С швейцарцем Айгеном я познакомилась еще три года назад, когда он на пару со своим французским другом ездил на джипах по России. Я тогда присоединилась к компании в качестве штурмана и повара. Потом мы практически тем же составом побывали в Тибете и вот теперь собрались ехать через Сахару, с севера на юг.
Визу Алжира мне выдали только после того, как я, раз десять получив в консульстве отказ, в 11 часов вечера пришла к консулу домой, позвонила в дверь и сказала, что, если визу не дадут, буду наведываться ежедневно в это же время. В остальном подготовка к поездке прошла гладко.
Когда все было готово, я прилетела в Швейцарию, встретилась с Айгеном и его приятелями-фермерами Алексом и Анн, мы сели в джипы и поехали через Альпы в Италию, в Геную, где погрузились на паром, который и перевез нас с европейского берега в Африку.
Тунис мы проскочили быстро, нигде не задерживаясь. Запомнилась только вечерняя прогулка в повозке в пальмовый оазис, где я впервые попробовала сладковатый сок пальмы, да приграничный городок Гафса, где мы попали на чай к семейству врачей из Дагестана. За чаем мне рассказали, что мраморные полы здесь – признак богатства, меньше трех детей в семье – признак бедности, помидоры тут сухие, и их не режут, а строгают, а дождей не бывает года по три-четыре.
Быстро пройдя паспортный контроль на границе неподалеку от Гафсы, из гостеприимного Туниса мы попали в неожиданно агрессивный Алжир: всюду военные посты, в первом же городе дети трижды закидывали нашу машину камнями. В городе Хасси Мессаоуд мы в последний раз перед большой Сахарой пошли по магазинам. Набрали дешевых фруктов и дорогущей воды по два доллара за бутылку, консервы у нас были запасены еще с Европы. Дальше началась Сахара.
Первые 400 километров ехали по «коридору между дюнами» – Гаси Гуэль. Зелени никакой, но кругом полно овец и баранов, чем питаются – загадка. В придорожных «соломенных» деревнях люди, завидев наши машины, встают вдоль дороги и подолгу машут вслед. Каменистая пустыня – «хамада», жара +40°C, дорога то и дело начинает петлять вверх-вниз, иногда аж дух захватывает. Пока не начались дюны, в любом месте, где останавливались больше чем на 2 часа, всегда замечали местного наблюдателя, который либо просто глядел на нас издалека, либо подходил близко и часами завороженно смотрел, что мы делали.
Чтобы не попасться на границе с Нигером в руки алжирских террористов и бандитов, мы ушли с каменистой дороги в пески, ориентируясь по спутниковому навигатору GPS. Одной из моих обязанностей было постоянно наблюдать за горизонтом, так как появление чужой машины в этих местах – угроза для жизни.
Огромные дюны вытягивались цепочкой и преграждали дорогу. Приходилось останавливаться и искать на ощупь участки плотно слежавшегося песка.
Общее состояние усталости от солнца и песка, который в ушах, глазах, носуѕ За день пересекли 8 дюн, прошли 50 километров. Потом началась местность, где после обильных дождей, ливших пару недель назад, прямо вдоль желтых песчаных дюн выросла трава – смотрится дико и экзотично. Что нас особенно удивило – гриб в песках, блестевший на солнце, как серебро. Из-за обилия попрошаек и опасности напороться на бандитов в оазисы мы не заезжали.
Однажды вдалеке появился караван верблюдов, один из тех, которые, не останавливаясь, по три месяца везут соль из Бильмы в Агадес. От каравана отделились двое: старик и мальчик. Наши мужчины церемонно пожали им руки, после чего караванщики попросили подарить им солнечные очки – у старика сильно болели и слезились глаза. Получив дорогие очки с защитными кожаными шорами по бокам, старик сразу надел их, с достоинством поблагодарил, и они удалились.
