Новый гендиректор Политеха: «Если забраться на плечи гигантов, видно намного дальше»

— Решение о рокировке в Политехническом музее готовилось давно?

— Мое назначение не было внезапным. Это инициатива руководства музея, которую поддержал министр культуры Владимир Мединский.

— Чем теперь будет заниматься Борис Салтыков, назначенный на пост президента музея?

— Мы планируем заниматься научной деятельностью, развивать направления, связанные с исследованиями, координировать формирование Ассоциации научно-технических музеев, и еще мы хотим возродить практику защиты диссертаций и функционирование научного совета. Весь спектр этих задач, вся научная, стратегическая составляющая останется за Борисом Георгиевичем.

— Сразу после назначения появились слухи, что Фонд поддержки музея, который вы возглавляли, теперь не нужен, и его ликвидируют. Это так?

— Ни в коем случае. Фонд останется и продолжит заниматься тем, чем занимался раньше. Он выполняет важную задачу: обеспечивает возможность выполнения и финансирование наших проектов. Он же является своеобразным механизмом по контролю, оценке деятельности Политеха — попечительский совет выделяет средства, а затем они проходят экспертизу внешнего совета. Это очень серьезная процедура, которая продолжается от решения попечительского совета при принятии бюджета на целый год до решения экспертного совета, и здесь роль фонда неоценима. Смею вас заверить: фонд будет работать в том самом виде и для тех же целей, что и раньше.

— Вы уже определились с концепцией будущего музея, его идеологией после открытия?

— Несколько лет назад британская компания Event Communications выиграла конкурс на разработку концепции музея, после они дорабатывали программу согласно нашим требованиям. В итоге мы получили проект, который утвердил попечительский совет и Минкультуры, и с ним мы живем последние годы. Параллельно экспертная группа, в которую вошли как британские, так и российские представители, в том числе наши сотрудники, приступила к детализации концепции, они трудятся над научным обоснованием идеи, и теперь база для экспозиции почти завершена. В конце года мы будем ее принимать.

В начале следующего года мы проведем конкурс на разработку дизайна экспозиции и следующие полтора-два года будем отбирать предметы, прорисовывать каждый зал музея, каждый его угол, чтобы появился законченный образ.

В основу легла мысль, которая понравилась всем: рассказать о науке, технике и технологиях через процесс, то есть показать, как рождается наука, происходит открытие, как формируется изобретение, как устроена научная мысль. Предмет и содержание экспозиций мы разделили на три группы: информация, материя и энергия, и это близко к тому, как устроена наша жизнь. Есть десятки предложений, как развить, представить каждую из частей, мы долго дискутировали и отобрали самые вкусные и яркие предложения. Например, мы вспомнили о музыке: у нас появится целый зал, в котором расскажут, как можно передавать информацию через музыку.

Еще мы хотим по-настоящему раскрыть, подать ярко и красиво советские изобретения и инновации, которые долгое время были в тени. Безусловно, мы не можем обойти стороной такие новые части уже повседневной жизни, как биотехнологии и генетику, которая явно выходит на первый план.

У нас не было точных принципов, заложенных в самом начале, кроме концептуальных границ, а дальше мы проделали серьезную работу, от чего-то отказались, отошли, но нам удалось найти баланс.

Не все прежние проекты останутся. Мы решили не повторять транспортный ряд, нагромождение машин так, как это было: мы представим автомобили другим способом, но каким — это большой секрет.

— Говорили, что на время реставрации экспозицию разделят на три части. Что с ними будет?

Это не совсем так: мы не будем дробить музейный фонд, он целиком отправится на АЗЛК «Москвич», где по последнему слову техники, с учетом всех организационных и технических требований, создано специальное хранилище. Именно там и будет находиться коллекция.

При этом на ВВЦ в начале следующего года откроется павильон, где будет выставляться часть экспонатов. Другую часть мы отдадим в партнерские проекты и начнем проводить передвижные выставки. В культурный центр ЗИЛ экспонаты не поедут: там мы откроем детские научные лаборатории по физике, химии. А сам Политех станет основной площадкой лектория.

— Прежний гендиректор Политеха Гурген Григорян в разговоре с БГ заявил, что после открытия музей превратится в развлекательный центр, куда перестанут приезжать дети...

— Напротив. Детей в новом Политехе будет гораздо больше, чем прежде. Более того, мы одно из зданий во дворе отдадим для дошкольников. Раньше Политех был ориентирован на учащихся средней и старшей школы, а до маленьких детей никому не было дела. Мы хотим исправить ситуацию. Кроме того, мы создадим образовательный центр. Если раньше у нас было всего несколько аудиторий и зал, где проходили занятия, то теперь мы отдадим под детские и взрослые лаборатории целый этаж. Здесь будут проводиться образовательные и просветительские проекты.

Но главная наша цель — сделать Политех музеем для всей семьи, людей всех возрастов. Раньше школьники приходили в музей, как на занятия, уроки попросту заменяли экскурсиями. Мы же сделаем так, чтобы все члены семьи могли провести здесь не два часа, а целый день. Например, утром посетить экспозиции, потом сходить на выставку, посмотреть научно-популярный фильм, пообедать, немного поиграть, купить себе сувенир и книжку. И все для того, чтобы люди могли не уходить отсюда в течение дня.

Еще мы хотим развивать издательскую деятельность, создать отдельную программу к моменту открытия, выпускать свои и переводить выдающиеся книжки. Пример «Циолковского» оказался очень хорошим: выяснилось, что никто кроме них не может дать горожанам такой же спектр научно-популярной литературы.

— Как вы считаете, почему в России нет технических музеев мирового уровня?

Это очень сложный вопрос. Есть причины объективные. В советское время, сразу после Второй мировой войны, наметился тренд на сохранение и коллекционирование, что объяснимо: многие собрания были безвозвратно потеряны, нужно было восстановить фонды до довоенного уровня. Именно поэтому несколько десятилетий и сами музеи, и сотрудники, и коллекции, и даже музейные пространства были, что называется, заточены под «консервирование». Главной задачей было сохранять, коллекционировать, находить, приносить и хранить экспонаты. Работа с аудиторией ушла на второй план. Государство не ставило перед музеями цели просвещать посетителей, хотя такой лозунг и звучал. В итоге, когда настали экономически трудные 1980-е годы, музеи и культура в целом пострадали первыми. Они утратили и финансирование, и внимание. Многолетняя пропаганда «коллекционирования» и стала причиной глобального провала.

Сегодня основная музейная публика обладает колоссальным объемом информации. Они много где побывали, посетили зарубежные музеи, у них всегда под рукой кладезь информации — интернет, и мы не можем этого не учитывать. К тому же запрос к музеям изменился: если раньше его диктовало государство, то сегодня прежде всего само общество хочет получать что-то новое, и не только из сети, телевидения и газет, но также иметь какой-то «эмоционально-духовный опыт», который можно почерпнуть только в музее.

Я уверена, что, когда мы откроемся, музей не будет уступать ни бостонскому, ни мюнхенскому современным научно-техническим музеям. И дело не в моей оголтелой уверенности (хотя она тоже есть), а в том, что каждый новый открывшийся музей, который пытается перенять позитивный опыт международных музеев, становится лучше, чем предыдущий. Это как у Ньютона: если забраться на плечи гигантов, видно намного дальше.