Сила ночи, сила дня

  

Реакцию, которую вызвало известие об окончательном переходе России на зимнее время, можно назвать беспрецедентной — трудно вспомнить, какое из недавних правительственно-парламентских решений (при всем богатстве выбора) вызывало столь дружное и единодушное негодование. «Сволочи!», «Верните час светлого времени!», «Из-за вас опять с работы добираться в темноте!» — новость обсуждалась приблизительно в таких выражениях, в итоге участники дискуссий неизменно приходили к выводу, что этим гадам в Думе не хер делать, а нам из-за них мучиться (последующее развитие сюжета с новостями типа «Вопрос о возвращении зимнего времени обсудят весной» лишь укрепило общественность в уверенности, кто и чем занимается в Думе). Единственные, кто одобрил перевод стрелок, — главный санврач Геннадий Онищенко и доярки в теленовостях: Онищенко доказывал, что перевести стрелки на час назад было бы правильно с точки зрения физиологии, доярки радовались тому, что коровушки при таком световом режиме будут лучше доиться. 

Впрочем, нет: была одна инициатива властей, которая вызвала похожую реакцию, — решение об окончательном переходе на летнее время. Правда, волна народ­ного ворчания и бурчания прокатилась по стране не сразу, не в момент объявления, — а в декабре, когда оказалось, что в 10 утра на широте Москвы едва начинает светать. Но в остальном — крыли эту инновацию в тех же выражениях и с тем же эмоциональным накалом: сволочи, украли час светлого времени, на работу добираться в темноте. И разумеется, рады были только Онищенко и доярки: еще год назад такая временная шкала, по их мнению, идеально соответствовала физиологии как людей, так и коров. 

Я все не могу понять: люди, которые недовольны этими двумя прямо противоположными мерами, — это же должны быть разные люди? Одних должно раздражать, что рано темнеет, других — что поздно светает, так? Можно предположить, что две противоборствующие группы — это жаворонки и совы. Но по собственному совиному опыту мне известно, что если бродишь по квартире, как привидение, до трех ночи, то лишний темный час или лишний светлый — это уже несущественные детали (а вставать с утра все так же мучительно вне зависимости от того, насколько ярко освещена улица). Скорее, все это зависит не от физиологии, а от образа жизни: креативному классу, который просыпается к пяти вечера, должны быть милы прошлогодние инициативы Медведева. Напротив, простым людям труда, встающим по заводскому гудку, веселее вставать, когда гудок гудит не совсем в кромешной темноте. Но вот какая закавыка: креативно-богемное население (они же западники, образованные горожане, или, в терминологии искусствоведа Бориса Гройса, «кочевники» — в противоположность «оседлым») негодовало по поводу медведевского перевода стрелок еще пуще прочих, поскольку в комплекте с чуть более светлым вечером они получили довольно болезненный отрыв во времени от Европы, причем как раз в зимнее время года (в Европе-то стрелки переводят по-прежнему), когда так тянет в тепло и уют. 

Разница с Лондоном — четыре часа, один перелет — и уже джет-лаг, и в головном стокгольмском офисе рабочий день заканчивается, когда у нас обед, и даже Лига чемпионов начинается в полночь. Что касается оседлых автохтонов — как пел Стинг, русские тоже любят своих детей, и дорога на работу по звенящему солнечному морозцу уже не так радует, если детям приходится добираться из музыкалки в темноте и на ощупь. В общем, выделить ту или иную социальную группу, которая была бы заинтересована в том или ином переводе стрелок, не представляется возможным — если не считать небольшой социальной группы желающих подложить кнопку на стул Д.А.Медведеву посредством перевода стрелок не туда, куда их перевел он. 

Возникает смутное подозрение, что пе­реводом стрелок в любую сторону оказываются недовольны более-менее все — причем просто так, на автомате. Возможно, дело даже не в стрелках самих по себе — просто телевизионная картинка, где серьезные дядьки в пиджаках в ежедневном режиме ищут все новые основания объя­вить кого-нибудь врагом народа, защищают вековые устои от Пола Маккартни и превращаются в белых журавлей, постепенно формирует стойкую непоколебимую уверенность, что: а) к нашей жизни это не имеет никакого отношения и б) этим гадам не хер делать. В результате общественность, или, вернее, та ее часть, которая еще в состоянии хоть что-то обсуждать, привыкает реагировать на лю­бую инициативу сверху на манер героя Сергея Светлакова из «Нашей Раши»: сидит перед телевизором в майке-алкоголичке и ругается на чем свет стоит. Если завтра правительство примет решение о безвозмездной выдаче каждому гражданину РФ миллиона долларов — уверяю, найдется причина, по которой эта революционная мера вы­зовет у вас глухое раздражение. 

Или же искреннюю радость — если вы: а) Онищенко, б) доярка.