Повезло в любви

Бобо, 32 года, и Амина, 30 лет

«Я давно понял, что для мужчины 90% отношений с женщиной — это обуза. Остальные 10 делят поровну, 5% — для удовольствия, 5% — для продолже­ния рода.

В 10-м классе я влюбился. Она стала моей первой женой и родила мне дочку. Сейчас они с родителями живут в Душанбе. В то время я учился в Педагогическом училище, потом поступил в Таджикский технический университет имени М.С.Осими, на дорожный факультет. Никогда особо не увлекался другими девушками. Но однажды посмотрел индийский фильм «Любовь, любовь, любовь» и осенило — надо искать ту, единственную. И влюбился в подругу детства. Начал ходить в гости к ее родителям, но о женитьбе даже не думал, но мечтал. Она меня тоже сильно полюбила. Однако у меня вообще не было ни денег, ни работы, а ее родители — очень богатые люди из знатного рода. Они нашли ей мужа сами, не спрашивая ее мнения. Она ему родила сына. Но любила все это время меня. А я понял, что надо рабо­тать, и поехал на заработки в Россию. Мы с ней часто созванивались. Два с половиной года я жил в Самаре, строил коттеджи на берегу Волги. Потом меня пригласили строить дома на Рублевке. Мы все это время смс друг другу слали бесконечные, а виделись, только когда я домой приезжал к своей первой жене и дочке, раз в год.

Меня другие женщины не интересовали. А она никому не могла сказать, что любит меня, и из-за этого у нее нервные болезни начались. Родители сбились с ног, не понимали, что с ней происходит. В санатории ее отправляли, врачей искали. Так пять лет прошло. Ее муж оказался алкоголиком и ушел от нее. Я когда узнал об этом, пообещал приехать к ней через четыре месяца. Но не смог из-за разных проблем, не мог даже позвонить, пропал полностью. Только спустя три месяца ей позвонил, но она бросила трубку и сказала, чтобы я забыл про нее. Мой друг через несколько месяцев дал ей мой новый номер телефона. Я об этом не знал. Мне приходит сообщение: «Как дела? Ты меня помнишь?» Я ничего не понял сначала. Потом приехал в Душанбе, и мне ее брат устроил экзамен. Он спрашивает: «Зачем тебе вторая жена?» Я отвечаю: «Люблю сильно». А он: «У тебя денег много?» В общем, провалил я экзамен и уехал обратно в Россию. Но в итоге ее родители сдались, и я решил ее привезти сюда. Настоял, чтобы вместе с сыном. Хоть он и не мой, но если она его с родителя­ми оставит, то потеряет. Сейчас мы живем в Тверской области, на участке, где строим дом. Она ходит в той же одежде, к которой привыкла, — в красивых платьях, расшитых камнями, в украшениях. Это многих удивляет, но мне очень нравится.

Вообще, я добился своего. Я всегда хотел двух жен. Одну худую — религиозную, чтобы детей родила «чистых», другую большую — для души. Правда, у меня еще третья есть — фиктивная.

Человек создан для счастья, но только для этого счастья подпитка нужна постоянная, что-то всегда делать надо».

Дмитрий, 25 лет, и Вера, 23 года

«Я с рождения жил в Тбилиси, это мой любимый город. Временами скучаю очень. Здесь народ злой. Если споткнуться на улице, никто на это не обратит внимания, даже соседи друг друга не знают. А дома я знал полгорода.

