Атлас
Войти  

Также по теме

Сам дурак

  • 1742

иллюстрация: Тимофей Яржомбек/KunstGroup Pictures

Читающая (конкретнее — читающая новости в интернете) публика мгновенно откликается на высказывания знаменитых экономистов и инвесторов, которые кажутся этой публике прогнозами. 9 сентября бессчетное количество сайтов опубликовало новость под заголовком «Гринспен предупреждает о повторении кризиса» (с небольшими вариациями). Во всех этих текстах содержалась цитата экс-председателя Федеральной резервной системы из интервью, которое он дал BBC: «Кризис произойдет снова, но будет отличаться от нынешнего». А через три недели так же разлетелось по сети «предсказание» Джорджа Сороса: мол, «в следующем году или через год мы будем свидетелями еще одного падения».

Такого рода высказывания не прогнозы. Это — антислова, намеренно лишенные всякого конкретного смысла. Это легко проверить, сделав предложения отрицательными; от этого они станут ужасно глупыми: «Кризисов больше не будет». «Ни в следующем году, ни через год мы не будем свидетелями еще одного падения».

Потребители новостей упрямо ждут, что кто-то скажет им, ждать ли нового кризиса. Мне периодически звонят продюсеры телепередач и даже коллеги-журналисты, чтобы в очередной раз потребовать прогноза. Подозреваю, что Гринспену и Соросу досаждают во столько же раз настойчивее, во сколько они меня компетентнее. Так что я еще могу отмахнуться, а им приходится произносить антислова, чтоб процитировали и отстали.

Умные люди не предсказывают ничего конкретного — и не заявляют о конце кризиса, как может показаться из распространяемых повсюду цитат, полных антислов. Умные люди нынче поливают друг друга грязью в рамках явления, получившего уже название «война профессоров». Воюющие стороны — это, в первую очередь, нобелевский лауреат Пол Кругман, опубликовавший в The New York Times длинную статью под названием «Почему экономическая наука бессильна», и профессор Чикагского университета Джон Кокрейн, который откликнулся на этот текст публикацией филиппики под названием «Полу Кругману, переставшему быть экономистом». Таких личных-публичных нападок от профессоров обычно не ждешь — они предпочитают больно щипаться под столом. Но тут Кругман (из Принстона на Восточном побережье США) обвиняет экономистов Чикагской школы в том, что они продались Уолл-стрит за высокие зарплаты и потому воспевали эффективность финансовых рынков. А Кокрейн в ответ шпыняет Кругмана за политиканство: мол, тот переходит на личности и цитирует не научные работы, а дурацкие интервью оппонентов, чтобы их дискредитировать в угоду нынешним финансовым властям США.

Оба текста доступны и в русских переводах, и их комментируют не только ­другие серьезные экономисты, но и те, до споров с кем не опустился бы ни Кругман, ни Кокрейн. Вот Михаилу Хазину, которого многие у нас — в том числе, кажется, заместитель главы президентской администрации Сурков — счита­ют удачливым предсказателем кризиса, чрезвычайно любопытно наблюдать, как дерутся представители экономического мейнстрима. Такая драка определенно на руку неортодоксальным экономистам, которых пока только в дремучих странах допускают к политическим кормушкам.

Суть спора можно описать несложно. Кругман призывает вернуться к теориям Джона Мейнарда Кейнса, который не доверял финансовым рынкам, называя их казино, и верил в государственное стимулирование спроса как средство лечения экономических депрессий. Рыночные игроки иррациональны, и потому их поведение вызывает кризисы, которые потом приходится лечить. Причем не только удешевлением денег, снижением процентных ставок до нуля, но и прямым увеличением государственных расходов — точно по кейнсианским рецептам 30-х годов. Кокрейн утверждает, что единственная альтернатива рыночному саморегулированию — государственное вмешательство, которое никак не может быть более эффективным.

Читая тексты «воюющих», уже трудно представить, что обе стороны до кризиса прекрасно уживались в рамках экономического мейнстрима. Но это факт; да, школы всегда были разные («приморская», с Восточного побережья, и «пресноводная» — из штатов Среднего Запа­да), но премии, в том числе Нобелевские, и посты экономических советников при правительствах получали обе поч­ти поровну. Чисто научные различия за последние 30 лет нивелировались с развитием математического аппарата экономики: строить модели с разными допущениями нравилось всем. Нынешний кризис вдруг сделал «приморских» и «пресноводных» если не непримиримыми, то уж точно публичными соперниками. И это неспроста.

Кругман, кажется, уверен, что забрасы­вание экономики деньгами — метод и Обамы, и Путина с Медведевым — даст долгосрочный эффект: рецессия заканчивается, ­дальше будет рост. Чикагские профес­сора в этом не уверены и считают такое лечение кризиса шарлатанским. Через год, а то и раньше, станет понятно, кто в большей степени прав. И если сейчас не определить свою позицию максимально четко, потом никогда не докажешь, что предсказывал именно такое развитие событий.

А вы говорите, прогнозы. Не даты и курсы тут предсказываются: дискуссия о другом — о последствиях важнейших политических шагов, совершавшихся в 2008-м и 2009-м.
 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter