Сметана нашего общества

Иллюстрация: Сергей Максимов © Студия Лебедева

Выражение «сливки общества» пришло к нам из французского — это дословный перевод. Тонкий слой жира, образующийся на поверхности молока, символизирует все самое ценное и талантливое. Сливки поднимаются сами, а отделяются при помощи сепаратора; сливки общества — уж как придется. Интересно было бы ввести выражение «молоко общества», которое бы обозначало всех тех, кто до уровня сливок не поднялся. Или, как порой бывает, вроде поднялся, да отделиться не удалось.

Сказать «сметана общества» уже язык не повернется: не очень-то такое общество привлекательно. Скисшие сливки — вот что такое сметана, как бы ни обидно было это слышать нам, для которых сметана есть практически основа основ, стратегический продукт: соль, спички, сметана. У человека, который забыл купить сметану, озабоченный вид. Покупают сметану мужчины и женщины в равной мере, а порой и дети младшего школьного возраста. Купили бы, конечно, и грудные младенцы, если бы знали о ее существовании. А вот сливки — наоборот, продукт слегка аристократический: покупают их те, кто пьет кофей, то есть хоть чуть-чуть, а интеллигенты и западники. Сейчас, конечно, у нашего народа пост, вроде бы сметана не тема; но, как сейчас стало принято считать, попоститься — это вкусно поесть с оздоровительной целью, то есть не мяса, а чего-то другого, например, как уговаривали наши прабабушки, «молочного». А сметана — такая простая и нутряная вещь, что должна, в представлениях многих, стоять наравне с грибами и орехами в постном меню. И стоит, даже и во многих ресторанах.

Западнее границы расселения славянства ферментированное молоко вообще мало известно и обычно упоминается либо в контексте «экономная француженка не даст пропасть прокисшему продукту», либо как пример модной здоровой пищи. Столь незатейливое блюдо, как бефстроганов, до сих пор считается во всем мире экзотическим изобретением русского царизма, потому что делается на загадочной кислой сметане. Но если вдуматься, совершенно непонятно, зачем мы едим эту сметану, если остальное человечество этого не делает. Почему мы абсолютно все ею поливаем — салат, селедку, хлеб, первое, второе, гарнир и сырники на десерт? Пока как-то удается уберечь конфеты, компот и суши.

Было бы интересно задуматься о привязанности славянской кухни к квашеным продуктам типа соленых огурцов, тогда как другие народы знают скорее маринованные при помощи уксуса. Выходит, что у нас скисание понимают как естественный процесс вроде старения, в чем, возможно, проявляется некое смирение перед реальностью и умение извлечь позитив из продукта на любой его стадии — как свежей, так и уже совершенно проквашенной. С другой стороны, тут, конечно, недалеко и до гниения. Западный подход, получается, эту агонию продукта игнорирует, сливки как своего молока, так и своего общества вовремя снимает и пускает в дело.

Но не будем хаять только отечественные кулинарные привычки: в других странах тоже есть мания все без разбору поливать одной жидкостью. Возьмем Америку с ее кетчупом. Манера лить эту искусственную кровь на все что угодно, даже не попробовав, может раздражать, особенно если это «все что угодно» есть эскалоп в соусе сюпрем и вы сами его два часа готовили.

Вместе с тем есть разница. Кетчуп позиционируется на рынке как что-то южное, мексиканское, горячего темперамента, пусть даже свою остроту он давно потерял, как кока-кола кокаин. Сметана же абстрактна в своем вкусе и цвете. Абстрактна она и по своему составу (нет в ней приправ), и, главное, по форме. Не в бутылках живет сметана, не штучный она предмет. Да и не предмет она вообще, а субстанция. Практически как мать сыра земля.

В студенческой столовой самообслуживания, как я помню, у сметаны было одно достоинство: непрозрачность. В стакане сметаны можно было утопить котлету и тем утаить ее от кассира. Получалась такая тайная котлета под шубой. Сметана и есть эта шуба: ласковый материнский обогрев, дешевый впрыск калорий. Тоску можно залить и сметаной, а не только водкой, тоже, кстати, абстрактной по цвету и вкусу субстанцией, пусть даже ее довольно редко разливают из ведра половником.

В этой своей бесформенности сметана гордо идет поперек прогресса. Возьмем йогурт: еще в 1980-е годы и в странах Варшавского договора, и в пределах НАТО он считался особой болгарско-греческой материей, экологически чистым источником долголетия и потому слизью слегка противной, на большого любителя. Потом потребителя успешно подсадили на порционные йогурты, превратив их в своего рода таблетки. Каждый ребенок теперь знает, что йогурты (теперь у них множественное число) пластмассовые, сверху немножко железные, и еще в них есть варенье.

Сметана этого опредмечивания избежала, поскольку продукты, воспринимающиеся как русские, за исключением водки, не сделали большой карьеры. Но в будущем, если страна наша добьется полагающегося ей международного престижа, могу себе представить на прилавках стаканчики различных «сметан» с попкорном, кленовым сиропом, с рублеными конфетами M&M?s, с дроблеными чипсами со вкусом кальмара и даже, за особые деньги, с подарком, спрятанным под густым белым покровом. В скоромные дни допустима будет, по желанию, и котлета, но в основном это, конечно, будет шоколадное яйцо Kinder Surprise.