Иллюстрация: Richard Clarke
Есть у меня в интернете дневник. Два года назад я села к компьютеру, открыла свою страницу и написала про мою подругу Лену и ее бывшего
В дневнике я писала о том, как неумело все это было подстроено. Что Ленку в аэропорт везли служащие ее бывшего, что на месте их уже ждала бригада, что наркотики
На суд я не ходила так как не получила ни одной повестки.
А потом, оказывается, начали следующее, только я уже была не в курсе. Про то, что я проиграла суд, я бы тоже, наверное, не скоро узнала, но добрые люди прислали мне ссылки на новости адвокатского бюро с десадовским названием «Юстина». «Юстина» скромно сообщала, что с ее помощью удалось впервые в истории привлечь к ответственности блоггеров в лице Т.Олейник, каковой теперь положено напечатать в своем дневнике опровержение и заплатить пострадавшему 10 000 «символических рублей». Конечно, у меня тут же появились вопросы. Например, каким образом суду удалось выяснить истину? Как они вообще установили, что этот дневник — мой, когда меня там не было? Мало ли кто может, назвавшись моим именем, вести дневник в сети. Также меня интересовало, как они установили, что все написанное в тексте — клевета, если самого Ш. в суде тоже не было? Он у нас в стране, между прочим, вообще появиться не может, потому что находится во всероссийском розыске.
Но с другой стороны, идти в Тверской суд с корзиночкой своих смешных вопросов мне ужасно не хотелось. Во-первых, было лень. Во-вторых, не хотелось становиться инструментом обогащения юридической компании с садистским названием. Потому что страшно подумать, сколько денег они выкачивают из Ш. под соусом борьбы со мной. Ну а в-третьих, и Ленка, и я уже так устали от всей этой истории, что больше всего на свете хочется одного — чтобы она наконец закончилась. Вся и целиком.
В общем, я уже совсем было решила последовать любимой мной версии знаменитой поговорки «Когда не знаешь, что делать, не делай ничего — и хрен с ним». Придут судебные приставы за рублями — отдам я им эти рубли. Велят написать в дневнике опровержение —
— Немедленно опротестовывай приговор, — говорили они. — Ты понимаешь, что ты делаешь???
— Нет. А что я делаю?
— Ты создаешь прецедент! Если это решение останется в силе, отныне любого
— Можно подумать, его сейчас нельзя взять. Похожие дела уже были.
— Там не все так явно. А у тебя — столкновение двух частных лиц, частных мнений в анонимных дневниках… И вообще, ты что, хочешь, чтобы Ш. и советское правосудие вытирали об тебя ноги?! Они провели процесс по-черному! Даже без повесток! Это же абсолютный беспредел!!!
— Ну да, наверное…
— Ты должна бороться!
— А все представляют, во сколько мне обойдется эта борьба? Сколько сил, времени и денег придется на все это потратить? И ради чего? Одно дело — бодаться с государством, когда речь идет о правах, свободе и жизни людей. Другое — с каким-то богатым обормотом, которого на процесс разводят его ушлые адвокаты.
— Ну решай сама.
Сама… А сама я уже отвыкла решать, между прочим. Так что давайте вместе думать, что мне делать.