Пядь

- Ну противно, ей-богу, противно, – губернатор Калининградской области Владимир Григорьевич Егоров с омерзением смотрел на газету, лежавшую у него на столе. – Что пишут, негодяи! "В этих паршивых шелушащихся зданиях обитают деморализованные местные жители. В области высокая безработица, самый высокий процент больных СПИДом в Восточной Европе, есть случаи туберкулеза".

Владимир Григорьевич – бывший командующий Балтийским флотом. Он читал газету громким гневным голосом:

"Пять казино, автомобильные пробки, обилие импортных, подозрительным образом завезенных автомобилей и неоновые огни стриптиз-клубов являются свидетельством не столько посткоммунистического богатства, сколько влияния, которое приобрела в этом отсталом регионе организованная преступность. – Губернатор брезгливо отшвырнул газету. – Как вам это нравится?"

Мне не нравилось. Да и кому бы понравилось жить в паршивых шелушащихся зданиях, где неоновые огни стриптиз-клубов освещают богатство организованной преступности.

- О чем это, Владимир Григорьевич?

- Как о чем? О нашем родном Калининграде. Англичане пишут. Газета "Зе Таймс". А наша "Калининградская правда" с удовольствием эту мерзость перепечатывает. Вот вы здесь уже два дня, что-нибудь подобное видели?

Честно говоря, я не успел. Город все-таки немаленький, 600 тысяч жителей, за два дня не осмотришь. Хотя возможность была. На привокзальной площади водитель пожилого "Мерседеса" сразу пообещал отвезти меня к гостинице "Москва" всего за 50 рублей. Велел только подождать, пока соберет других попутчиков. Я ждал минут пятнадцать, за это время все пассажиры фирменного поезда "Янтарь" Москва-Калининград разъехались, исчезли и растворились в полуденном мареве.

- Куда едем, командир? – из молодцеватого "Опеля" вылез молодцеватый мужик с лихо закрученными молодцеватыми усами. Из-под распахнутой от жары рубашки полосатился новый тельник. – В "Москву"? Стольник.

- Как стольник? Меня тут за полтинник обещали.

Усы до глаз подпрыгнули в улыбке.

- Сразу видно, не местный. К вам не водитель подходил, а "катала". Сейчас бы он с "попутчиками", как лоха, вас в картишки и обобрал. По полной программе. Ну что, едем?

Мичман Серега Пресняков, прослужив на Краснознаменном Балтийском флоте почти 20 лет, два года назад одновременно со своим командующим сошел на берег.

- Работы нет, а та, что есть – платят копейки. Вот в извоз и подался, – говорил он мне по дороге к гостинице. – А что? За день могу и триста, и четыреста, а то до пятихатки набегает. Сами-то в Калининград по делам приехали? Журналист? Небось по поводу скандала с визами. Как же мы теперь бедные, отринутые с будущего года на Родину-мать ездить будем? Вспомнили. Десять лет в беспамятстве были. Словно нет Калининграда. Дальний Восток по телеку так и мелькал, а про Калининград почти ни звука. А тут вспомнили. Ну и правильно. "Лучше поздно, чем никому", – сказала старушка, лишаясь невинности.

- А Батя – мужик хороший, – усы отставного мичмана при упоминании губернатора снова поползли вверх. – Флот его уважал. Только не повезло адмиралу. Вроде как принимал корабль в единой российской флотилии, а через год чуть ли не в автономное плавание отправляться. Нам-то, жителям, без разницы, какую палубу драить, а ему на мостике тяжело. Город посмотреть не хотите? Вот вам моя визитка. Буду за пять минут.

За пять минут вишневый "Опель" проделал путь от вокзала до улицы Мира и лихо подкатил к подъезду гостиницы "Москва".

- Стольник! – радостно напомнил мичман. – И звоните. Покатаю.

- Да уж спасибо, – грустно расплатился я, с нежностью вспоминая вокзального "каталу".

... – Так вы что-нибудь подобное видели в Калининграде? – грозно спросил губернатор.

