Правила игры

Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Когда мы года четыре назад переехали на Шаболовку, никакой детской площадки у нас во дворе не было. И детей там тоже не было. Были: серая грязь, сухие тополя, белье на веревках, а в середине — красивая сталинская клумба. Вернее, красивая чугунная ограда клумбы, а вместо цветов — дохлая кошка. И алкаши на лавках. Потом кошку засыпало снегом, а по весне тополя спилили, кошку похоронили, клумбу разобрали, а на ее месте построили горку, песочницу и качели. Вокруг посеяли траву. Алкаши пересели в соседний двор. Появились дети.

Наш двор — та самая исконная Москва, которая якобы бесследно исчезла, и которой, говорят, коренным москвичам ужасно не хватает. Милости просим, вся она здесь: отставные грузчики рубятся в домино, белье сушится, сосед Коля спит на лестнице. Сам я москвич не коренной, мог бы обойтись и без Коли с пододеяльниками. У нас во дворе, по крайней мере, на детской площадке — почти все некоренные.

Главный красавец нашего двора — Делишка. Делишке три года, у него длинные белые локоны и огромные голубые глаза. Он один сидит в песочнице и печет куличи. Рядом стоит няня Галя и буравит Делишку глазами: играй, не отвлекайся. Когда на горизонте появляется мой сын Йозеф (ему тоже три), Галя хватает Делишку и бежит от греха подальше — в салки опасно, в мячик опасно, с горки опасно, не трогай, Делишка, формочки, они чужие. Старые Делишкины машинки сияют как новые. А у Йозефа все без колес. По выходным Делишка гуляет с мамой и бабушкой, и когда рядом нет соседей, они говорят по-чеченски. Мальчик Аяз из нашего двора (ему семь) говорит дома по-азербайджански. Гриша — по-грузински. Еще у нас есть девочка, которую называют Королева — за неземную, надо полагать, красоту. У Королевы разговаривают, кажется, по-корейски. Есть у нас армяне, осетины и, конечно, дворники-узбеки. И немцы. Это мои сыновья. Им завидуют: такие маленькие, а уже знают два языка. Хотя не знают два языка в нашем дворе только Денис и Денис — они русские.

С другой стороны, во дворе у нас вроде как все русские, это дома они осетины и корейцы. Все, кроме моих сыновей. Мои сыновья русские только с русскими. Например, с Аязом. Или со мной. А между собой и с мамой-немкой они всегда говорят по-немецки. Или орут на весь двор: «Яша, Йози, шнель, эссен! Ма-ам, бите-битте, нох айн бисхен!!!»

Я — опытный отец двух мальчиков. Мы провели с ними много часов на качелях и горках в самых разных местах, и теперь мы настоящие эксперты по детским площадкам. Вот наши заключения. В Германии площадки строят для взрослых, чтобы они могли расслабиться с книжкой или за беседой, пока дети скачут по многоэтажным деревянным конструкциям без угрозы членовредительства и порчи одежды. Разумеется, эту немецкую детскую площадку очень трудно сломать — построил и забыл. А вот российскую все время приходится отстраивать заново, потому что строят ее для детей. Родителям там обычно даже присесть некуда. Не говоря уже о том, что русские взрослые пребывают на детских площадках в постоянном напряжении: они радеют за частную собственность.

Судя по детским площадкам, частную собственность в России свято почитают. И ревностно охраняют. Правда, исключительно в этих специально отведенных местах. Особенно в песочницах. Мамки, няньки и изредка папки бдительно следят, чтобы младенцы не покушались на чужие формочки и совочки: «Не трогай, сыночка, это чужое». Или когда сопротивление совсем бесполезно: «Спроси у девочки разрешения». С чего бы это вдруг такой респект? Ведь не боятся же взрослые в самом деле какой-нибудь мифической инфекции — настоящих инфекций в России, как известно, вообще не боятся. Скорее, раз уж их заставили играть, то они и играют — здесь ведь карнавал, мир шиворот-навыворот. Дети каждый день понарошку отмечают день рождения и пекут торт из песка с веточками, а взрослые тем временем почитают частную собственность. В точно таких же песочницах ковырялись в детстве путины-сечины, япончики-тайванчики да герои залоговых аукционов: «Не трогай, Вовочка, это чужое».

В германской песочнице совсем другие игры. Там у них самый настоящий социализм с самым настоящим человеческим лицом. Мамки-папки и совсем уж изредка няньки с не меньшим, чем у нас, напряжением следят, чтобы дети не жлобились. Пришел в общественную песочницу — делись, здесь все формочки общие. Взрослая же Германия уже бог весть который десяток лет живет под девизом «Geiz ist geil», то бишь «жадность — это круто». На формочках — имена законных владельцев (Пауль Бек, семейство Зимон): «Милена, можно забрать у тебя ведерко? Паулю надо домой».

Когда домой уходят мои сыновья, ведерко остается в песочнице, мячик — под деревом. Потерять их в нашем дворе — задача не из легких. Через полчаса мальчишки и девчонки непременно доставят их на дом.