Секс по телефону

-Да! Да! Мальчик мой! Как же я хочу! – Ее голос, дивный голос молодой женщины, то шелестел мягко и томно, словно опавшая листва в сквере под ногами, то рокотал, захлебываясь желанием, как небо в предвкушении грозы. – Хочу немедленно, сейчас! Ни минутой позже. Господи, ты возбудил во мне такую страсть, что я хочу его увидеть. Дай мне его, дай! Большой, просторный, трехэтажный!

И чего так раскричалась? Ну рассказал я ей, этой Наташе, про давнюю мечту идиота. Про скромный загородный дом. В яблоневом саду, метров в четыреста общей площадью, с большой гостиной, где под высоким потолком темнеют стариной мореные балки, в четыре спальни, с мраморным камином и полукруглым зимним садом. Так сразу: дай, дай. Был бы – давно подарил бы жене. Но она у меня умная, даже не надеется. A эта – дай, немедленно и сразу. Какие же они легковозбудимые, эти девчонки из фирмы "Х-линия". Я имею в виду, конечно же, секс по телефону.

- Дай мне его, мальчик! – продолжала страстно шептать Наташа (она сказала, что ее зовут Наташа).

Хорош из меня мальчик. Меня давно в метро пускают без билета, даже не спрашивая пенсионную книжку. Обидно, конечно, но я прохожу. Вскидываю гордо голову, провожу ладонью по роскошным седым волосам и прохожу. Вот так, Наташа, девочка моя. А ты сама-то какова?

- Добрый вечер. Вас приветствует "Х-линия". Из какого города звоните? – вот как это было. Я просто набрал их номер и услышал этот голос, тусклый, как ноябрьский вечер.

- Из Москвы. Откуда же еще? – изумился я. – Я живу в Москве. Уже шестьдесят три года.

- Нам звонят со всей России, нечего удивляться. Давайте номер, вам перезвонят.

Я дал номер и стал ждать. За окном был тусклый и мерзлый ноябрьский вечер. Холодно, зябко до дрожи в коленках. Лишь полбутылки милой "Гжелки" согревают стынущие члены. Купил для храбрости, потому что немного боюсь. Ну о чем мне с ними говорить – с этой "Х-линией"? За 34 рубля в минуту? Не о сексе же, право. Что я о нем сегодня знаю? Как это Магомаев пел? "Живут во мне воспоминанья..."

- Aле! Вы звонили в "Х-линию"? Как будете оплачивать разговор? Можете по счету, а если хотите, к вам завтра пришлем курьера.

- Курьершу? – попытался пошутить я.

- Молодого здорового парня, – осадила меня трубка.

- Тогда я буду платить по счету.

- С кем хотите говорить?

- Как это с кем? – удивился я. – Не с этим же вашим молодым здоровым. С девушкой.

- У нас их много, на любые вкусы. Хотите-с Мерилин Монро, Вертинской или Пугачевой. Иногда спрашивают Слиску.

Я не стал спрашивать Слиску. Слиску я не хотел. Я хотел простую русскую женщину с голосом полынного раздолья, ласковым, как ветер побережья, вкрадчивым, как поступь пограничника в дозоре, и дерзким, как стремительный проход Рональдо. A еще я хотел, чтобы девушка была умна, начитана и знала Гумилева. Потому что за 34 рубля в минуту я не хотел чего-нибудь другого.

- Тогда вам надо Наташу, – уверенно сказала оператор. И в трубке раздался щелчок.

- Добрый вечер, дорогой мой, – услышал я голос после щелчка. – Я так рада, что ты наконец позвонил мне, милый. Но ты ужасно нехороший мальчик. Почему ты мучаешь свою девочку? Почему я вечерами должна сидеть одна в этой стылой, противной квартире, где лишь мерцанье угасающей свечи слегка напоминает о тебе?

В какой, блин, квартире? Я-то точно знал, что девушка сейчас сидит за маленьким столом в душной конторе "Х-линии", с наушниками на голове, как радистка Кэт, заброшенная на линию сексуального фронта. И откуда она знает про мерцанье угасающей свечи? Но этот голос! Он безусловно походил на полынное раздолье, на ласковый ветер побережья, на вкрадчивую поступь Карацупы и на проход бразильского красавца.

- Милый, я совсем-совсем разделась, и только мои черные, длинные, волнистые волосы падают на высокую юную грудь, которая вся истомилась в ожидании твоих сильных, умелых рук.

Подагрические мои пальцы судорожно сжали налитую рюмку "Гжелки", а голос далекой сирены завораживал, обволакивал, пеленал. Я не понимал, о чем она говорит.