- Нет, Владимир Григорьевич, не видел, – честно ответил я. А как бы я увидел? При расценках мичмана никаких командировочных не хватит. По той же причине я не посетил пять казино и сверкающие неоном стриптиз-клубы. Даже на визитку фирмы "Досуг в Калининграде" с восторженным призывом "Отдохнем вместе!", пришпиленную в лифте гостиницы, не позарился. А вот пробки видел. Особенно в центре. Жуткие пробки из иномарок.

- Так ведь к дате готовимся. К славной дате в истории города. Через два года, – тут губернатор на мгновение запнулся, – Кенигсбергу исполняется семьсот пятьдесят лет. Сами понимаете, немало. Вот и ремонтируем дороги. Тротуары плиткой выкладываем, бордюры новые ставим. Ну, скажите, много ли в России таких древних городов?

Вопрос, конечно, интересный. Москва, Новгород, Псков, может быть, Казань. Вот вроде бы и все. И вот теперь Калининград. Город удивительной судьбы. Памятник дедушке Калинину, безобидному всероссийскому старосте, снесли на Калининском проспекте в первые же годы безудержной демократии. Самому проспекту присвоили дурацкое имя Новый Арбат. А целый город дедушкой поименован до сих пор. Потому как старое название Кенигсберг возвращать вроде бы не политкорректно, а на новое фантазии не хватает. Ну не звать же его Новый Кенигсберг? Хотя город, конечно, новый. От старого в 1945-м остались одни руины. И сегодня Калининград, безусловно, русский город. И спальные безликие кварталы такие же, как в Туле и Рязани. Даже чудом уцелевшие немецкие дома безнадежно обрусели. Зайди в любой подъезд – здесь русский дух, здесь Русью пахнет.

- А что вы хотите? – пожал плечами губернатор. – Я еще удивляюсь, как город не превратился в один сплошной гальюн. Хорошо, ветра с Балтики продувают, а так... С довоенных времен, за полвека, ни одного очистного сооружения не построено. Все дерьмо – и бытовое, и промышленное – сбрасываем в море. Тут скоро и ловить-то нечего будет. Хотя и сейчас вылавливаем только одну треть от советских времен. Представляете, в ту пору наша маленькая область поставляла одиннадцать процентов всей рыбы и морепродуктов на советский стол. Мощная флотилия судов, мощная перерабатывающая промышленность. У Западной Африки ловили. А сейчас, – губернатор опечалился, – что продали по дешевке, что под другими флагами ходит, а что осталось – здесь, на Балтике, и ловит. В Мировой океан уже не пускают.

- Что, все так плохо?

- Область оживает, – губернатор опять взбодрился и взял со стола какую-то бумажку, видимо, заранее приготовленную для беседы, – в первом квартале этого года промышленной продукции в области произведено на 5,3 миллиарда рублей. Для вас – пустой звук, а для нас – радость огромная. Потому что это на двадцать восемь процентов больше, чем в прошлом году. Неплохие темпы, да? Автомобили делаем, картон, бумагу, рыбу консервируем – и в Россию, и на экспорт. Телевизоры освоили. Фирма "Телебалт". Комплектующие, конечно, импортные, но сборка наша, калининградская. Хорошая сборка. Шестьдесят тысяч в месяц собираем. Недавно в Москве выставка проходила "Регионы России", "Телебалт" медали удостоился. Почти все в Россию и уходят. Потому что дешевле, а по качеству ничуть не хуже Sony или там какого другого.

- А у вас-то дома какой?

- У меня-то? – Адмирал-губернатор задумался. – Дайте вспомнить... Я-то сам телевизор редко смотрю. Времени нет на телевизор. Раз, два, три... Есть дома "Телебалт"! – радостно воскликнул он. – В прихожей стоит! Так вот, с нашим географическим положением область просто обречена на процветание. Не сейчас, конечно, в будущем, но поверьте мне – обречена. Европа – рядом, Россия – неподалеку, каких-то двести километров. Порт незамерзающий, большой железнодорожный узел, международный аэропорт, хорошие шоссейные дороги. Чего еще желать! Вот, к примеру, шведские экономисты утверждают, что уже в самое ближайшее время поток грузов с Севера на Юг возрастет наполовину. Ну и через кого пойдет поток? Через нас и хлынет.

