петербурге. В 90-е годы он был самым известным в Петербурге бомжом. Когда еда в магазинах была не иначе как по продуктовым карточкам, а карточки раздавали по месту прописки, Соколов первым придумал, что надо же раздавать карточки и бездомным тоже. Непостижимым образом Соколову удалось донести эту мысль до властей (попробуйте-ка сейчас донести до властей какую-нибудь мысль): ему, человеку без паспорта, выдали целую пачку продовольственных карточек, и он их действительно раздал бездомным, предоставив об этом без сучка и задоринки отчетность. Чем и прославился.

Кроме того, он придумал систему альтернативной регистрации. Человек без прописки мог получить бумагу, которая давала ему доступ к поликлинике, собесу, пенсии, а его ребенку — к школе и детскому саду. Люди без паспорта и прописки благодаря этой системе получили возможность легализоваться. Система эта действует в Питере до сих пор.

Потом Соколов создал организацию «Ночлежка» и стал издавать в Петербурге газету «На дне». Небольшие деньги на издание газеты давали иностранные благотворительные организации. Газета издавалась тиражом десять тысяч экземпляров. Читать газету и писать в газету почитали своим долгом многочисленные и фрондерствовавшие тогда еще петербургские интеллектуалы. Митьки рисовали для газеты иллюстрации. Известные критики писали в газету про театральные и художественные события. А распространяли газету бездомные. Чтобы получить издание, читать которое было среди петербургской интеллигенции принято, следовало подойти на Невском к бездомному, заплатить бездомному два рубля и взять у него из рук (из рук!) печатный орган. Сами бездомные покупали у Валерия Соколова газету по рублю. В те времена это были весьма ощутимые деньги.

Соколов принципиально не платил налогов с продаж газеты. Он говорил, что бездомный человек, для которого в России недоступно ни образование, ни здравоохранение, налогов платить не должен. Когда газета «На дне» немного раскрутилась (не без помощи аналогичной шотландской газеты бездомных The Big Issue), Соколов открыл в Петербурге на Пушкинской улице еще и настоящую ночлежку. Это была первая ночлежка в современном Петербурге — одновременно там могли переночевать 10 человек. Потом ночлежка переехала на Синопскую набережную. Там могли переночевать уже 60 человек.

В планы Соколова входило даже открытие некоего банка для бездомных. Но победить банковскую бюрократию ему все-таки не удалось. Открыть счет без паспорта до сих пор невозможно.

Сейчас Соколов успешно занимается бизнесом и возглавляет общество российско-шотландской дружбы. А дело его живет. «Ночлежка» существует и как общественная организация, и как дом, где одновременно могут переночевать 50 бездомных. Теперь ее адрес — Боровая улица, дом 112б. Газета «На дне» закрылась. Но вместо нее выходит журнал. Называется он «Путь домой», стоит он 20 рублей. Бездомные берут его по 10 и разницу оставляют себе. Журнал прославился тем, что организовал российскую сборную бездомных по футболу. В прошлом году она выиграла чемпионат Европы. Так что наши победы на международной арене начались не с «Зенита».

Дворец пионеров

Александр С., глава крупной и очень известной компании, рассказывал мне, что построил в одном из спальных районов Москвы, что называется, Дворец пионеров. Такой клуб, где были кружки и спортивные секции для окрестных детей. Построил, оборудовал, нанял за свои деньги хороших учителей и предложил всем детям вокруг, вместо того чтобы нюхать клей в подъездах, посещать во Дворце пионеров совершенно бесплатно хоть секцию баскетбола, хоть кружок по шахматам, хоть изостудию.

А надобно вам знать, что в России, получая дорогой подарок, всякий гражданин обязан заплатить государству с этого подарка подоходный налог — 13%. И надобно вам знать еще, что как только какой-нибудь человек в России затевает сколько-нибудь заметную благотворительную программу, то первым делом к этому человеку приходит налоговая инспекция. Налоговая инспекция судит по себе: не может поверить, что благотворительностью люди занимаются для того, чтобы буквально творить благо. В одном из благотворительных фондов, к которым я имею отношение, налоговый инспектор в минуту откровенности так и сказал мне: «Я понимаю, что вы хорошее дело делаете. Но сам подумай, если вы двести тысяч долларов в месяц показываете, сколько же вы отмываете-то, подумать страшно». Я не нашел слов, способных объяснить налоговому инспектору, что мы показываем в своих отчетах все собираемые нами деньги и не отмываем ничего.