Встречи в пустыне, как свидания с миражами. В один из дней мы встретили французов: четверо вожатых на джипах с детьми-наркоманами, которые в процессе тяжелого путешествия должны были позабыть о своем прошлом, в другой раз – двух немцев в сопровождении туареговкочевников. Их повар Ибрагим мечтал о 21-м ребенке, чтобы назваться самым богатым мужчиной в Агадесе. Попадались навстречу грузовики, переполненные людьми и обвешанные гирляндами привязанных снаружи тюков. Все стоящие и сидящие во что-то замотаны, одни глаза блестят, а завидев нас, начинают радостно кричать и свистеть.
Пару раз встречи были весьма неприятными: однажды ночью нас разбудил свистом всадник с копьем, требовавший, чтобы мы уехали с его территории, в другой раз под утро пришел молодой туарег с ножом и пытался отобрать у нас что-то из вещей, но мы быстро вскочили в машину и умчались прочь.
Опять же в целях безопасности пересекли границу Чада по пустыне, но все же заехали потом на погранпост в Мао, где нам поставили штампы о пересечении чадской границы. Здесь Алекс и Анн на своем джипе поехали в Нигер, а мы с Айгеном отправились в Чад. По мере продвижения в глубь страны стали попадаться неолитические стоянки с прилично сохранившимися орудиями для обработки зерна. Хотя чаще все же встречалась сожженная бронетехника – здесь почти 20 лет длилась война с Ливией, в те времена, когда Каддафи хотел объединить Чад с Ливией и поддерживал партизан Чада. Гражданская война идет в Чаде до сих пор – на севере, в красивейших местах Сахары.
Приближение деревни или оазиса всегда можно почувствовать по специфическому запаху. По приезде всегда происходит приблизительно одно и то же: местные бросают варить похлебку на костерках из сухого верблюжьем помета и бегут от своих соломенных, кожаных или глиняных домиков к тебе просить милостыню. А так как найти воду без местных жителей практически невозможно, то игнорировать эти просьбы нельзя.
Когда приглашают в гости, это значит, что вас напоят чаем, будут трогать, рассматривать (женщинам сидеть с вами за одним столом не разрешат), а после угощения чаще всего начнут выпрашивать таблетки, показывая, в каких местах болит. В городе, стоит выйти из джипа, тебя облепляет огромная толпа, все касаются твоей одежды, волосѕ Забываешь, зачем шел, и думаешь лишь о том, как бы поскорей спрятаться.
В Чаде местами пустыня отступает, и долины напоминают монгольские степи. Газели, завидев машину, устраивают соревнования: подбегают чуть ли не вплотную и подпрыгивают, кто выше. Наш маршрут лежал через красивейшие горы Сахары – Эннеди, источенные ветрами и песком, которые стоят в пустыне скульптурами фантастических животных и птиц. Осмотрев горы, мы долго искали озеро Могоро, после почти дня скитаний увидеть его было подарком судьбы: одна половина озера – багрово-красная, другая – зеленая. Вокруг камыши, зелень, дюны, горы, пальмы, птицыѕ Потом заехали в Уньянга Сериру, где расположены три озера с разным вкусом воды: сладковатое, пресное и соленое.
Вечером, когда солнце испустило последний луч, раздалось шуршание. Посмотрев на небо, я поняла, в чем дело. Всю ночь, как дождь по крыше, стучала падающая саранча.
После долгого совместного путешествия в отношениях между попутчиками всегда возникает некоторая напряженность. Чтобы немного отдохнуть, побыв одной, утром я решила уйти со стоянки и пройтись по округе. Солнце уже было в зените, когда я услышала гудение мотора машины и пошла на этот звук, думая, что возвращаюсь к нашему джипу, но вышла к каким-то пустым соломенным домикам. В голове закрутилась мысль, что я потерялась. Приступы жажды, которые со временем стали напоминать удушье, вынуждали останавливаться и лежать в тени деревьев. Все мысли были только о воде. Усилием воли я заставляла себя встать и идти. Нашла следы шин, и долго шла по ним, пока они не привели меня к новому соломенному домику. Голос окончательно пропал, и вышедшим навстречу людям я объясняла на пальцах, что потерялась и умираю от жажды. Мне приготовили какой-то мутный отвар, видимо, суп по местным понятиям, привезли откуда-то на верблюде одеяло и уложили отдохнуть. Я надеялась, что ночью Айген будет светить фарами и я определю, где его искать, но этого не случилось.