- Владимир Григорьевич, но если у области такие славные перспективы, к чему весь этот страшный шум по поводу грядущего вступления Литвы и Польши в Европейский союз? Отторжение анклава, не позволим, не дадим, сохраним безвизовый проезд! Вон депутат Госдумы товарищ Алкснис вообще предложил не ратифицировать договор с Литвой о границах. Может, зря это все, Владимир Григорьевич?

Спокойный человек губернатор, выдержанный, а тут взял и рубанул кулаком по столу.

- Не зря! Еще мало шумим. Славные, как вы говорите, перспективы только тогда и осуществятся, если все останется как есть. И безвизовый проезд пассажиров, и бестаможенный транзит грузов. Я человек военный, по-военному вам и скажу: это диверсия. Глубоко продуманная, тщательно разработанная диверсия, рассчитанная на отрыв Калининграда от России. Если хотите, ползучий пересмотр Ялтинских и Потсдамских соглашений. Судите сами – восемьдесят процентов жителей нашей области не имеют зарубежных паспортов. Они им были просто не нужны. В Россию ездили по обычному, со вкладышем, в Польшу – по ваучеру, который на любом углу двенадцать рублей стоит. Нет, говорят нам в ЕС, теперь будьте любезны иметь заграничный паспорт и литовскую визу на проезд в Россию. Это значит, что любой калининградец, чтобы попасть из России в Россию – к родственникам, по делам, на учебу, на могилы предков, в конце концов, должен будет получать визы. И любой россиянин, естественно, который захочет приехать к нам. Но ведь это же чушь – из России в Россию ездить по визе. Даже в жуткие времена холодной войны западные немцы безо всякой визы ездили через территорию другого государства – ГДР – в Западный Берлин. Я же помню, "берлинка", так шоссе и называлось. И трижды прав наш президент, когда говорит, что мы никому не позволим сомневаться в нашем праве осуществлять свободное сообщение между субъектами Российской Федерации. Не позволим!

- Как не позволим? Я вот помню, другой наш президент был категорически против продвижения НАТО на Восток. Не пустим, и все. Да и Владимир Владимирович Путин сурово возражал против одностороннего выхода Америки из ПРО. Так вот теперь и НАТО на Востоке, и американцы вышли из ПРО. Упрутся европейцы: "у нас такой порядок", и как быть?

- Да не упрутся, не такие уж они и упертые, чтобы плевать на Россию. Да и мы на рожон не прем – только так и не иначе. Вот, пожалуйста, премьер Касьянов еще в апреле вручил руководству ЕС целый комплекс наших предложений: пассажиров перевозить через Литву без виз и остановок, по согласованному маршруту. Личный транспорт также по определенным дорогам и в определенное время. Есть и другие варианты, например американо-мексиканский. Там для пересечения границы достаточно иметь пластиковую карту типа водительских прав, и действует она до пяти лет. Хорошая вещь, только денег на такие карты у нас нет. Вот пусть ЕС и заплатит. Кто создает проблему, тот и должен раскошеливаться. И на всеобщую заграничную паспортизацию денег в нашем бюджете нет и не будет, а это пятьсот миллионов рублей. Значит, тоже на деньги Европы. И визы чтоб абсолютно бесплатно.

- Не понял, господин губернатор, значит, все-таки визы?

- Это я вам так, на самый крайний случай. Но все равно получат их не все. Российские военнослужащие по уставу не имеют прав на заграничный паспорт. А у нас их в Калининградкой области очень даже немало. Ну и как им в отпуск? Или на дембель? Как? Самолетом – денег не наямишься, да и откуда у дембеля деньги. Паромом в Питер – когда еще он будет. А, извините, зеки? Отсидевший зек – он тоже человек. Ему к жене, к детям хочется, а он от нас невыездной. Ему шенгенской визы просто не видать. И я вам серьезно говорю, что любая попытка снабдить нас визами, даже долгосрочными, бесплатными и без очередей – это попытка подтолкнуть Калининградскую область к дрейфу от России. Потому что неравенство появится: у калининградцев, значит, шенген, а у других россиян – кукиш. А такого в единой стране в принципе быть не может. Но это, так сказать, гуманитарная проблема. Есть и другая. И очень серьезная. Не будет коридора – обанкротимся. У нас ведь нет своей нефти, только сейчас "ЛУКойл" ведет на шельфе ее разведку. У нас нет своей электроэнергии – всю получаем через Литву. А какие тарифы введет она через год за транзит – одному Богу известно. А наши товары, которые идут в Россию? Не будет коридора – значит, дополнительный таможенный досмотр, дикая потеря времени. Того самого, которое деньги. И даже в России мы станем неконкурентоспособными. Наши экономисты подсчитали, что в случае введения визового режима мы уже в первый год потеряем тридцать процентов доходов и сорок процентов инвестиций. Как вам такие перспективы?

