Пятница. Тринадцать

Фото: Армен Асратян

— Вот здесь прочитайте. — Андрей протягивает газету под названием «Инвестиции & строительство». — Здесь все очень правильно про это написано.

Статья начинается так: «Число тринадцать является несчастливым еще со времен Тайной вечери, когда за столом собрались тринадцать учеников Христа, один из которых, Иуда, предал его… При знакомстве с мытарствами отдельных дачников поневоле становишься суеверным. К примеру, дачный поселок Екатерининские Валы представляет собой тринадцать домов…» Интересный заход.

— У вас легковая машина? — спрашивает Андрей.

— Да.

— Не проедете! Я на своей тоже не поеду, у меня «мазда». Мне друзья сейчас подгонят джип, на нем и поедем.

— А почему не проедем?

— Там снег не расчищен вообще.

— Почему?

— А чтоб бульдозеры больше не смогли проехать! — Андрей едет на чужом джипе по обочине Ленинградского шоссе на скорости 100 километров в час. Ехать 51 километр. По пятницам летом дорога, наверное, занимает не меньше трех часов.

— А мы с Аллой свободные художники, — говорит Андрей, — можем жить, сколько хотим, и ездить, когда нам удобней.

— А зимой там кто-нибудь живет?

— Никто. Там водохранилище с одной стороны, с другой — пустырь. Там продувает круглый год. Даже летом, когда жарко, приходится топить.

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

Стоит на берегу Истринского водохранилища деревня под названием Пятница — пара десятков кирпичных пятиэтажек и несколько одноэтажных магазинов «Продукты». Ничем не примечательная деревня. В 1989 году кооператив работников Солнечногорских теплосетей построил по соседству дачную базу. Соорудили забор, разделили полтора гектара на 13 участков и поставили щитовые садовые домики. Члены кооператива, правда, так и не появились. Через два года базу купила компания под названием «Московская коммерческая биржа». Переименовала базу в поселок Екатерининские Валы и выставила все дома на продажу. Пять лет поселок пустовал. В 1996 году предпринимательница Ирина Королева, набрав долгов, купила самый близкий от въезда домик и стала своими руками делать из него дом: раздвинула стены, отделала внутри вагонкой, вставила окна. В посткризисном 1999 году у Ирины появилось сразу много соседей, которые начали строить, перестраивать и обустраивать поселок — в складчину провели электричество, соорудили канализацию, положили асфальт. Самым последним приехал Сергей Бурдаков; его вкладом стали пять грузовиков земли для укрепления берега. Наняли таджика охранять участки, он немедленно женился на деревенской, правда, потом так же быстро развелся. Ходили друг к другу в гости, делали вместе шашлыки, когда другие гости не приезжали. В общем, жили, как живут большинство москвичей, у которых есть дача.

Беда пришла, откуда не ждали. Четыре года назад предприятие Мосводоканал, которое отвечает за московскую воду и канализацию, подало на владельцев дачных участков в суд. Иск объяснял, что рядом с водой нельзя строить, что перестраивать дома без согласования дачники не имели права, что продавать им эти дома тоже никто не имел права, что водоочистительные сооружения портят воду, что они перекрывают деревенским доступ к пляжу, что они вообще «недобросовестные владельцы» и их домам стоять здесь нельзя. Суд спустя два года согласился. Такое происходит в Подмосковье довольно часто, и у жителей 13 домов были все шансы либо договориться с Мосводоканалом, либо затянуть эту историю на долгие годы.

Но осенью прошлого года жители несчастливой деревни узнали о существовании в стране ведомства под названием Росприроднадзор, и его — нового и энергичного заместителя руководителя по имени Олег Митволь. Он проплывал мимо деревни на специально зафрахтованной яхте, чтобы продемонстрировать журналистам, какие безобразия творятся на берегу, и обещал: «Мы снесем, они оплатят». Жители Пятницы стали показательными нарушителями.

Этой зимой, за две недели до рассмотрения очередной апелляции по давнему суду о сносе, одному из дачников позвонил домой журналист и спросил, как они будут встречать бульдозеры, на которых Олег Митволь 28 февраля собирается приехать сносить незаконные строения. В ужасе и недоумении (апелляция в суде, при чем здесь Митволь, да к тому же там мебель и вообще) дачники наспех собрали какие-то бумажки, нарисовали плакаты «Митволь — цунами XXI века» и на следующее утро живым щитом встали у ворот. Тогда ничего не снесли. Грозятся снести в середине апреля: очередное судебное заседание назначено на 13-е.

