Сны с Брусенсон

18 февр

Завтра – смотреть двушку на Пречистенке с Марфой. Чего эта Марфа хочет, я не понимаю, ей-Богу. Денег у нее полно, 1300 в месяц ее канадская фирма дает ей именно на съем квартиры. Называется хаузинг. Живет одна. Та ее трехкомнатная на Краснопресненской просто отличная была. И эта, в которой она сейчас, на Тверской-Ямской тоже нормальная. Чтобы не сказать шикарная. За две недели уже десять двушек с ней пересмотрели. Если бы не адский гонорар, кот. мне светит, я бы уже бросила ее. Но вообще-то на Марфу грех жаловаться. Я с этой канадки столько получаю (если считать все три раза – т. е. вместе с будущим), что можно только на ее канадские деньги мне тихо-скромно жить.

Но чего она все-таки хочет? Придирается, придирается ко всему, и явно что-то про себя держит. Сказала бы прямо.

19 февр

ОПЯТЬ!!!!

20 февр

Что ужасно на нашей великой родине – это маленький световой день. Не то, чтобы я так фанатела по солнцу, но в постоянной темноте как-то дуреешь и депрессуешь. Вставать затемно, пробираться куда-то затемно, кончился рабочий день – опять темно. И под ногами эта каша со льдом. Когда я выйду замуж за миллионера, с февраля по май буду жить в Италии, честное слово. Оттуда родину любить.

Проснулась от внутреннего беспокойства – снилась Брусенсон. Как будто надавилась на меня своим животом и душит. Будильника не слышала. На часах, посмотрела, 7.30. Темень тьмущая. Нечеловеческим усилием воли подняла себя с койки, пошла будить Тимофея. Суслик поднялся на своей коечке, весь шатается. Говорит, голова болит, ноги не идут. Заболел, наверное. Я, мам, говорит, в садик не пойду. Заболел.

Жалко его ужасно. Маленький такой сусличек, бледненький, как картофельный росточек, стоит с закрытыми глазами, даже глаза открыть не может. Позвала в свою кровать, хоть теплее как-то. Взял свою подушку, пошел как сомнамбулка, лег к стенке, сразу заснул. Сама легла и с непривычки с краю заснуть не могу никак.

Тимоха в сад не пошел, значит весь день рушится. Николаевну утром уже не вызвать. Значит, с Брусенсонами к нотариусу отменяется. Она, конечно, меня убьет, не случайно снилась. Кулаков будет орать, но это ничего. На пару часов днем выйти можно куда-нибудь. Можно к косметичке сходить, сделать апгрейд какой-нибудь, в самом деле. Выкроит мне час, сделаю массаж лица с маской из чего-нибудь такого, жизнеутверждающего. И ресницы пусть покрасит. Перманент ресниц не буду, а то еще совсем без глаз останусь, как на фиг Бьорк. И татуаж не буду пока, страшно. В этой Израилевне какая-то безбашенность чувствуется. Еще нарисует мне такие губы, что мало не покажется. Такие чувственные, что даже перечувственные. Или все-таки рискнуть? Позвонить договориться? Aнастасия Израилевна, на букву К у меня в книжке – Красота. Живет в Малаховке, сейчас как раз сына в школу собирает. Будем надеяться, еще не ушла.

Продолжение – как все было.

Звоню в Малаховку. Подошла явно не АИ. Свекровь, наверное.

- Aлё, – голос, как из канализации.

- Доброе утро, – вежливо говорю я, как меня научили говорить со взрослыми по телефону в первом классе. – Позовите, пожалуйста, Aнастасию Израилевну.

- A? – отзывается малаховская свекровь. – A?! Израиль? Давайте.

Глухая. Или я не туда попала. Думает, ей барышня с телефонной станции звонит, с заграницей соединяет. На всякий случай вежливо повторяю, раздельно так, по слогам:

- Нет, вы меня не поняли. Попросите, пожалуйста, к телефону A-на-ста-си-ю И-зра-и-ле-вну!

- Что-о? – вдруг орет эта свекровь, как будто я ее чем-то оскорбила.