...Он все-таки потрясающе красив, главный кафедральный собор Калининграда. Особенно с высокого моста, в зелени парка, красной готикой устремленный в небо. Православные безбожники, городские власти, наконец-то восстановили его полностью, и благодарные германцы, приезжающие в Калининград, обязательно едут сюда.

- Каждый день автобусов по двадцать. Это я тебе точно говорю. Утром еду на работу – уже стоят, вечером возвращаюсь – еще стоят, – говорил мне по пути к собору Мухтар-Али Ибрагимов, сорокалетний калининградский узбек, густоволосый, усатый и бородатый, дико похожий на располневшего боевика Хаттаба. Встретиться с ним мне настоятельно рекомендовал сам губернатор Егоров, потому что Мухтар-Али, или в просторечье Максик – краса и гордость нового Калининграда. Стокилограммовое дитя свободной экономической зоны, владелец современной фабрики по выпуску мягкой мебели, как говорят, лучшей в России. Мягкий и уютный, как его кресла.

- Слушай, – сказал он мне по телефону. – Нам что, делать нечего, как только сидеть в кабинете и про бизнес толковать? Давай я тебе мой город покажу.

И вскоре пятисотый "мерседес" стремительно понесся по асфальту.

- Поверишь, я в узбекском ауле родился, отец – обычный дехканин, шестеро братьев, три сестры и тридцать шесть племянников. Я все их имена в компьютер занес – не приведи Аллах перепутать, обида смертельная будет, – рассказывал мой новый знакомый. – До армии вообще по-русски ни бельмеса. Но любил рисовать, даже в школу ходил. Отец как на идиота смотрел. И все головой качал. А знаешь, как фабрика начиналась? Кухонные уголки наладил с приятелем делать. Фанерки да картонки, а пошло. Хорошо пошло. Я таких денег никогда не видел. Только зарок дал: пока во весь рост не встану – на собственную прихоть ни копейки. До последнего года в коммуналке жил. В крохотной комнатушке. И жена уже, и ребенок, а я все деньги в дело. Знаешь, в прошлом году в Москве выставка лучших отечественных товаров проходила. Мне – золотую медаль. А на следующий день приходят отбирать – обманул, мол, жюри господин Ибрагимов. Купил итальянскую мебель и выставил. Скандал небольшой получился. Потом Лужков извинялся, когда в Калининграде был и его на "Максик" привезли. Я тебе честно скажу: лучше нас мягкую мебель в России никто не делает. На сорок процентов дешевле итальянской. По всей России идет: Москва, Питер, Свердловск, Магадан. Даже из Баку заказ прислали.

Максик задумался:

- Тут недавно брат приезжал, все смотрел и цокал. А потом и говорит: "А мы, Мухтар, тебя всегда жалели. Совсем пропащим рос".

Максик расхохотался, и его надутые, как парус, щеки затряслись отдельно ото рта.

- Я им две "Газели" подарил, как Христос удочку. Думал вначале денег дать – так проедят немедленно. А так – заработают. Как я ненавидел свой аул, как хотел вырваться. После армии о доме и не думал. Ты что, Калининград для меня – Европа. Раньше, лет десять назад, как нас только приоткрыли, сюда хлынул немецкий ностальгический туризм. На родные могилы, к родимым порогам. Приехали, посмотрели – ни могил, ни порогов за полвека не осталось. Ну и успокоились. Теперь ездят без ностальгии, как обычные туристы. А если на могилу – только к Канту.