Теперь дачники тоже говорят с журналистами. Правда, пока не очень гладко. Например, на вопрос: «Чем вы занимаетесь?» — все как один отвечают либо «предприниматель», либо «у меня небольшой бизнес». Отвечают так, что это не подразумевает ни дальнейших вопросов, ни подробностей. На пятом человеке кажется, что это заговор. И только когда Андрей Смирнов, рассказывая про свою переводческую сеть, вдруг говорит: «Не пишите про это. А то они же налоговую полицию пришлют», а жена его Алла подхватывает, что «надо бы на Мосводоканал наслать налоговую», все встает на свои места. Эти люди чувствуют себя участниками какого-то кошмарного спектакля, в котором они играют роль врагов государства.

ДОМ № 6. ГАРЕЕВЫ

Альберт и Анжела Гареевы сидят на скамейке перед домом. На детской площадке у дома Анжелин папа играет с двумя внуками.

— Мама звонила, пусть папа ей перезвонит, — говорит Альберт и протягивает жене телефон. — Пусть с моего звонит, а то у него вечно деньги заканчиваются.

Альберт — мужчина лет 35, очень убедительной наружности. Немного напоминает героя фильма «Бумер» (хотя сам ездит на «лексусе»), человека, который привык все решать по понятиям. Род деятельности — естественно, «предприниматель» без дальнейших уточнений. Альберт очень старается говорить без мата и в рамках закона.

— Я так прямо скажу: Олег Митволь — трус и обманщик. — Из уст сорокалетнего «предпринимателя» это звучит очень странно. — Мы тогда собрались, у нас же все документы на руках, что дело в суде на рассмотрении. Приехали. А мороз, вообще, минус семнадцать. Встали перед воротами. Приезжает этот клоун в туфельках на тонкой подошве, с экскаватором, двумя бульдозерами и тремя грузовиками для вывоза мусора, и давай руководить. Мы ему: ты чего приехал? А он: ну дайте хоть что-нибудь снести, ну хоть забор сломать. Замерз, бедняга, красную шапочку нацепил, клоун. Так и уехал ни с чем, нах, клоун, — срывается Альберт. — Хорошо сегодня. Погода благодать… Я вообще не понимаю, что они к нам прицепились, что мы им дались-то, мы ж не в кирпичных домах и не на Рублевке?

ДОМ № 4. СМИРНОВЫ

Двухэтажный деревянный дом Смирновых состоит в основном из кроватей. На улице качели, тарзанка и гамак. В большой комнате до сих пор стоит елка, а рядом заледеневшая бутылка воды — это сын праздновал Новый год и так до сих пор ничего не убрал. На террасе за деревянным столом пьет чай Алла, над ней на крыше стоит голый по пояс Андрей и лопатой сбрасывает снег. «Ни у кого из наших родственников нет дач — они все сюда приезжают, поэтому кроме кроватей ничего и нет», — рассказывает Алла. Сейчас Алла Смирнова все свое время посвящает делу о сносе, а раньше вела тренинги по психологии бизнеса и совсем недавно получила MBA. Когда-то Алла работала в партии «Яблоко» консультантом по имиджу. Из достижений — заставила Явлинского носить пиджак нужного размера. «У него ж голова большая, а плечи маленькие, на нем пиджаки все смотрелись ужасно смешно», — рассказывает Алла, но тут же вспоминает, что писать об этом не надо, молчит минуту и продолжает в том же духе. Когда с Аллой говоришь про суть дела, она сыплет терминами и цифрами, но непременно возвращается к тому, что вообще непонятно, с чего все это с ними происходит. Каждые три минуты звонит телефон. Звонят из программы «Стресс», предлагают прийти.

— Не знаю, мне эта программа не нравится, — размышляет Алла. — Вот раньше, когда Гордон в дыму о скрещивании южных бабочек говорил, это здорово было. А тут какое-то голосование, кто большая жертва, деньги какие-то дают, вроде 200 тысяч рублей, но их на новый дом все равно не хватит. А выглядеть как жертва я не хочу.

Алла рассказывает, как они с мужем всего добились сами. Как Андрей попал к Горбачеву переводчиком, когда Маргарет Тэтчер приезжала, как с Лебедем ездил к Бушу в Америку. «А еще напишите, что Андрей детям каток сделал, — говорит Алла, как будто читает рассказ Носова. — Без него теперь дети на каток не ходят. Вот сегодня мальчик звонил соседский, говорит, я без дяди Андрея на каток не пойду. А ведь никто не верил, а он прямо во дворе у нас из болота сделал».

Алла звонит судебному приставу, чтобы посоветоваться про программу «Стресс». Оказывается, Алла с приставом дружит. Алла вообще пытается всех понять с точки зрения психологии, к Митволю ходила на прием — он ее выгнал, вообще по-человечески не понял. С судьей разговаривала — та спросила: «Что ж вы сразу не договорились-то Теперь поздно». А пристав по этому делу зато, по словам Аллы, после истории с Митволем и бульдозерами подала рапорт об уходе — его, правда, еще не удовлетворили. Сама пристав Анна Новикова комментировать эту историю отказалась.

