Проза жизни

Иллюстрация: Pietari Posti

Бывают девочки, так счастливо и безоговорочно довольные собой и окружающим миром, что это не может не раздражать. Ну если только вы не знакомы с ними всю жизнь, вот как мы с Верой. А у нас еще мамы друг с другом дружили, и в школу мы вместе ходили с первого по десятый класс. Но все равно от разговоров с Верой мне всегда становилось неловко. Слишком она правильная и слишком настоящая. Я только ее номер набираю, а мне уже хочется провалиться сквозь землю от стыда за собственную жизнь.

Вера вышла замуж на следующий день после своего восемнадцатилетия. Очень им с Олегом это было нужно. Но не в смысле беременности. С Верой это случиться никак не могло. Забеременела она благопристойно, через несколько месяцев после свадьбы. А в смысле силы чувств — такая у них с Олегом была образцово-показательная школьная любовь. Как в советских фильмах. Она — умница и отличница из хорошей семьи, где книжные полки даже в прихожей. А он — хулиган, которого растит одна мама и никак не справляется. Хотя хулиган не безнадежный, потому что спортсмен, пловец, школа ЦСКА. Мы все ее от этого брака отговаривали, потому что Вера умница и ей надо учиться, а еще она красавица. Настоящая красавица, в таком славянском стиле, с голубыми глазами, ростом, грудью, похожа сразу на Клаудию Шиффер и Мег Райан. А ей — хоть бы что. Никого не слушалась и ни минуты не сомневалась. И все прошедшие со свадьбы десять лет — тоже никого не слушалась и не сомневалась. И когда рожала двоих детей, и когда с помощью мамы, которая сидела с детьми, училась в институте, и когда отказывала разным ухажерам — один заманчивее другого, и когда делала карьеру в области финансов.

А Олег — как и полагается в такой истории — учиться толком не учился, работал вроде бы с Вериным папой, но потом что-то у них там разладилось. В общем, теперь Вера оказалась главой отдела в западной инвестиционной компании, а он — сотрудником окошка металлоремонта в нашем доме быта. И еще — вот вы не смейтесь только, пожалуйста, — поэтом. И Вера, злодейка, совершенно не стеснялась про поэзию нашим общим знакомым рассказывать. И восхищаться талантом мужа. Поэзия нам с одноклассницами давалась хуже всего — ладно бы Вера была дура набитая и вообще была бы склонна восхищаться всякой ерундой. Но она во всем, абсолютно во всем, была адекватной, взрослой и приспособленной к жизни девушкой. Только своего Олега она воспринимала без иронии. Из-за чего мы с девочками начинали шипеть от ярости. Созванивались раз в полгода, обменивались новостями, а потом еще отдельно шипели про Олега — ну потому что совсем уже совести у него нет, сидит у Веры на шее и не стесняется.

И вот я отправилась к Вере в гости. Накануне мне позвонила другая наша бывшая одноклассница и сразу принялась шипеть: «Олег с какими-то парнями в складчину снял квартиру. И в этой квартире у них понятно что происходит. И бедная Верка. И что за сволочь этот Олег. И нет бы делать по-тихому. И надо бы Вере рассказать, но кто ж решится — потому что с ней вообще не очень ясно, что будет, она ж у нас всю жизнь самая правильная была».

В общем, после этого разговора я очень позавидовала девушкам, у которых есть железный жизненный принцип: сплетни не слушать и не передавать. Я таких, правда, не встречала, но слышала, что бывают. Потому что встречу с Верой мне отменять было уже неудобно, тем более я сама напросилась, а она обещала Олега с детьми отправить на велосипедах кататься. Так что мне предстояло смотреть на нее и гадать — узнала она уже или не узнала. Рассказывать ей я ничего не собиралась — хотя бы потому, что на ее месте предпочла бы ничего не знать, это уж точно.

Вера открыла мне дверь в своем обычном состоянии — розовая, веселая, светящаяся. К тому же худая и свежая. Освоила гимнастику для лица и теперь в пробках корчит рожи для борьбы с морщинами. Это очень в ее духе — чтобы ни минуты времени даром не пропадало. И ведь не бросит же теперь — будет до конца жизни делать подбородком черпающие движения.

Вера показывала отличный ремонт, который она сделала просто за копейки, фотографии из Турции и Марокко, детские рисунки, доставала из нового кухонного шкафа низкокалорийный пирог с клюквой собственного приготовления, и — как обычно — рядом с ней становилось ужасно неуютно, оттого что моя собственная жизнь организована совсем не так полезно, грамотно и правильно. Вера, к счастью, не заводила разговоров об Олеговой поэзии и, похоже, ни о чем не догадывалась. Глядя на нее, мне стало страшно. Ведь наверняка ей не сегодня, так через месяц все равно кто-нибудь да расскажет про Олега. А с ее взглядами на жизнь, почерпнутыми из тех же советских фильмов, она решит, что он предатель. И тогда вся жизнь отличницы, отлаженная и начисто лишенная зависти и каких бы то ни было сомнений, испортится. И начнется какая-то другая, в которой станет понятно, что лет уже — тридцать, и муж — бездельник, обманщик и поэт, между прочим, дрянной, и вообще все могло бы быть ах как прекрасно и совсем по-другому.

Очень мне захотелось домой — чтобы с Олегом не встречаться. И Вера меня задерживать не стала, потому что у нее, в отличие от других женщин, никогда много свободного времени не бывает. Если не стирка, то обед. А не обед — так французский, она тут за французский принялась.

Вера пошла проводить меня до машины и вдруг говорит: «Давай я к тебе сяду на минуточку». Села рядом со мной и — так странно — попросила дворники включить: «Мне так разговаривать легче будет». Ну и потом сказала, что она все знает. Она уверена, что все еще можно наладить. И, вы только послушайте, «преодолеть этот трудный период в их отношениях». И она ему в этом помогает, но он «еще до конца не справился». В общем, какой-то пластмассовый бред из советских фильмов про любовь.

И я как на нее закричу: «Да на х… тебе этот му…к сдался?!»

А она посмотрела на меня испуганно и говорит: «Я его люблю». Ну как с ней разговаривать — она не человек, а иллюстрация из книжки. Я прошипела: «Давай, Вер, я поеду, прости». И потянулась ремень безопасности пристегивать.

А она набрала воздуха в легкие побольше и говорит: «Ты знаешь, я с ним кончаю. С самого первого раза — помнишь, у Соболюк был день рождения, в девятом классе, родители еще уехали. Ну вот, с того дня и каждый раз. Всегда. Вообще всегда. Всю жизнь. Ну как я без него?»