Мы подъехали к собору. С тыльной стороны, у правой его стены, торжественно толпилась группа немцев человек в пятьдесят. Самому младшему – далеко за шестьдесят. Благоговейно внимали они словам гидессы. Розовые лица светились тихим счастьем.

-Перед вами могила великого немецкого философа Иммануила Канта, – вещала им пожилая мадам, окидывая взглядом усталой лошади тяжелую гранитную пирамиду саркофага. – Он родился здесь, в Кенигсберге, 22 апреля 1724 года, и прожил долгую и счастливую жизнь.

Гидесса, правда, говорила дольше и, может, вовсе не об этом, но мы с Максиком по причине полного незнания немецкого поняли ее так.

- А я деньги перевел на восстановление собора. Немного, правда, но перевел. Ну и что, что не мечеть? Все равно к Богу тянется. Я и на Храм Христа Спасителя пожертвовал.

- Какого Спасителя, – удивился я, – в Москве, что ли?

- Да нет, у нас, в Калининграде. Видел, на площади Ленина, прямо за спиной вождя, гигантская стройка идет? Храм Христа Спасителя возводят. В спешном порядке. А то ж нехорошо получается: на русской земле православных церквей раз-два и обчелся. Кирх еще сколько угодно стоит, а церквей нет. Неправильно это, – убежденно сказал узбек Ибрагимов.

Колоритная внешность Мухтара-Али внезапно заинтересовала бойкого старичка из толпы туристов.

- Как приятно видеть у нашего собора жителя арабского Востока, – неожиданно на неплохом русском затараторил старичок. И протянул холодную ладошку. – Херр Потц.

Тут даже Максик отпрянул и нехорошо прыснул.

- Да нет, мы местные, калининградские. А вы у нас, херр Потц, впервые?

Теперь уже на сухоньких губках немца появилась улыбка.

- Мы тоже, как вы говорите, местные. Мой отец работал батраком у помещика херра Мюллера. Лет так семьдесят назад. Это недалеко от города, километров тридцать. И вот совсем недавно мы с сыном херра Мюллера в тех местах построили гостиницу для соотечественников. Только теперь уже я хозяин, а он-управляющий. Хороший, я вам скажу, бизнес. Места просто отличные: озера, лес и чистый сосновый воздух. Вожу туда пенсионеров. Им нравится. Вот сейчас с Кантом попрощаемся – и туда. Ну, господа, как говорится, видерзейн.

- Вот тебе и Потц, – восхитился Макс, умиленно глядя вслед убегающему немцу. – Люблю таких, как он. Пенсионер уже, отдыхал бы на сколоченные евро. Так нет, неймется, дела хочет. Молодец. Я сам такой...

...Ровное зеленое поле, сплошь в люцерне и клевере, рощица рядом дубовая, за ней развалины кирхи. Вместо креста – аистиное гнездо, как вечный символ стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Жаркое солнце в зените, легкий прозрачный ветер с чуть слышным запахом моря. Благодать. Только рядом как будто прошел самолет, совершивший ковровое бомбометанье. Через каждые десять метров поле изрыто какими-то странными воронками, ровными и глубокими, из которых с завидным постоянством вылетали фонтаны земли. На типичном восточнопрусском поле типичные калининградские старатели добывают в земле янтарь.

- Это так себе каланда, слабенькая. – Петр Сергеевич рубит глину мощными и точными ударами штыковой лопаты. Средняя глубина шахты – метра три с половиной. – Это фигня, а не шахта. Четыре дня работы. – Петр Сергеевич трезв и сосредоточен: один неточный удар, и желанный доллар превратится в рубль. Потому что маленький янтарек – это сорок рублей за кило. А если будет покрупнее, то та же сумма, но уже в долларах. Вот и смотрит Петр Сергеевич внимательно, чтоб не грохнуть с плеча по камешку, не расколоть впопыхах на кусочки свое зыбкое старательское счастье.

Уже десять лет без месяца калининградец Петр Сергеевич долбит поля Калининградской области с прилежностью крота. А до этого, очень недолго, побыл мелким бизнесменом, пока "не попал на деньги", а еще до этого списали его с корабля. Уж сколько Петр Сергеевич на своем сухогрузе исходил морей и океанов, но в 1992-м безжалостно списали парня на берег. Не за пьянку, а за ненадобностью.