Так вот, во Дворец пионеров пришла налоговая инспекция. Отчетность, разумеется, была в полном порядке. Но посчитав, сколько стоит здание и посмотрев зарплаты педагогов, налоговая решила, что каждый из окрестных детей, посещавших во Дворце пионеров кружки и секции, получил за отчетный год в подарок дорогую услугу. А с дорогого подарка, как мы говорили выше, каждый российский гражданин обязан платить государству налог. Налоговые претензии выставлены были родителям детей, которые посещали Дворец пионеров. Когда это случилось, многие родители запретили своим детям ходить в бесплатные кружки и секции, посчитав, что пусть лучше дети по подъездам нюхают клей.

Разумеется, на следующий год, посоветовавшись с юристами, Александр разработал какую-то бизнес-схему, при которой сам теперь платит государству налог на то, что предоставляет детям бесплатные образовательные услуги. Но, полагаю, многие дети из тех, чьи родители испугались налоговых претензий, не верят больше, что баскетбольная секция может быть даром, утвердились в мысли про мышеловку и бесплатный сыр и свободное от учебы время проводят в подъездах.

Партизанская ночь

Благотворительная деятельность в России волей-неволей напоминает партизанскую войну. Действуют разрозненные отряды. Вдвоем-втроем, и, как правило, чтобы помочь одному конкретному человеку, вы без всякой надежды на успех противостоите какой-нибудь государственного масштаба несправедливости. Иногда противостоите незаконно. Иногда хочется выть. Во дни тягостных раздумий поддерживает только мысль, что где-то же еще такой же маленький отряд, как твой, без всякой надежды на успех тоже противостоит государственного масштаба несправедливости. И может быть, вы противостоите вместе.

Одним словом, была ночь с субботы на воскресенье. У маленькой дочери одной нашей знакомой, всерьез занимающейся благотворительностью, лопнула аневризма в мозгу. Девочку отвезли в больницу, и нужна была срочная операция. Дело только в том, что трепанации черепа проходят с большой потерей крови, а в клинике не было крови соответствующей группы, чтобы сделать операцию ребенку. На городской станции переливания соответствующая кровь была, но станция переливания кровь на операцию не выдавала. Не хватало какой-то формальности. То ли подписи главного врача, который уехал из города на выходные, то ли печати какой-то, которая заперта была в каком-то кабинете до понедельника.

Я не принимал непосредственного участия в срочном поиске крови для девочки, но даже сквозь мой телефон проносился рой эсэмэсок, содержавших слово «кровь». Все эти разрозненные отряды волонтеров и активистов, занимающихся благотворительностью в области кардиологии, онкологии, в области борьбы со СПИДом, люди, печатающие благотворительные книжки для детей, люди, помогающие бездомным и чеченским беженцам, — все, как безумные, писали друг другу эсэмэски в ночи и искали кровь. Или донора, способного такую кровь сдать.

В итоге нашли. Врач одной из московских больниц записал в журнале, что будто бы перелил кровь одному из своих пациентов, а сам взял из холодильника несколько пакетов с кровью и вынес из больницы. Это было должностное преступление. Доктор положил пакетики с кровью на заднее сиденье своего автомобиля и через пол-Москвы поехал в клинику, где должны были оперировать девочку. Перевозить таким образом человеческие органы (а кровь — это человеческий орган) запрещено законом. Доктор ехал и молил Бога, чтобы не попасть в одну из проверок, которые устраивают милиционеры, особенно по ночам с субботы на воскресенье.

И доктор довез кровь. Операция прошла успешно, девочка выжила. Хирург, проводивший операцию, тоже совершил должностное преступление, перелив ребенку незаконно полученную кровь и составив протокол операции так, как будто никакого переливания крови не было. Любой серьезный проверяющий очень удивился бы, увидав, что, по отчету судя, впервые в истории хирургии трепанация черепа прошла без потери крови.

Провал

Еще одна ночь безумных эсэмэсок случилась пару месяцев назад. Десятилетней девочке, больной раком крови, срочно потребовался редкий и незарегистрированный в России антибиотик. Нашлись благотворители в Лондоне, которые готовы были этот антибиотик купить, но непонятно было, как лекарство переправить в Россию. Экспресс-почтой лекарства посылать нельзя. В течение суток требовалось найти человека, который летел бы из Лондона в Москву и согласился бы провезти лекарство у себя в чемодане, в случае чего сказав на таможне, что это лекарство его личное.