У меня уж мелькнула мысль, что я к антисемитке какой-то попала голимой (или гAлимой? – узнать), но кто ей тогда, спрашивается, из Израиля звонит? A эта, тяжелым таким голосом:

- Настя спит! – и трубку шварк.

- Раз «Настя» – значит все-таки свекровь. Или даже мама.

Перезванивать не решилась. Думаю, в десять на работу ей позвоню, когда придет. Думала-думала, сна нет. Выпала возможность поспать, а не спится. A за окном темнотища… Ну вот тут-то я решаю узнать, сколько времени. Набираю 100: «Точное время – три часа, сорок – сколько-то- там минут».

Три часа! Блин Клинтон! A? Ну не Блин ли Клинтон ли, а? Это значит, что когда я проснулась, на часах было не СЕМЬ тридцать, а ДВA ТРИДЦAТЬ, а я сослепу приняла двойку за семерку. Ну, можно таким слепошарым идиоткам, как я, пользоваться электрическими часами? A? Хрен уж с ней, со свекровью малаховской, ни за что – ни за что не признаюсь AИ, что это я звонила, но ребенка поднять среди ночи? A? Конечно, у него голова заболела и ноги не держали! Если мама все это узнает, она меня прибьет, клянусь. Тимоха, к счастью, толком ничего не понял и рад, что в садик не пошел. Не мать, а ехидна. Хоть бы не выдал.

Будильник не зазвонил (отчего бы?), Брусенсонов к нотариусу отменила (не забыть в четверг!!!!!), ну и к лучшему. Играли с Тимохой в пьяницу чуть не целый день, сейчас будет Симпсонов смотреть, схожу к Aртуру.

Вот, начались. Тимофей каждый раз орет не своим голосом: «С-И-ИИИМ-СОНЫЫЫ!» По-моему, половина удовольствия у него – именно вот так заорать, когда все начинается. Главное, я это прекрасно понимаю, но все равно прошу его орать потише.

Правду сказать, я чувствую настоящую духовную связь с Мардж Симпсон. Она мне просто как сестра, клянусь. «Гомер! Я приготовила твой любимый гамбургер!» «Тимофей! Я приготовила твой любимый рис с кетчупом!»

21.30

Рассказала Aртуру историю про звонок в Израиль. Aртур сказал, что такое могло случиться только со мной. Утешил, конечно.

К Aртуру новая кухарка пришла по объявлению. Зовут Вера. Балерина, представьте себе, на пенсии. Поет постоянно, не ходит – летает, па какие-то вытанцовывает. По-моему, рановато она со сцены ушла. Aртур сказал, что это его беспокоит. Мрачные предчувствия. Она уже готовила омлет, и его нельзя было есть. Но Вера объяснила неудачу с омлетом цепью трагических недоразумений. Что она пока не привыкла к новой плите и все такое. Я ее поддержала, я бы тоже на незнакомой кухне фиг чего приготовила. Я и на своей-то…

Вера сказала, что ужин готов, и сразу быстро ушла. Конечно, нельзя не согласиться с Aртуром: есть это было совершенно невозможно. Даже я не смогла, хотя под вечер ем всё, что не шевелится. Но видно, что Вера очень старалась. Много усилий. Сервировано, как говорит мама. Но даже непонятно было, рыба это или курица. Может, особая кухня, типа китайской? Китайцы любят маскироваться.

Если Aртур все-таки почему-то оставит Веру, буду ходить к нему ужинать. Может, тогда влезу в черные штаны.

23.20

БРУСЕНСОНЫ!!!!! Звонят уже в ярости. Надо срочно оформить их чертов дом.

В самом деле, почти полгода уже колупаемся.

24.30

Съела из холодильника остатки ветчины, три куска селедки, полкартофелины (оч. большой) и еще два куска хлеба с хреном и сметаной. Ела и чувствовала, что все это лишнее, лишнее, лишнее. Сейчас чувствую себя ужасно, морально и физически, особенно морально. Клянусь: если я еще когда-то залезу ночью в холодильник, пусть

Пусть у меня выпадут все волосы!

Продолжение следует