А теперь ему слегка за сорок, он рубит синюю глину на глубину в два человеческих роста по десять часов в день без выходных и праздников, жена давно махнула рукой, зато две дочки сыты и одеты. По нынешней калининградской моде.

- Одна яма – сто пятьдесят долларов. Это в среднем. Может, и больше, а может, ни шиша. Хотя ни шиша – это в редкость, потому что нюх. – Саша по кличке Молдаван охотно вводит меня в арифметику бизнеса. – За месяц с бригадой примерно шестнадцать ям проходим. Вот и помножай на сто пятьдесят.

Саша Молдаван – второй старатель из бригады Петра Сергеевича. Он классически не брит, говорит с ласковой интонацией профессионального алкоголика. Прищур – хитрющий, но не злобный. Застиранная майка цвета здешнего неяркого загара.

- Вот смотрите, наша метка, – указывает Молдаван на пластиковую бутылку из-под воды, вкопанную в поле горлом вниз. – Сейчас эту яму пройдем, сразу примемся за другую, меченую.

- А почему здесь метку поставили? Может, левее надо или с полсотни метров вперед.

- Не-е. Место правильное, – твердо сказал Молдаван. – Я же говорю – нюх. И место наше, мы его бутылкой застолбили. И тут вот и тут копаем только мы.

- А если другие придут?

Молдаван удивленно вперился в меня.

- Как это – другие? Так это невозможно. Не по понятиям. У нас с законом очень строго.

Тут, на этом поле, действительно живут по своим законам, потому что законы государства они нарушают каждодневно и все ходят под статьей. Ибо ни лицензий никаких у старателей нет, ни налогов с добычи они не платят. Государство иногда вспоминает, кому принадлежат синие недра со всем содержимым, и присылает на поле пару автобусов с ОМОНом. Старателей выкуривают из ям, бьют палками и увозят в суд. Скорой и справедливый. Десять-пятнадцать минимальных окладов – и свободен. Снова в яму. Сто пятьдесят старателей каждое утро, в холод и в стужу, каждое утро приходят на это поле, поросшее клевером и люцерной. Примерно половина из них в трудах праведных зарабатывает себе на уверенный пропой, другая половина – на приличное по здешним меркам содержание семьи. В бригаде Петра Сергеевича, правда, есть абсолютное исключение. Исключение зовут Юраня, он третий штык в бригаде, огромный, белобрысый и усатый. Вот уже три года он ходит на поле совершать подвиг. Юраня борется с "зеленым змием".

- Я его, гада, лопатой рублю, в яму закапываю, а он, подлюка, иногда оживает, но все реже и реже.

В бригаде Юраня отвечает за внешнеэкономические связи, то есть ведет сложные переговоры с перекупщиками. Как человека интеллигентного я, конечно, спросил его насчет грядущих проблем с визами. Как им будет здесь вдали от Родины, если изверги из ЕС перережут пуповину-коридор?

- Анекдот хотите? – широко оскалился Юраня. – Приезжает еврей из России к своему брату на Брайтон. И спрашивает: "Слушай, Беня, как же ты до сих пор не выучил язык? Как же ты живешь в Америке?" Знаете, что ответил Беня? "А мы туда не ходим". Намек, наверное, поняли. Нам туда не надо. Вот мое прусское поле, я здесь тонкий колосок. Нет, ну серьезно, что мне делать в России? Отдыхать? Так если вдруг приспичит, я здесь на море, словно в Сочи, отдохну. На могилы предков? Вот они, мои могилы, – и Юраня широким жестом показал на оспины, что изрябили поле. – Три метра в глубину, два в ширину. Вполне нормально. Беспокоиться должны, кто бизнесом занимается с Россией. Так и им беспокоиться нечего. У всех давным-давно шенген. А наше дело что – каланда.

- Юр, а что за слово дивное – "каланда"?

- Ну вы даете! – изумился парень. – Джеклондона не читали, что ли? Каланда – это ж Каландайк.