Сбой системы

фотография: Таня Зоммер

В Москве она до этой весны не бывала, города почти не знает, но этот маршрут уже выучила наизусть: от Павелецкого вокзала (сюда приходят поезда и автобусы из Волгограда) в метро, пересадка на «Театральной», потом по синей вет­ке до «Арбатской» и дальше пешком на Поварскую. На Поварской находит­ся Верховный суд. На крыше здания — Фемида с незавязанными глазами, из­вестная история; главный архитектор проекта реконструкции Верховного суда Юрий Милаев объяснял, что «когда готовили программу ­проекти­рования, в самом суде сказали, что наша Фемида не может быть с закрытыми глазами, поскольку она все видит и все знает». Пока Марианне Лукьяновской еще не отказали в последней кассационной жалобе, у нее еще есть шанс снова стать судьей Волгоградского областного суда.

Верховный суд, конечно, откажет, как отказала уже его гражданская коллегия, и тогда Марианна Лукьяновская будет судиться в Страсбурге, и может быть, о ней даже напишут в газетах. Она во­обще говорит, что готова идти до конца, но тут же оговаривается — мол, не потому, что считает себя какой-нибудь там диссиденткой или борцом с системой, а потому что неправильные решения для того и существуют, чтобы исправ­лять их на правильные. «Я могла сама пойти в отставку, — говорит Лукьяновская. — Я уже давно имею право уйти в отстав­ку и получать 50 тысяч, это типа пенсии, а зарплата судьи 60 тысяч, то есть разница небольшая. Но я просто была возмущена этой несправедливостью и отказалась».

Когда она произносит слово «несправедливость», почему-то очень хорошо заметно, как тяжело ей дается это слово. Еще вчера она сама была воплощенной несправедливостью — судьей российского суда. Как у Домбровского: «Я повстречал чекиста, и про него мне нечего сказать. Он был чекистом». Спрашиваю, были ли в ее практике какие-нибудь ­эпизоды, о которых теперь, когда она уже сама по другую сторону, ей сегодня хотелось бы сказать, что она была неправа, несправедлива к кому-то, вынесла неправильное решение, посадила кого-то зря. Задумывается. «Нет, ничего такого не было».

22 апреля квалификационная коллегия судей Волгоградской области приняла решение о досрочном прекращении полномочий судьи Лукьяновской. Представление о взыскании в коллегию направил лично председатель областного суда. В представлении было сказано, что Лукьяновская систематически нарушала Конституцию РФ и Кодекс судейской этики. Председатель суда обвинял Лукьяновскую в низком качестве рассмотрения уголовных дел, в нарушении сроков сдачи дел в канцелярию суда и даже в фальсификации судебного акта. Рассмотрение дела Лукьяновской заняло не более пятнадцати минут: никаких вопросов у членов коллегии не возникло, решение было принято единогласно.

Это заседание стало завершающим эпизодом конфликта между Лукьяновской и ее начальством. А начался конфликт с совершенно незначительного эпизода, когда Марианна, судья кассационной инстанции уголовной коллегии областного суда, выпустила из-под арес­та некоего Шамаева. Шамаева судили за вымогательство. Взятие под стражу было оформлено без обязательного для не знающих русского языка подсудимых переводчика, и вот на этом основании Лукьяновская отпустила Шамаева под подписку о невыезде.

На свободу Шамаев, однако, так и не вышел. Прямо в СИЗО он был арестован заново по новому уголовному делу, а Лукьяновскую вызвал к себе председатель суда, который сказал ей, что она приняла неправильное решение и ей лучше уйти в отставку. «Оказалось, что это дело просто является заказным», — вздыхает Марианна с такой будничной интонацией, что я перебиваю ее: погодите, мол, вот прямо так заказное дело? И вы об этом так спокойно говорите под диктофон? «А что, разве у вас в Москве не бывает заказных дел?» — так же ­спокойно отвечает Марианна и объясняет, что у заказных дел — то есть у тех уголовных дел, результат рассмотрения которых известен задолго до судебного решения, — есть несколько обязательных признаков. «Это очень просто вычисляется. Когда идет такой контроль со стороны органов следствия, когда делом пристально интересуется ­руко­водство суда».

