Шаги экскаватора
С рождением сына для меня наступил День сурка. 6.00 – побудка (на беззаконный сеанс кормления в три ночи я, по счастью, не реагирую). Мальчик уже покушал и, лежа на спине, куда-то идет в строгой концертной распашонке с зашитыми рукавами. Отмашкой рук – вылитый Джо Кокер. Жена сцеживается. Челка будто вышита жемчужным бисером – сплошь в молочных каплях. Это значит, что есть минут пять-десять на умыться и кофе попить (позавтракать вместе в День сурка не удалось еще ни разу).
На кухне меня встречает не убранная с вечера анатомическая ванна – из пищевого полистирола. Сквозь подкрашенную шалфеем воду, словно мраморный лик какого-нибудь колосса с эгейского дна, проглядывают функциональные выпуклости и подъемы: нос – для упора промежности, скулы – для подмышечных впадин. Сливаю шалфей в кухонную раковину и ставлю джезву. Возвращаюсь в комнату: сын уже перекочевал из нашей супружеской постели к себе в кроватку и вот-вот снова заснет.
С 7.00 до 7.30 – пунктирное чтение. С прицелом на будущее: «Мораль Первой мировой войны: никогда не убивайте эрцгерцога Фердинанда». Мне кажется, добрейший Лемони Сникет парню понравится, если, конечно, не обветшает к тому времени. 8.00 – оставляю мать и дитя одних, слушая, как первая обращается ко второму с убаюкивающими пояснениями: папа, дескать, за денежкой пошел – смотри и учись.
Папа ходит за денежкой, возвращается и видит: мальчик не только погулял (в переносной люльке «Кокон», с которой – лямка через плечо – жена бродит, как вещий Боян с гуслями, но и покушал. Лежа на спине, снова куда-то шагает в вольной концертной распашонке с открытыми рукавами. Отмашкой рук – вылитый Джо Кокер. 21.00. Жена сцеживается, собрав волосы на макушке в пальмообразный пучок. Есть пять-десять минут на умыться и кофе попить (поужинать вместе в День сурка не удалось еще ни разу). В кухне уже приготовлена анатомическая ванна из пищевого полистирола, а на плите, в кастрюле, вываривается обернутая в тряпицу горсть шалфея. Сон, и назавтра – все по новой. Aминь...
Однако вот что интересно: при видимой неподвижности времени внутри него, как в полости подкопа, происходит бешеная смена эпох. Скажем, к моменту выписки к нам с женой отовсюду слетелись мамки да няньки и потребовали возвращения к марлевым подгузникам. Из вежливости уступили – так начались Средние века пеленочного дерматита. Но едва мамки да няньки убрались, грянул Ренессанс, а потом и Просвещение, принесшее самые изысканные плоды вроде памперсов и влажных антисептических салфеток. Ждем-с, что вот-вот будет положен отсчет Новому времени – в частности, переходной ко всему лучшему эпохе гуления. И все это – не выходя из полости подкопа, внутри бесконечного Дня сурка.
Как разрешится данный парадокс и к каким приведет результатам, ума не приложу. Тем более что недавно обозначился еще один занятный феномен. Я вдруг понял, что жизнь моя не сложилась – несмотря на добропорядочное хождение за денежкой. Прикидывая, какие сказки буду читать сыну (Лемони Сникет – прежде всего) и какие покупать игрушки, я наткнулся в одной лавке на радиоуправляемый экскаватор (прямая лопата), и сердце оборвалось: вот она, так и не воплотившаяся мечта босоногого детства – стать экскаваторщиком или, еще торжественнее, оператором выемочно-погрузочной машины. Такие машины работали в моем детстве повсюду: повернувшись к лесу задом, вскрывали теплоцентраль; повернувшись передом, заравнивали; роняя нижнюю челюсть, грузили в карьерах песок (обратная лопата), подкапывали замшевые глоксинии в горшках на окне (масштаб 1:45, пр-во AЗЛК, игрушка). Образующиеся в процессе работы этих машин полости подкопов меня по-настоящему завораживали. Почему-то казалось, что если в рабочий полдень, когда оголодавшие операторы разбредаются по своим душным бытовкам (а в кабине моего, игрушечного, захлопывается форточка из подтаявшего пластилина), что если в рабочий полдень прокрасться на стройплощадку, съехать на заднице в котлован или спрыгнуть в траншею, найти там такую полость, пахнущую подсыхающей глиной, и как следует втиснуться в нее, то в конце концов вышагнешь к другим берегам, в какое-то иное пространство. Но вместо этого вышагнул в другое время – в День сурка. Внутри него одна эпоха сменяет другую, но исхода не видно. Остается – ждать и надеяться, не закончится ли он, когда на главный рычаг выемочно-погрузочной машины ляжет рука, что ныне покоится в зашитом рукаве строгой концертной распашонки.