С моей женой Верой мы познакомились год назад, когда я впервые приехал в Москву искать работу. Отправлял письмо по интернету и ошибся адресом, попал на нее. Она мне ответила, говорит, вы не туда попали, а я продолжал доказывать, что туда. И так слово за слово начали общаться. Через 3 месяца встретились, пригляделись и понравились друг другу. Мне надо было уехать, она осталась. Мы не виделись почти год — я все ждал, когда начнут без проблем выдавать визы, чтобы спокойно приехать в Москву. До этого я был здесь нелегально. Долго бы мы еще ждали, так что летом она сама приехала в Тбилиси. Там мы расписались и поехали сюда. Переехать в Москву насовсем тогда хотелось, но четких планов не было. Хотя с работой становилось все хуже и хуже — телевидение, где я работал в технической службе, уже почти закрывалось. А потом еще война, перспективы все совсем исчезли. В Москве я все 5 месяцев, что здесь живу, не могу найти работу. Пытался устроиться курьером, грузчиком на фабрику, в интернет-фирму — везде отказ. На стройке тоже пробовал работать, но там за месяц не заплатили ни копейки. Это самый плохой вариант. Мне осталось 2 месяца до получения разрешения на временное проживание. Получу и сразу же подам на гражданство, чтобы сделать разрешение на работу. Вся эта бумажная тягомотина утомляет, но мы с Верой оптимистично настроены — главное, что мы вместе. Она за меня переживает, поддерживает, говорит, что все будет хорошо. Скоро у нас родится ребенок, так что надо стараться вдвойне. Из-за беременности она сейчас тоже не работает, нам помогают родители. Я хожу на опросы, передачи, чтобы хоть 500 рублей получить — и то деньги».

Абдурахмед, 40 лет, и ­Ольмахон, 33 года

«Нас поженили родители, как положено. Мы жили в одном доме: я в первом подъезде, он в третьем. Я видела его до свадьбы, но большой симпатии к нему не испытывала. Мой отец хотел, чтобы я была рядом, вот и выдал замуж за соседа. Сначала Абдурахмед был строгий, но потом мы привыкли и полюбили друг друга. Говорят, родители плохого не посоветуют — мы и живем, в этом году будет 14 лет уже. Я — первая жена. По нашему закону он может завести вторую, если есть на это деньги. Жена не должна быть против, но у нас современный взгляд на брак: если он на это пойдет, я его убью. Хотя он вообще свободолюбивый: в Москву уехал, не попрощавшись, когда я была на работе. Правда, он заранее меня к этому готовил: говорил, что собирается ехать на заработки, но когда именно, не уточнял. Я осталась с двумя детьми одна. Первое время ему было здесь очень тяжело. Говорит, что иногда даже снег ел, чтобы в животе что-то булькало. Когда через 2 года он вернулся в отпуск, я вцепилась в него и сказала, что обратно мы поедем только вместе. Так и спокойнее, и денег получится больше заработать. Оставили детей с моими родителями и поехали. В Москве решили, что будем работать только вместе. Устроились на ферму, потом по стройкам. Нас и выгоняли, и не платили толком. Однажды мы неделю жили на 100 рублей — ели только хлеб и майонез. Чего мы здесь только ни пережили: голодали, милиционеры отбирали регистрацию, в строительных фирмах брали деньги за общежитие и отправляли по несуществующим адресам. Но трудности нас только сильнее сблизили. Несколько лет назад мы нашли наконец хорошую работу: устроились семейной парой в дом на Рублевке. Там очень добрые люди были. Недавно нас, правда, уволили, потому что решили нанять филиппинцев. Но мы сейчас ходим на собеседования, ищем новый дом. В Москве, конечно, хуже, чем дома, по детям скучаешь сильно, но на те 3—4 тысячи, которые мы здесь зарабатываем, в Таджикистане можно жить очень хорошо. Мы на себе экономим, а деньги отправляем домой. Там семья на это и одежду, и продукты купит, и из техники чего-нибудь. И еще детям на приданное останется».

