Самострок

Я живу со швейной машинкой. Нет, даже с тремя. Мой быт вообще на редкость неустроен: в комнате есть я, спальник на полу, шкаф и три швейные машинки. Собственно говоря, шкаф нужен лишь затем, чтобы в нем хранить то, что прилагается к моему личному пошивочному комбинату. Ткани там и всякая ценная фигня: шпулечки, катушечки, сменные иголочки, электрические приводы, ножные педали.

Швейная машинка – это не просто так, не в бирюльки играться. Она постоянно ломается и требует нежной заботы.

Давно, когда у меня в комнате стояла одна-единственная машинка, я на ней шила юбку и фартук для уроков домоводства. Это когда девочки сначала месяц на уроках меряют друг другу все возможные окружности и испытывают различные чувства: а вот у Кристины грудь ого-го, а у Юли ее вообще пока что нет! Выискиваются и высчитываются самые тонкие талии и самые толстые попы. Второе было куда интереснее первого: дети вообще недобрые существа. Смешанные чувства охватывали нас, когда в кабинет труда заглядывали мальчики, а они постоянно сбегали со своих художественных выпиливаний лобзиком, дабы позырить на наши формирующиеся тушки. В таких сложных условиях мы и осваивали кройку и шитье на трясущемся агрегате – швейной машинке. Нитки рвались, шпульки укатывались под учительский стол, шпулечные колпачки были на вес золота, их все друг у друга тайком выкручивали – за ними был нужен глаз да глаз.

Так, долго и непросто, мы шили себе неносибельные наряды и приобретали навыки образцовых домохозяек: конечно, без умения прострочить шов на машинке в современном мире не выжить. Дома мы перекраивали и перешивали свою жуткую фартучную продукцию, практикуясь таким образом уже на домашних «зингерах» и «мосшвеймашах».

С седьмого класса машинка успела, конечно, покрыться пылью и зарасти ржавчиной в некоторых особо важных местах. Мне перед этим уважаемым механизмом стало стыдно, мы с папой его настроили и почистили, и меня посетило вдохновение. Украв у мамы-фотографа ее любимый фон, за одну ночь я сшила из него сарафан. Не абы какой, а с джинсовыми клиньями и вельветовым верхом – утром сестра хватилась джинсов и пары вельветовых штанов. Но было поздно. Ночь я провела продуктивно: успела сшить и распороть свежевыкроенное платье семь раз, не меряя. Наутро надела свой прекрасный сарафан и обнаружила несколько интересных фактов: в нем я похожа на куколку-матрешку из русской народной песни, ходить я могу маленькими семенящими шажочками, потому что сделать разрез или вставить клин я, конечно, не догадалась. Но это было уже неважно. Потому что девушка в платье трогательно хороша, а тот факт, что она сама, своими руками это платье ночью на швейной машинке шила, делает ее чуточку старомодной и уж вовсе завидной невестой, несмотря на местами торчащие нитки и круги под глазами.

Осознав сей факт, я завела себе еще две машинки, начала шить что-то более удобоваримое в моем понимании типа рубашек из ситца в цветочек, или вот еще юбка из такой ткани в огромные цветы – я помню, в каждом уважаемом доме из такой ткани халат висел в ванной комнате; сумки всякие опять же. А вот сарафан я так и не перешила, и носить его до сих пор довольно сложно, но, очевидно, ореол умелой швеи-мотористки осенил мое чело навеки. Вообще говоря, в мои семнадцать лет мне дико хочется замуж, и для покорения кое-чьего сердца оказалось достаточно привести объект моих воздыханий, от которого мне требовалась взаимность, большая и страстная любовь и свадьба, в комнату, показать ему свой любимый сарафан – первый швейный опыт сознательного возраста! – и выводок швейных машинок. Все желаемое было получено тут же, под впечатлением. Только вот замуж за него мне больше не хочется.

Александра Боярская