Пятидесятники

Честно говоря, трудно припомнить, кто еще удостаивался подобного издания. Огромный том «Антологии поэзии битников» сравним разве что со столь же объемным изданием Эзры Паунда. Забавное совпадение, если учесть влияние Паунда на битников.

Трудно представить себе человека, который в простоте душевной ради интереса возьмется почитать эту толстенную книжку. Во-первых, она отпугивает своими размерами. Во-вторых, на взгляд отечественного обывателя со средним образованием, это вовсе и не стихи. Первый текст, который встретит читателя, — культовая поэма Гинзберга «Вопль». Жуткое нагромождение крикливых перечислений, странно ритмизованная проза, сплошное, густым потоком переживаний, письмо. В-третьих, действительно, зачем засорять себе мозги интеллектуальной дребеденью. Иными словами, отсев происходит заранее, и в руки том «Антологии» возьмет действительно заинтересованный читатель, которому знакомы хотя бы самые громкие имена — Джека Керуака, Аллена Гинзберга, Уильяма Берроуза, который читал «Голый завтрак» и «На дороге». И можно с уверенностью ручаться, что книга придется ему по сердцу. Помимо стихотворений Гинзберга, Керуака, Ферлингетти, Майкла МакКлура, Питера Орловски, Филиппа Уэйлена, Роберта Крили, Гари Снайдера и других героев поэтического подполья 50-х в сборнике есть: варианты стихотворных переводов, параллельные тексты на английском, биографические справки, статьи битников и о битниках, а также комментарии. И еще — первая страница, на которой приведены значения словечка «beat». Beat — это барабанный бой, биение сердца, удар в фехтовании, ритм, такт, бездельник, дозор, обход и многое другое. Эта словарная статья может служить ключом к прочтению антологии. Свобода, раскрепощение, движение, упоение ритмом, отказ от привычного, стойкого, традиционного — основа творчества битников. Притом что сами битники давно уже стали классикой.

Символично, например, что Роберт Крили с 1999 года возглавляет Американскую поэтическую академию. Кстати, и стихи его, пожалуй, наиболее академичны: «Повсюду ритм,/от хлопающей двери/до открывающегося/окна/Времена года, свет/солнца, луна/и океаны,/все, что растет вокруг/сознание людей/личность/снова и снова возвращается/к мыслям о конце/о том, что это еще не конец,/все повторится,/они уйдут,/но придет еще кто-то». Что ж, вполне себе стихи.

Понятно, что читать антологию насквозь вряд ли кто станет. Хотя именно такое чтение наиболее плодотворно. Переходя от текста к тексту, от европейского стиля Ферлингетти к сельскому, почти есенинскому, Снайдеру, осознаешь не только и не столько специфику письма каждого из представителей beat generation, сколько меру дарования. И тогда чудовищные стихи Аллена Гинзберга, грубо слепленные из прозаических глыб, и нервная, задыхающаяся поэзия Керуака явно выделятся на общем фоне.

И неожиданно что-то родное услышится в этих странных песнях. Неслучайно Гинзберг в своих стихах частенько поминает Маяковского. А Керуак иногда кажется Хлебниковым: «Бормочи Океан намывай песок/сокрушай биллионы скал —/Керуа... плюхх —/шорох волн — шуз —/ божество — шуррх». То есть на самом деле битников мы знали уже давно.