Я написал об этом в газете. Какая-то высокомерная гнида принялась сообщать мне на газетном форуме, что рак крови, дескать, антибиотиками не лечат. У меня и у моих друзей не было времени объяснять дураку, что при лечении рака крови у детей катастрофически падает иммунитет, простые болезни становятся смертельно опасными, и дети часто погибают не от рака собственно, а от обычных инфекций, лечить которые надо именно что антибиотиками. Надо было не переубеждать оппонента, а искать друга.

Мне казалось, что весь город ищет человека, летящего в Москву из Лондона. Мы звонили всем знакомым в Лондон. Мы звонили всем знакомым в Москве, чей бизнес или личная жизнь как-то с Лондоном связаны. К полуночи человек, вылетавший назавтра из Лондона, нашелся. Но к часу ночи выяснилось, что вылетает он утром и ко времени его отлета лондонская аптека не успеет доставить со склада весь объем необходимого лекарства. Этот человек мог привезти только одну упаковку, которой хватило бы девочке на полдня.

Поиски начались снова. К трем часам ночи нашелся совсем уже никакого отношения не имеющий ни к благотворительности, ни к гематологии инвестиционный банкир — знакомый знакомых знакомых. Он летел в Москву зарабатывать деньги, но немедленно согласился взять лекарства для ребенка, попросив только прислать ему по факсу рецепт. Он очень боялся российских таможенников и пограничников.

На следующий день утром первая порция лекарства была девочке доставлена. К вечеру доставлено было и все остальное лекарство. Инвестиционные банкиры радовались как дети, прыгали в этом своем инвестиционном банке посреди офиса и кричали: «Мы молодцы! Мы молодцы!»

Еще через день, несмотря на лекарство, девочка умерла. Так бывает: благотворительность — это не магазин, где всегда можно получить спасение жизни в обмен на деньги. Это скорее бизнес, где можно инвестировать деньги в спасение жизни, а потом можно выиграть, а можно прогореть.

Предпочитаю бандитов

Катя Чистякова создала благотворительную организацию «Доноры детям». Дело в том, что доноров крови в России катастрофически не хватает. Особенно не хватает доноров таких компонентов крови, как тромбоциты. Сдавать кровь на тромбоциты — это довольно муторное занятие. Надо рано утром приехать на анализы, потом через пару дней, убедившись, что не инфицирован ни ВИЧ, ни гепатитом, надо приехать еще раз и пролежать полтора часа под специальным аппаратом, который выкачивает из тебя кровь, вынимает из нее тромбоциты и закачивает кровь обратно. Таких доноров мало. Так вот Катя посредством своего интернетовского блога и сайта находит доноров, дружит с ними и выстраивает их в очередь так, чтобы несколько человек сдавали бы кровь каждый день и не было у врачей в кровяных холодильниках то густо, то пусто.

Рассказывают, будто в ответ на одну из Катиных акций, популяризирующих донорство, ей или кому-то из ее коллег позвонил очень серьезным голосом человек.

— Так, — сказал человек, — короче, я понял, завтра я подошлю пацанов, они сдадут кровь на эти твои, как их, тромбоциты

И, говорят, действительно назавтра приехали «пацаны» в черных БМВ с тонированными стеклами и сдали кровь.

В другой раз Кате позвонили из милиции и вскоре тоже сдали кровь всем личным составом.

В третий раз Кате позвонили из движения «Наши». Со свойственной этому движению помпой и в присутствии свойственных этому движению репортеров нашисты приехали и сдали анализы на ВИЧ и гепатит. Они оказались здоровыми людьми. Катя составила для них график сдачи крови, предупредив обычных своих доноров, что кровь пока сдавать не надо, потому что «Наши» сдадут сразу много. Однако же в день, на который им было назначено и в который они обещали, «Наши» сдавать кровь не явились, устроив серьезный и внезапный дефицит тромбоцитов в Российской детской клинической больнице. А на одном из своих сборищ «Наши» представили прессе буклет, в котором называли себя донорами и публиковали фотографии спасенных благодаря их донорству детей. Один ребенок, чья фотография размещена была в буклете, к моменту публикации буклета умер.

Я написал про это в газете. Я обзывал «Наших» чуть ли не земляными червяками. Мне позвонил тогдашний лидер «Наших» Василий Якеменко и сказал, что произошла ужасная накладка, что не надо было о молодых людях так жестоко, что молодые люди обязательно кровь, как и обещали, сдадут в самое ближайшее время. На том и договорились.

