Рада с яйцесклада

Ничто так полно не воскрешает прошлого, как запах и вкус. В этой связи кулинарию следовало бы признать дочерью Мнемозины, богини памяти, а значит – десятой Музой. Она же (кулинария) осуществляет проницаемость трех наличных форм времени: здесь и сейчас жуя шоколадную колбасу, мы воскрешаем элегические затеи прошлого и надеемся, что нечто подобное случится с нами и в будущем. Наконец, кулинария отменяет такие понятия, как «эпоха» и «биография», оставляя их школьным учителям, публицистам и приближающимся к маразму авторам мемуарной прозы. Лично мне всегда подозрительными казались люди, спорящие о том, когда именно начался ХХ век – с ухода Льва Николаевича из Ясной Поляны или все-таки с убийства эрцгерцога Фердинанда (о миллениуме пока промолчу). Вы можете написать «Былое и думы», можете обнаружить в своем багаже голубой и розовый периоды, можете всякую речь начинать со слов: «Помню, был такой случай», – к магии памяти это отношения не имеет. Ведь, положа руку на сердце, каждый живущий уверен, что он был всегда и никогда не умрет. А значит, все так или иначе происходило при нем. Это очень похоже на зиму – уже с первыми хлопьями снега вы чувствуете, что она была всегда и никогда не кончится. И становится так хорошо, так легко на душе. Теперь до конца дней будут только эти вот дорожки пустынного парка, мягко желтеющие под снегом листья, ставший матовым мир. Будут походы в гости, душистый чай, а на форточке, курясь паром, будут остывать на тарелке сметанные коржи и... шоколадная колбаса, царица зимних десертов!

Кажется, я заболтался. Пора бы произнести заветное: «Помню, был такой случай». Да пожалуйста: был, был!

Наш с Митей вокально-инструментальный дуэт возник, когда мы еще учились в восьмом классе. Большую часть времени отнимала студийная работа: собирались у меня и на старый «Маяк» записывали как минимум «двойник» – девяностоминутную кассету целиком. Поскольку у Митеньки не было ни голоса, ни слуха (даром что с блеском окончил музшколу по классу домры), играли мы преимущественно альтернативу. Использовали гитару, губную гармошку и фисгармонию – такое мелкое пианино с педальным приводом, нагнетающим воздух в меха. Поверх фисгармонии ставили парочку детских фоно: так сказать, первый мануал, второй и третий. Как всякий уважающий себя коллектив, несколько сессий мы провели на крыше. Однажды даже сбросили вниз все три мануала и разбили о залитый гудроном парапет гитару. Впрочем, на крыше мы чаще записывали звуки ветра.

Был у нас и специально разработанный имидж. Прежде всего – шерстяные «петушки», носимые, однако, не как пилотки, а как двурогие шлемы викингов, для чего применялись скрученные в трубку газеты. Затем – куцые синтетические шубки. У меня была шубка из Фили, коричневая, у Митьки – скорее из Степашки, муаровая такая. Наконец, валенки в орденах. Несмотря на обилие в родне ветеранов ВОВ, наград все же не хватило и в ход пошли значки: с Винни-Пухом, Пятачком, 25-летием ВЛКСМ. На левый мысок – в качестве особого шика – я прицепил «Всемирный конгресс кардиологов» (такая эмалевая вакуолька, рдевшая в сослоенных ладонях). В таком виде мы и ходили. Офис же наш располагался у платформы Перово, где на вечном приколе стоял снегоочиститель ж/д путей «Гаврюченко». Забирались через окно в кабину, рассаживались на опрокинутых ведрах, доставали бортовой журнал (из него и узнали, как машину зовут), писали тексты и ели загодя припасенную шоколадную колбасу. Именно так родилась целая галерея восхитительных женских образов: «Ната с химкомбината», «Рита с Дома быта», «Лора с жилконторы». Ну и, конечно же, главный хит: «Рада с яйцесклада». Собственно, из-за этой Рады наш дуэт в конце концов и распался.

На подготовительных курсах филфака у меня начался роман с девушкой по имени Рада. Митька тогда уже поступил в кулинарный техникум и шоколадную колбасу готовил вполне профессионально. Планировали новый альбом: «Хроники Гаврюченко». Но где-то на излете осени Митя вдруг загорелся идеей купить байк. И хотя речь шла всего лишь о «Яве», денег не хватало. Он попросил, чтобы я занял их у прекрасной Рады, родители которой, по его сведениям, были люди не бедные (на самом деле уборщица в гостинице «Пекин» и фронтовик на пенсии). Я отказал. Митька вспылил, назвав меня предателем. В общем, супергруппа распалась – из-за женщины. Как у «битлов». Потом понял: Митяй, видимо, и сам неровно дышал к Раде. Впрочем, со своей подругой я быстро рассорился. И грустил уже не о ней, а о нашем дуэте – около полугода воевал с матерью, порывавшейся выбросить из морозилки двух пластилиновых человечков с гитарами: в рогатых шапочках, шубках из Фили и Степашки и обернутых фольгой валенках. Это мы вылепили сами себя для съемок клипа. Съемки не состоялись. Не состоялась и музыкальная карьера.

Состоялось только воспоминание. И оно возникает всякий раз, когда я готовлю культовое блюдо нашего дуэта – шоколадную колбасу.

На слабом огне нужно растопить 200 г сливочного масла, добавить сахар (1 стакан) и порошок какао (3 ст. ложки), прокипятить в течение трех-четырех минут. В остывшую массу вбить одно яйцо, всыпать 200 г пропущенного через мясорубку печенья и снова вымешать. Массу раскатать, завернуть в полиэтилен и отнести на холод. Перед употреблением порезать на куски, как колбасу, и – счастливых вам пиров Мнемозины.