ШиЗорноФилия

Джон Зорн живет и работает в Нью-Йорке. Если вы хоть чуть-чуть представляете себе, что такое downtown New York – столица столицы колоссальной космополитичной империи, то и, не сходив на Зорна, сможете вообразить, что именно способен натворить один из главных людей на авангардной сцене этого воплощенного в стекле, бетоне и звуках Вавилона. Вообще же Зорн – это такой пятидесятилетний дядька с внушительным носом и в больших очках, еврей, опять-таки, нью-йоркский житель и космополит, джазмен-саксофонист с ярко выраженным интересом к музыкальной агрессии, шизофрении и какофонии (в среде провинциальных меломанов интеллигентно называемой нойзом).

Творчество его целиком принадлежит семидесятым и восьмидесятым – от логически рассчитанного теоретического авангарда до беспредельного панка; от глумления над Эннио Морриконе до «настоящей» рок-группы Naked City; от еврейского рекорд-лейбла Tzadik до серьезной работы с японской традицией (и авангардом) и бесконечного количества дисков, которые не могут сосчитать даже самые маниакальные маниаки-зорнофилы.

Его беспорядочные связи в мире музыки гарантируют неожиданность, прорыв, поиск, интерес, и спроси меня, кто друг Джона Зорна, я отвечу – каждый, от Фрэнка Заппы до Фреда Фрита, Биг Джо Патона и Тутса Тиллеманса.

Если говорить чуть серьезней, то от музыки к мультфильмам и кино, что он писал на заре карьеры, Зорн проделал путь к вершинам современной композиции, на которую с академической стороны повлияли Айвз, Кейдж и Парч, а с джазовой – Коулмен, Брэкстон и Роско Митчелл.

В то же время Зорн декларировал, что даже самый отъявленный рок-хардкор имеет много общего с фри-джазом шестидесятых годов, а в начале девяностых экспериментировал с барабанщиком Napalm Death Миком Харрисом, с одной стороны, и басистом Биллом Ласвеллом – с другой.

Изнуренные юбилеем Аллы Пугачевой московские меломаны имеют счастливую возможность столкнуться с творчеством одной из самых экзотических и одиозных птиц мирового музыкального авангарда 29 апреля в МДМ.

Олег Пшеничный