И некоторые «Наши» кровь действительно сдали. Зато про Катю Чистякову несколько центральных газет написали, что она делает бизнес на крови. А меня во время слета «Наших» на озере Селигер занесли в официальный список их врагов. И я вот теперь не знаю, поблагодарить ли «Наших» за то, что все же сдали кровь, или обозвать земляными червяками еще раз.

Преимущества системы

Хочется сказать вот что: мы кустари. Системная благотворительность в России только начинается, и в основном почему-то системная она — в области просвещения. При этом мало кто понимает, чем системная благотворительность отличается от несистемной. Все как заведенные повторяют про адресную помощь, тогда как адресная помощь — это благотворительная технология каменного века, вынужденная мера в условиях тотального недоверия людей друг ко другу.

Постараюсь объяснить. Вот, например, дети, больные раком крови, погибают в основном не собственно от рака крови, а от заболеваний, являющихся побочным эффектом лечения. Страшнее других — аспергиллез, грибковое поражение. От высокодозной химиотерапии, применяемой для лечения рака, иммунитет ребенка так слабеет, что простой грибок, плесень, растущая на стенах, становится смертельно опасной. В организм ребенка грибок попадает в основном через дырки в венах при постановке капельниц, при многочисленных уколах. В провинции особенно уколов детям, больным раком крови, делают очень много, потому что не хватает современных расходных материалов, внутривенных катетеров, герметичных переходничков для капельниц, каковые катетеры и переходнички, если бы они были, снизили бы заболеваемость аспергиллезом принципиально — в разы, в десятки раз.

Лекарство от аспергиллеза стоит примерно $25 тыс. на одного ребенка. Расходные материалы на всех детей, больных раком крови в стране, стоят $100 тыс. в год. Нетрудно посчитать, что можно за сто тысяч долларов вылечить от аспергиллеза четверых детей, а можно не допустить аспергиллеза у полутора тысяч.

Современные российские благотворители предпочитают все же вылечивать четверых детей, но адресно, чтобы можно было видеть благополучателя непосредственно. Для серьезных и системных благотворительных программ нам не хватает доверия друг к другу.

Фотомодель

Главный врач Первого московского хосписа Вера Васильевна Миллионщикова про одну из своих медсестер рассказывала вот что. Эта девушка, кроме того что работала в хосписе медсестрой, была еще фотомоделью и настоящей красавицей. Когда девушка пришла устраиваться в хоспис с этими своими волосами, постриженными в дорогой парикмахерской, с этим своим безупречным маникюром и в этих своих туфлях на каблуках, Вера Васильевна сказала, что не возьмет ее. Хоспис, кто не знает, это такое медицинское учреждение, где врачи не лечат людей, а по мере сил избавляют их от страданий, потому что пациенты хосписа — умирающие, неисцелимые люди. Вера Васильевна сказала девушке, что либо та не сможет работать в хосписе всерьез, либо вскоре прическа, маникюр, высокие каблуки и вообще красота покажутся девушке совершенно недостойной внимания ерундой. Вера Васильевна много раз видела, как меняются у нее в хосписе люди, как девушки стригут ногти под корень, потому что так удобнее больного мыть, и отказываются от каблуков, потому что в теннисных туфлях удобнее бегать от больного к больному. В случае с этой фотомоделью Вере Васильевне было просто жалко, что за пару месяцев работы такая красивая девушка начнет думать, будто быть красивой девушкой — это бессмысленная суета.

Но красавица настояла на своем, была принята в штат и явила собою самое блистательное исключение из правила. Она была прекрасной медсестрой, старательной и чуткой. Она работала как вол и, накопив отгулов за дежурства, отправлялась куда-нибудь в теплые страны сниматься на каком-нибудь белом карибском песке в какой-нибудь рекламе чего-нибудь красивого, но ненужного.

Возвращаясь на работу в хоспис, девушка с удовольствием показывала сослуживцам и пациентам свои умопомрачительные фотографии: вот она в волнах, вот она на фоне заката с шампанским и фруктами, вот она в прозрачном парео…

— Деточка, — вопрошала главный врач, — зачем же тебе после всей этой красоты надо еще обрабатывать пролежни и выносить судна?

— Что вы, Вера Васильевна, — медсестра смущалась. — Здесь в хосписе настоящая жизнь, а тут, — девушка тыкала пальчиком в фотографии, — ненастоящая.

Дело только в том, что человеку довольно трудно бывает выдерживать эту настоящую жизнь долго. Через несколько лет работы медсестра-фотомодель вышла замуж, забеременела и уволилась из хосписа. Ее проводили с почетом и благодарностью.