Фэсел, 41 год, Валентина, 39 лет

«Али (так его все называют) беженец из Афганистана. Приехал 7 лет назад, начал работать на Черкизовском рынке, и мы почти сразу познакомились. Мой брат тогда тоже там работал и однажды попросил меня заменить продавца. Али работал на соседней точке и у всех спрашивал, можно ли где-то найти квартиру. С отцом и мачехой, к которым приехал, жить он не мог. Говорит мне, помоги, ма­чеха изводит. Я вроде бы нашла место, но скоро его с товарищем и оттуда выгна­ли — хозяин не знал, что они вдвоем жи­вут. Я нашла еще одну квартиру, на этот раз у бабушки. Он там пожил несколько месяцев, а потом заболел и ко мне пришел. Опять говорит, помоги — а как по­мочь? Температура такая высокая была, что сознание потерял. Я собралась скорую вызывать, а он говорит: «Нет, у меня нет документов, какая скорая». Пролежал у меня неделю. Я ему уколы делала, мокрые майки меняла — так у меня и остался. Мы уже 7 лет пытаем­ся документы его оформить. Из одного кабинета посылают в другой, и так бесконечно. Недавно пришли, я смотрю — в каждой справке его имя неправильно написано. Где «а» вместо «э», где «н» вместо «л». Он по-русски читать не умеет и проверить не может, что там эти тетки на слух записывают. А без документов ни работать нормально нельзя, ничего. Даже со свадьбой огромные проблемы были: мы 2 года ждали, чтобы нас расписали. Сначала в московский загс сходили, а в мае вот в мечети были. Это уже третий мой муж. Так случайно получилось, что полюбила его. Первый был у меня наркоман, второй ал­каш, а этот даже не курит. И хорошо, что мусульманин, русских таких еще поис­кать. Подруги сначала отговаривали, и старший сын был против, но познакомился с ним поближе и привык. Фэсел никого не тиранит, не заставляет меня дома сидеть, детей Коран учить — ниче­го такого нет. Иногда даже говорит: «Я русский!» В бане, кстати, парится посильнее русских мужиков. Только вот водку с ними не пьет. И мясо ест только чистое. Какое такое «чистое», я так и не поняла. Часто за ужином спрашивает: «Это я курицу покупал?» Я говорю, ты, ты, хотя на самом деле сама ее толь­ко что принесла. Но если скажу — не станет есть».

Шафихулла, 32 года, и Наталья, 34 года

«Я сама собиралась принимать ислам, долго к этому шла, тут мы и познакомились. В кафе он ко мне подсел, накормил, а потом долго махал на меня веером. После знакомства он 4 месяца настойчиво за мной ухаживал, даже дарил цветы, хотя у них в Афганистане это не принято. Я в серьезность таких романов не верила и как-то сказала, что если через 2 месяца он не сделает мне предложение, наши отношения разрываются. Он сделал, я поговорила с его отцом, а Шафих ­просил у моего отца моей руки. Мои родители в тот момент вообще считали, что, принимая ислам, я делаю ошибку. Но мужа моего они очень любят, особен­но мама.

Через некоторое время после свадьбы мы поехали в Афганистан, к его семье. Жили с его мамой, папой, шестью бра­тья­ми. Все знают, что он женат на мне, и по тамошним законам он теперь вообще не может надолго приехать без меня. Поэтому наш брак застрахован. Мусульмане вообще великолепные отцы. У них здоровые, крепкие представления о семье. А мне пришлось учиться быть настоящей женщиной. Не обязательно не работать, главное — вести себя по-женски. В доме хозяин мужчина. Если такое положение не устраивает, лучше не выходить замуж за мусульманина. Еще наши женщины почему-то считают, что главный тот, кто больше зарабатывает. С ними такое не прохо­дит — это совершенно не важно.

Муж очень часто говорит мне: «Ты не моя». Я долго не понимала, что это значит,?только в Афганистане поняла. «Моя» женщина — та, которая с детства из дома выходила только в сопровождении, не училась ни в школе, нигде, вообще не видела чужих мужчин, никогда ни в кого не влюблялась. Она счастлива жить жизнью мужа. А я очень социально активный человек: работаю в журналистике, в недвижимости, пишу книги, постоянно общаюсь с людьми. Это повод для гордости, для бурной любви ко мне, но это невозможно для афганской жены. С ней ему было бы спокойно, уютно. Сейчас мы оба с этим смирились. Я не против, чтобы у него была афганская жена, если ему для счастья необходима такая домашняя кошка. Мы смогли бы жить втроем. Мне даже кажется, что это удобно. Раз я не могу дать ему все, что ему нужно, почему я должна быть настолько эгоистичной, чтобы полностью отказать ему в праве иметь все, что он хочет».