Прокурор области Леонид Беляк и председатель областного суда Сергей Потапенко в Волгоград приехали из Кра­снодара, где вместе работали и, как говорит Лукьяновская, близко дружили. По­влияла ли дружба судьи и прокурора на дальнейшее развитие событий или сказалась общая обстановка в судебной системе, неизвестно, но именно с тех пор, по словам Марианны, прокуратура стала активно вмешиваться в судебные дела. «Раньше была такая практика, что прокурор, если он недоволен принятым в суде решением, писал в суд письма со своими возражениями, и председа­тель просто нам пересылал эти письма для ознакомления. И никаких репрессий к судьям не применялось. А теперь никто никаких писем не пишет, просто вызывают к председателю. Я спросила, поче­му так происходит? А он мне отвечает: «Это у нас новая политика такая».

Когда Марианна отказалась уходить в отставку, Сергей Потапенко поручил своему заместителю провести проверку ее деятельности за три последних года. «Он прямо сказал, что нужно найти основания для досрочного прекращения полномочий», — говорит Марианна.

Кроме фальсификации судебного акта (история с освобождением Шама­ева из-под стражи), основанием для ­на­казания стало низкое качество рассмотрения уголовных дел, то есть процент оставленных без изменения приговоров от общего количества обжалованных в кассационном порядке. «Я не имела отводов по уголовным делам, то есть у меня было качество почти стопроцентное, выше, чем у любого другого судьи, но они все равно записали низкое качество», — жалуется Марианна. О том, что ее процент непересмотренных дел выше, чем у остальных судей, она ­гово­рила и писала Потапенко (сам он сейчас от комментариев по делу Лукьяновской отказывается), а председатель суда пересказал эти слова на общем собрании судей, и получилось так, будто Лукьяновская противопоставляет себя коллекти­ву. «Представляете, публично в коллективе обсуждают мое возражение. Я в нем привожу статистику качества: ну есть у судей хуже качество, это официальные данные, они не секретные, они звучали на совещаниях, но судьи в обиде. Считают, зачем афишировать. Но у меня нет другой позиции защиты, если меня обвиняют в низком качестве, значит, я должна доказывать, что оно у меня не низкое».

Сейчас, когда она уже не судья, Марианна Лукьяновская смотрит на российскую судебную систему более критично, чем до увольнения. «Я думаю, надо менять систему. Многое, конечно, надо менять, чтобы сделать суд именно независимым. Во-первых, отменить такие ситуации, когда заранее известно, какой будет результат. Это нужно решать, конечно, в совещательной комнате без посторонних, а то на дело Шамаева сам прокурор области приходил, что это такое? Я даже могу понять, когда ­просто там что-то советуют, но у нас председатель коллегии негласно ­пере­дает материалы дела областной ­проку­ратуре, и, если дело идет на отмену, они просто снимают его, перенаправляют в районный суд и возбуждают новое дело. Так нельзя».

Но эти рассуждения вполне абстрактные; Марианна прекрасно понимает, что, если Верховный суд вернет ей судейскую мантию, это будет только эпизод ее биографии, а сама система останет­ся прежней. «Но что же мне теперь, не бороть­ся? — отвечает она на это. — Уволили меня несправедливо, я должна быть судьей, должна работать». И даже непонятно, какой исход будет по-настоящему справедливым: если Лукьяновская просто вернется в систему и продолжит бороться за свое «качество рассмотре­ния уголовных дел» — или если ей все-таки придется судиться в Страсбурге и избавляться от традиционных черт типичного российского судьи. Которых у Марианны, несмотря на всю эту историю, вполне достаточно.