— Судьи, как и учителя, эмоционально деформированы, — делится впечатлениями Алла. — Привыкли орать все время. У нас адвокат — бывший судья. Я его спрашиваю: вот если вы невинного человека осудите, как долго душа будет болеть? А он мне, представляете: Алла, ну какая душа, ну вот — как долго у стоматолога будет душа болеть, если он человеку здоровый зуб вырвет.

Вокруг стола крутится полугодовалая овчарка Грей из девятого дома.

— Грей должен всех охранять, но поскольку все время приезжают журналисты, он такой добрый и вырос. — Алла все время кормит его колбасой со стола, приговаривая: «Ну наглец, ну невоспитанный». За Греем приходит хозяйка Ирина Королева. Некоторое время они с Аллой сидят рядом, щурясь на солнце.

— Ты не представляешь, Ира, как там в суде душно. Так это давит, — начинает Алла.

— И не говори! — отвечает Ирина.

— А я цукини хочу посадить, так нам в прошлом году понравилось их есть, — завершает Алла.

ДОМ № 9. КОРОЛЁВЫ

У Королёвых единственных во всем поселке работает туалет. У всех остальных канализация замерзла. Поэтому до наступления весны все ходят к ним.

— Они обвиняют нас в том, что у нас канализация уходит в водохранилище, — объясняет Ирина. — Как можно так подумать? Пойдемте, я покажу наши кессоны. — Ирина открывает ломом люк и показывает бетонный колодец, на треть заполненный фекалиями в воде. — Хотите, я кину железку, чтобы звук был, чтобы было понятно, что он герметичный? — Не стоит. — Мы заказываем машину раз в лето, и она все это дерьмо выкачивает. У нас и документы на кессоны есть.

Ирина владеет «некрупным туристическим бизнесом», без уточнений, дом купила первая во всем поселке. С тех пор у нее родилась дочь. Девочка Аня Королёва пяти лет — единственный ребенок, который защищал поселок от Митволя, Ира очень гордится своей дочерью.

— Мы с папой в апреле 96-го приехали, холод стоял ужасный, а окон в доме не было. Легли спать, проснулись часа в 4 утра и стали выстраивать дом. Где окна с дырочками — это я рамы делала, обои тоже, конечно, уже отходят, и вагонка вся неровная. Теперь они хотят, чтобы я своими руками это все снесла. Это нормально?

Это, конечно, ненормально, когда человек думает, что все делает правильно, а у него потом отнимают дом. Но закон на это говорит, что «незнание закона не освобождает от ответственности». Пусть все Подмосковье строит и перестраивает дома примерно с той же степенью законности. Все владельцы признают, что перестраивали, что первая сделка могла быть проведена с нарушениями, но все как один верят, что это никакого отношения не может иметь к их домам и их правам.

— Если б они были уверены, что они делают правильно, они б давно нас снесли, — выдвигает неопровержимый аргумент Сергей Бурдаков.

ДОМ № 5. БУРДАКОВЫ

— Верховный суд светит нам, как солнце за облаками, — говорит Сергей Бурдаков о том, что борьба еще впереди. В сером костюме Adidas и серой же панаме Сергей сидит на террасе у Смирновых и пьет чай. У Сергея двое детей и, конечно же, «небольшой бизнес». Ему лет 40.

— В суде — как в шахматах, — говорит Сергей, — сидишь и считаешь, на каком ходу тебя хлопнут. — Помимо шахмат, Сергей увлекается охотой. Около его дома в кучу свалены пять голов антилоп и одна бородавочника. Это два года назад Сергей в Африке был, там, когда убиваешь какое-нибудь животное на чучело, его забирают, потом карантин, «туда-сюда», так что чучела привезли только сегодня.

— Я понимаю, что можно в некоторых случаях заплатить, ну, понимаете, за ускорение процесса. Ну что парню десятку дают, а ты платишь, и он все равно сидит, но трешечку, — говорит Сергей со знанием дела. — Но тут они меня разозлили. Я не понимаю, почему они на компромиссы не идут? Вот с Ходорковским как? Он зарвался, так? Так. Его надо было разорвать, по-любому, так? Так. Но ведь можно было сказать ему: пятнадцать миллионов заработал — пятерочку должен. А они глупость какую-то сделали. С ним, как с нами, дали купить, дали пожить, разрастись имуществом — и все для чего? Я логики чего-то не вижу. Суд какой-то непонятный. Они меня вызвали, я им все рассказал, как, и где, и что. Они меня выслушали, подумали — и сказали: «Снести». Где логика?