«Смысл заявления не в том, что власти Москвы намерены реконструировать Музей изобразительных искусств имени Пушкина, — музей является федеральным по подчинению. Да и слово «реконструкция» здесь не ключевое, речь идет прежде всего о пространственном развитии Пушкинского музея. Это очень старая тема, которая возобновилась лет шесть-семь назад. Проект развития Пушкинского музея как «музейного городка» был эскизно разработан Норманом Фостером в сопровождении архитектора Сергея Ткаченко с российской стороны. Все годы своего существования этот проект подвергался критике, в том числе со стороны общественного движения «Архнадзор».
Подробностей у этой критики очень много, много деталей. Главное в том, что проект распространялся на семь исторических усадьб вокруг Музея изобразительных искусств. Что при этом он не учитывал правовые режимы исторических территорий, не учитывал законодательство об охране наследия. Поначалу шло абсолютно вольное проектирование.
Кроме того, объективно это не было проектом развития одного музея. Предлагалось перекрыть движение в переулках, насадить в них бульвары, создать городской парк на основе усадебных садов; выселить соседнее учреждение (Институт философии), занять его дом; ликвидировать подъезды к соседям — к действующей церкви Святого Антипы, к Музею Рериха; соединить различные домовладения подземными переходами. То есть это был проект территориальной планировки, предложение по развитию огромной территории. И притом одностороннее предложение, без ведома соседей, жителей, без учета транспортных перспектив. И все эти годы градозащитники, эксперты, федеральные органы охраны памятников и, наконец, правительство Москвы — все пытались адаптировать предложение Фостера к реальности.
Развиваться этот проект мог только там, где соблюдался предписанный законом режим реставрации и приспособления усадебных зданий к музейному использованию. Например, для второй очереди Музея личных коллекций отреставрирован главный дом усадьбы Ренкевичей на Волхонке, 8. Это была очень тяжелая инженерная реставрация, но не более того. А там, где предложения Фостера выходили и выходят за рамки реставрации, никакого развития не происходит.
Пример — усадьба Вяземских в Малом Знаменском переулке, 5, также переданная Пушкинскому музею. Главный дом XVII века уже много лет пустует и нуждается в реставрации. Галерея живописи — предложение Пушкинского музея — была бы для этого дома идеальной формой «приспособления». Но в проекте Фостера предлагалось еще соединить этот дом с главным зданием музея подземной полостью, создать под парадным двором дополнительное музейное пространство с доступом дневного света, вентиляционными выходами и так далее — словом, исказить образ усадьбы. Согласовать такое органы охраны памятников справедливо затрудняются. Итог — дом Вяземских продолжает выморачиваться.
В первоначальном проекте под домом Вяземских предполагалось устроить автостоянку, снести ограду, «натянуть» усадебный сад на переулок. От всего этого проектировщики под давлением критики отступились. И вообще, благодаря российским партнерам Фостера удалось скорректировать проект по многим спорным позициям, сделать его чуть более тактичным по отношению к старой Москве. Но в целом — и с этим, видимо, согласен главный архитектор города — работа зашла в тупик, в рамках изначальной концепции она развиваться уже не может. Поэтому зашла речь о новом конкурсе.
Исходным условием проектирования должно быть сохранение территорий памятников, то есть особых правовых режимов. Проект сможет развиваться, если удержит себя в рамках законодательства о наследии. А также в рамках корректного отношения к соседям, к жителям. К уличной сети, которая тоже своеобразный памятник — она сформирована здесь не позднее XVI века. Думаю, что новое руководство музея уже осознало и по-своему формулирует это. Архитекторам же нужно понимать заранее, что действительно является темой конкурса — развитие музея или планировка территории. Проект должен быть результатом «территориального согласия» — синтезом интересов».