«С системой не воюют. Тебя все равно задавят»

О давлении

Давить начали, когда я озвучила свою позицию, что не буду фальсифицировать выборы 4 декабря. Перед выборами была прокурорская проверка. Ее результаты пришли мне где-то 17–19 ноября. В ней указали, что важнейший недостаток моей работы — это «скрытый отсев». Так называют ребят, которые не посещают школу длительное время. У нас тогда шестьдесят человек состояло на учете в милиции в то время. Замечания были только по двум. Но мы не считали их «скрытым отсевом» — с ними и с их родственниками работала наша социальная служба. Я работала заместителем директора по учебно-воспитательной работе, и это входило в мои обязанности.

О том, почему уволилась из школы

18 декабря я отчиталась по выборам — сдала все документы. Мы, помимо того что сдаем документацию, протоколы, сдаем финансовые бумаги — как люди отработали. Это была логическая точка выборов — все закончилось. Меня иногда спрашивают, почему я сразу не побежала рассказывать? Но я не могла бросить все на полпути — надо было все сдать, отчитаться, чтобы никто из членов комиссии на моем участке в деньгах не пострадал, премии получили. А 23 декабря написала заявление об уходе.

В школе сложилась такая ситуация, что было понятно — чтобы дальше говорить, надо уйти. В конце года, в декабре, нам дают годовую премию. Наш директор сдала документы, а потом пришла из РОНО: «Девочки, меня, наверное, будут снимать». Мы с Антониной Ивановной (Ковалевой, коллегой Татьяны Ивановой, экс-председателем УИК №100. — БГ) ответили: «С тобой уйдем». Она еще добавила: «Это последствия выборов». Со слов директора, начальник отдела образования стала сама просматривать списки на премию — кому и сколько давали. С чего вдруг? И, со слов директора, начальник сказала: «Зачем их награждать? Их надо увольнять!»

О подходе «по совести»

Я спросила директора: «Люд, что я должна сделать, чтобы тебя не трогали?» Это же самое главное — человек должен спокойно работать, а не разбираться с этими выборами. Она хороший директор, на своих плечах эту школу подняла. Обсудили — решили написать отказ от премии. Антонина Ивановна еще спросила: «Может, нам сразу и заявление об увольнении написать?»


Понимаете, в школе можно надавить на любого человека. В такой ситуации может оказаться любой сотрудник. Меня-то — ладно, ну будут там комиссии бесконечные. А если это других учителей коснется? Они здесь причем? Вдобавок с нашими учениками сложно работать. 575-я — непростая школа. К нам отправляют детей с судимостями, состоящих на учете, выпавших из учебного процесса. С ними и так тяжело работать. И тут выбор — либо все эти проверки прокурорские встречать, либо с детьми работать.

Знаете, у меня в классе было много растений, росли шикарные монстеры. Ядовитые растения у меня всегда хорошо росли. Подарили мне их в милиции как-то. Вырастила почти до потолка. Прошлый выпуск посадил их в огромный горшок. Я когда уходила, попросила: «Девчонки, не загубите, поливайте». Пришла на следующий день, а все вещи, которые я не успела забрать, уже вынесли. А монстеры поставили в коридоре возле туалета. Там сквозняк, нет света, они бы там погибли. Я говорила директору — поставьте психологам хотя бы. А она — нет, и все. Было неприятно. В общем, я вышла из школы и почувствовала облегчение.

Об учениках

У меня ребята есть и взрослые — есть даже двое двадцатилетних. Да и вообще ребята большие. Я им объяснила свой уход, вела их класс пять лет. Раньше волновалась — до девятого бы их дотянуть, а они одиннадцатый уже успешно заканчивают. Я им сказала: «Вы не подумайте, что я вас предаю». Все рассказала на классном часе, с фактами, фамилиями. Они спокойно выслушали. Но сейчас у них даже выпускного нет, так и не сорганизовались. Приходят, звонят, спрашивают, по учебе и не только. Знаете, они очень изменились за эти годы. Хотят на суд прийти, но у них экзамен.

О коллегах

Коллеги меня в большинстве своем не поддержали. Вы сталкивались когда-нибудь с предательством? Действительно близкие мне люди меня просто предали — люди, с которыми я дружила не один год, не два, не три, а восемнадцать. С которыми мы делили в прямом смысле кусок хлеба. Они говорили: «Ты дурака валяешь, ты борешься с ветряными мельницами, с системой не воюют, тебя все равно задавят». Это основная масса. Слава богу, что в этом только предали, а не в другом. Некоторые просто отодвинулись в сторону: «Мне еще работать, у меня кредит, твое дело, извини». Даже поддержать морально, подойти, сказать что-то, позвонить, спросить, как дела.



Директор мне не сказала ни слова — ни почему, ни подожди, ни давай поговорим. Это тоже был знак. Единственные слова я услышала, когда пришла забирать трудовую книжку: «Ты не передумала?» Прошло уже пять месяцев, мы до сих пор не общаемся.

Поддержали немногие. В основном молодые учителя. И одна женщина моего возраста, мы с ней давно дружим. Она пошла работать на президентские выборы, звонила, спрашивала: «Ты же на меня не обидишься?» Я отшутилась: «Ты только фальсификациями там не занимайся».

Остальные коллеги из других школ отнеслись по-разному. Конечно, те, кто работал в избирательных комиссиях, знали о причинах увольнения. Остальные решили, что я обиделась из-за того, что премии не получила. Знакомые учителя говорили: «Как жалко, что Таня ушла, а все из-за этой премии». А бывает, останавливают на улицах незнакомые люди. Слышу как-то: «Татьяна! Татьяна Васильевна!» Смотрю, подходит женщина: «Знаете, мы тоже тут, на Васильевском, вы знаете, мы все за вас».

О неверии в правосудие

Чтобы идти в прокуратуру, нужно иметь веские доказательства. Я никогда не ходила на совещания по поводу выборов с диктофоном, ничего не записывала. Эти же совещания даже не в ТИКе проходили, а в социальном центре. Просто звонили и вызывали. Тогда не было настораживающих мыслей. Мало ли, может, помещений не хватает.

Поймите, в комиссии были начальник собеса, начальник отдела народного образования. Идти против них в ту же прокуратуру — я прекрасно понимаю, как это бы выглядело. Я прекрасно знаю, чем заканчивались все эти иски в суд по поводу фальсификаций. На последнем заседании ко мне подходил Явлинский и рассказывал о своем опыте: «Знаете, сколько мы подали заявлений? Ни разу не выиграли!» Вы серьезно думаете, что в городском суде у меня бы приняли какие-то документы? Я вас умоляю. После публикаций меня вызывали в прокуратуру. Там тоже спрашивали: «А почему вы к нам не пришли?» Я ответила: «Ребят, ну вы не обижайтесь, но я вам просто не верю». Они посмеялись — и все. Передали в городскую прокуратуру, больше не вызывали.

То, что мы не выиграем этот суд, понятно. Представьте, признают меня правой. Тогда что? Тогда надо заводить уже другое дело. Сама я надеюсь, что хотя бы сумма иска уменьшится.

Судья очень лояльна. Я не могу сказать, что она кому-то выражает симпатию, но ведет она себя очень приятно. Приходила Антонина Ивановна, в качестве свидетеля, и судья ей сказала: «Спасибо, что вы пришли, что нашли время».

Знаете, я суд-то хочу выиграть не для себя. Проигрыш наш никого не удивит — люди ждут этого. А если выиграем, значит, не все еще потеряно.