- A на левой груди у меня тату. Розочка, бутончиком набухшим. Милый, если бы ты видел мой настоящий бутон...

Я махнул залпом. И тут же налил по новой. А на левой груди... Эх!

- Разрешите представиться, – начал я свой секс по телефону.

- Ну зачем мне это, милый? Что такое имя? Только символ. Ты мой мужчина – вот что основное. Молодой, высокий, широкоплечий, с красивым мужественным торсом. Как кентавр.

Я осмотрел себя. Нащупал босым копытом остывающий тапок. Оператор явно не ошиблась. Девушка знала мифологию.

- Что ты молчишь? Ты в возрасте? Но это же прекрасно. Возраст – это тоже превосходно. Ведь это потому, что в твоем теле скопилось столько жизненного опыта! И я хочу его, я дико хочу, чтоб он сейчас же перешел в меня! Я говорю тебе это и уже чувствую, как это происходит. Как он входит в меня – твой огромный жизненный опыт.

Боже ж ты мой, подумал я. В том возрасте, когда я был еще молодым и широкоплечим, это так и называлось: делиться передовым опытом.

- Наташенька, как здорово, что у вас возникло такое желание. Давайте же поговорим о жизни, ибо на душе моей как-то муторно и тоскливо. То ли потому, что зарплата нескоро, то ли жизнь идет своим чередом. Вы читали сегодня газеты?

Ее смех был сродни ее голосу. Он пах полынью.

- Нет, серьезно. Вот вы знаете, например, что процесс в Гааге над бывшим президентом Югославии Милошевичем находится сейчас под угрозой срыва? Старик так плох, что может и не дотянуть до приговора. A в Израиле опять правительственный кризис. Шимон Перес подал в отставку, и арабы страшно испугались. A у нас судят российского полковника за то, что он, подлец, продавал американцам все тайные военные секреты. A в Aнглии, Наташа, девочка моя, власти вообще хотят оштрафовать корпорацию "Би-би-си" на двести пятьдесят тысяч фунтов за то, что она постоянно нарушает стандарты вещания. Вас волнует все это, не так ли?

-Конечно, милый. Как еще волнует! У тебя ведь такой эротический голос! У меня мурашки даже по коже. И я чувствую, что тебе еще далеко до этого... Как его, из Югославии. Я слушаю тебя и жутко возбуждаюсь. Мои пальчики все время бегают по мраморным бедрам, а когда ты сказал про стандарты, то знаешь, милый, меня как будто просверлило всю насквозь. Ты расскажешь мне о собственных стандартах?

- Наташенька, они давно не совпадают с ГОСТом.

- Гост – это что-то типа Децла? Я люблю Децла, он такой славный, ритмичный. Я сразу завожусь, когда он поет. И мой бутончик полыхает жаром.

-Нет, Наташа, ГОСТ – это не Децл. Эта строгая система, под которой я прожил почти всю свою долгую жизнь. Как я вам, молодежи, по-доброму завидую! Вы молоды, наверняка красивы, у вас впереди прелестная жизнь безо всяких там ГОСТов. С одним только Децлом. А у меня впереди – один лишь конец.

В трубке возникла пауза. Только частое, прерывистое дыхание доносилось мне издалека.

-Расскажи мне про него, – глухо сказала сирена.

-Про что, Наташа?

-Про конец.

-Ну что же тут рассказывать, Наташа? Он в принципе у всех одинаковый. Слезы, розы, может, некролог в приличном издании. Лучше расскажите о себе. Как работа? Она вам нравится?

-Ну конечно, милый. Как бы я иначе познакомилась с тобой? С таким торопливым мальчишкой. Кстати, ты не хочешь, чтобы я тебя выпорола? A жаль. Я это делаю и ласково, и нежно. Все остаются довольны и даже счастливы.

- Я знаю, Наташа. Так со мной всегда поступала жизнь. Я думаю, иногда я был даже счастлив. A что ты думаешь о счастье?

Она задумалась. Рублей на восемнадцать.

-Счастье, это когда тебя обнимают. Когда сильные мужские руки прижимают мое податливое тело к мускулистой груди, я задыхаюсь, мне уже нечем дышать, и я отрываюсь от грешной земли и улетаю куда-то в небо.

- Это неплохо, – поддержал я ее. – Если летаете, значит, растете.

Она рассмеялась – гортанно и звонко.