Приютившие меня люди обращались ко мне «мадам», приносили на подносе белое маисовое тесто, слабо напоминавшее кашу, сладкое молоко и масло, но еда не лезла в горло. Чтобы как-то меня развлечь, хозяева достали откуда-то радио и нашли станцию на английском языке. Это еще сильнее вогнало меня в тоску. Утром меня проводили до дороги в город Мао. Я уже плохо соображала, что делаю. Вспомнив, что мы с Айгеном переезжали эту дорогу, решила поискать следы нашей машины, нашла, побежала по ним, но они привели к очередным соломенным домикам. Я поняла, что найти Айгена мне не удастся. Жажда и палящее солнце погнали меня обратно в деревню, где добрые люди снова уложили меня отдыхать. Проснулась я от шума машины, набитой людьми и вещами. Ради «белой мадам» высадили одну из женщин и устроили меня на ее место в кузове, чтобы ехать в город.
Комиссар полиции городка Мао, в который меня привезли, был в шоке – он впервые видел белого человека без паспорта и не знал, что с этим делать. Через некоторое время приехал местный доктор Омар, который учился на Украине, в Виннице, назвал меня русской сестрой и пригласил пожить у него, пока меня не удастся отправить в российское посольство.
Жены Омара нарядили меня, как принцессу, в местную одежду, приторно надушили всеми духами, которые нашлись в доме, намазали кремом и усадили на диван смотреть телевизор, который работал от дизеля. Принесли рис с мясом, но есть я не могла. Стало понятно, что я заболеваю. У меня еще оставалась надежда, что Айген приедет в Мао, так как это самый крупный город в округе. По стенам бегали гекконы и ловили мух, а я все думала и не могла понять, почему все так получилось.
Тем временем местный шериф вызвал коллегу из соседнего города, и они стали совещаться, что со мной делать. Решили на поиски Айгена выслать в пустыню машину с вооруженными людьми, а меня тем временем отвезти за 300 километров в столицу. По дороге я опять видела миграцию саранчи, которая затмила солнце. Выяснилось, что местные жарят ее на масле и потом едят в кино, как семечки.
Меня привезли в главное полицейское управление Нджамены. Пока я ждала начальника, от кондиционера и непонятной болезни поднялась температура. После допроса меня поселили в казарменной комнате, где ночью я так и не смогла заснуть. Утром снова допрос, отвечала на те же вопросы, что и вчера. За окном была тюрьма, и я видела заключенных, гремевших допотопными кандалами. Ночью приехал комиссар и сообщил, что Айген в Нигере, они говорили по телефону, но слышимость была очень плохая. В обед меня повели к российскому консулу. Александр Александрович держался сухо. Сказал, что моей проблемой занимаются уже два дня министры внутренних и иностранных дел Чада. Стал пугать, рассказывая, как меня посадили бы в тюрьму, будь я из нелюбимой в Чаде Франции.
В русском посольстве на меня глядели хмуро, как на привидение, и поселили в ужасно грязном помещении. Я просила принести что-нибудь почитать, но книг мне не дали, сказав, что я на карантине. Разрешалось выходить только в садик, где рос бамбук, лимоны, манго и бананы. Оставалось ждать документов и билета. Ела я очень мало, еще не оправившись от своей непонятной болезни, спала плохо, по утрам вскакивала от рева самолетов – совсем рядом был аэропорт.
Наконец настал день, когда консул принес мне доставленный почтой DHL конверт с паспортом и билетами. Вечером того же дня я села в самолет и простилась с Африкой, в которой провела два незабываемых месяца.
Вероника Сунгатова