-Да куда уж мне расти? Я расскажу тебе про себя. У меня обалдительная фигура в сто семьдесят пять сантиметров роста. У меня классические шестьдесят-девяносто-шестьдесят, и, когда я иду по улице, мужики столбенеют. Но сегодня никто, слышишь, никто, кроме тебя, мне не нужен. Вот видишь, я сейчас встаю, во все свои сто семьдесят пять сантиметров. Я поднимаю руки, и мои восхитительные небольшие...

-У вас, Наташа, есть семья, дети?

Голос ее, мне показалось, сразу утратил волнующую эротичность.

-Вы такие мужики смешные, – сказала она.

-Вот и тебе, дорогой, чего-то необычного надо, а чего – никак не пойму. Ну какая, милый, семья? Был однажды муж – объелся груш. A дети по телефону, как ты догадываешься, не рождаются. A у тебя-то сколько?

-Да один всего. И этого с избытком. Но здоровый такой пацан, на Брюса Виллиса похожий.

-Ну, это неплохо,- заключила она. – Я даже не знаю, может, опять завожусь? Как будто бы кровь ударяет в голову. И каждая клеточка моего роскошного, пылающего тела наполняется страстным желаньем, стремится к тебе, я чувствую, ты потрогай, как набухают...

- Наташа, стоп.

- Ну, это машинально. Кстати, зачем ты сюда звонишь? Чем ты озабочен? Я понимаю – школьники. A вам-то, взрослым мужикам, зачем все это нужно?

- Послушай, милая, – сказал я ей. – В России очень много одиночества...

- Ах, знаю, – ответила она. – Не к кому прижаться вечерами. Работа есть, есть дом, а вот тепла людского не хватает. Я слышала об этом. Очень много злобы, много жестокости. Каждый тащит одеяло только на себя. Человеку ведь нужны ласка и тепло. Чтобы сердцем совсем он не замерз. Ты прости меня, любимый, а может, все еще гораздо хуже?

- То есть? – не понял я.

- Ну, может, ты страшнее Квазимоды? Убогий, лысый и больной? Похож на обезьяну? Скажи мне правду. Ведь ты же хочешь правды?

- Я прекрасен, Наташа, – соврал я. – Я прекрасен, как президент Путин, как Максим Галкин, ведущий передачи. Представь себе, что я сижу сейчас в темном холодном Кремле и мне так трудно думать обо всех вас, заботиться о нуждах каждого человека и о твоих, моя девочка, и о твоих. Представляешь, как мне одиноко?

Она задумалась. На этот раз рублей, наверное, на восемьдесят.

- Представляю, – сказала она после паузы. – Только не обижайся, любимый. Галкин мне нравится больше. Пусть ты будешь Галкин. Я представляю нас с тобой в Кремле, мое стройное тело...

- Наташа! – вскричал я.

- ...и бутон на моей левой груди...

- Наташа!

- Ну что – Наташа?

- Ничего. Я просто хотел спросить: как вы думаете, Россия когда-нибудь поднимется с колен?

И снова в трубке повисло молчание.

- А зачем? – спросила она, чуть погодя. – На коленях- неплохая поза. Моя любимая.

- Наташа, у вас есть мечта?

- Конечно, – ответила она просто и искренне.

- Какая?

- Я мечтаю о тебе. А ты?

И тут я зачем-то рассказал ей про сына, похожего на Брюса Виллиса, но, к сожалению, не Брюса Виллиса совсем, про отпуск, про тещу, зарплату, про дом престарелых, который я видел в Америке, про прошлое, такое далекое и будущее, близкое совсем. И еще почему-то про загородный дом. В яблоневом саду, скромный, тихий, с ангелками на занавесках. Играет тихая музыка, и я брожу по этому саду в легких одеждах, и лето больше не кончается никогда. Потому что наступила вечность.

- Да! Да! Мальчик мой! Как же я хочу! – Ее голос, дивный голос молодой женщины, то шелестел мягко и томно, словно опавшая листва в сквере под ногами, то рокотал, захлебываясь желанием, как небо в предвкушении грозы. – Хочу немедленно, сейчас! Ни минутой позже. Господи, ты возбудил во мне такую страсть, что я хочу его увидеть. Дай мне его, дай! Большой, просторный, трехэтажный!

-Ну хорошо, – сказал я после минутного раздумья, на сумму примерно 34 рубля. – Когда?

- Ваше время истекло, – бесцеремонно влезла в нашу радость оператор службы "Х-линия". – Разговор с этой девушкой вы можете продолжить завтра, с восьми утра.

Конечно же, я буду ждать.

Валерий Ларин, 63 года