После взрыва
Как известно, в подмосковной Коломне, в доме №15 по проспекту Кирова, взорвалась квартира. Отчего взорвалась – неизвестно. Люди разное говорят. Милиционеры считают – газ, а жильцы им не верят. Дело было ночью, квартира №111 на восьмом этаже пустовала. Хозяева, правда, приходили днем и двигали мебель, но ночевать ушли в другое место. Незадолго до полуночи их жилище взлетело на воздух. Крыша рухнула, и кирпичные балконы попадали на улицу. И погибло два человека этажом выше – чета Юриных, муж и жена. Конечно, началась паника, но пожарные и МЧС спасли всех остальных жильцов. Хозяин злополучной 111-й, Aлександр Викторович Баннов, пришел на место происшествия, посмотрел на все и покончил жизнь самоубийством. Вот такая трагедия случилась в городе Коломне в ночь на 2 июня 2003 года.
A на второй день описываемых событий возле дома собрались пострадавшие жильцы, сотрудники всевозможных специальных служб, представители городской администрации и, конечно, праздношатающиеся. Среди последних особенно выделялась старушка с загорелым каменным лицом. Она вообще не покидала места трагедии и разговаривала как пластинка фирмы «Мелодия».
– Листопад – сволочь! – произносила она каждые десять минут. – Его судить надо. Понастроил вокруг домов, не вздохнуть. Теперь вся пыль в квартиру, хоть весь день убирайся, – после этого она поднимала голову к провалу в стене дома и добавляла с еле скрываемым злорадством. – Небось, все успели евре-ремонт сделать...
Коломенцы слушали старушкину пластинку, не вступая в дискуссии, и разглядывали зияющую дыру на верхних этажах – в Коломне никогда раньше не взрывались квартиры. За ограждение формально никого не пускали. Здесь стояла белая эмчеэсовская палатка, где отмечались пострадавшие. Внутри оцепления расхаживал приветливый и улыбчивый Валерий Максимович Шнуров – замглавы администрации города.
– Что произошло? – задал я замглаве наводящий вопрос.
– По официальной версии, следующее, – живо откликнулся Валерий Максимович. – 1 июня в 23.30 произошел взрыв бытового газа. Обрушились плиты и перекрытия с крыши по восьмой этаж. Из 56 квартир в подъезде пострадало семь. Одна на седьмом этаже, остальные на восьмом и девятом. Двое погибли, один ранен, но его жизнь сейчас вне опасности. Дом был сдан в конце осени прошлого года...
– Но газом-то не пахло, – вступила в беседу пожилая женщина из пострадавших.
– Не пахло, – поддержали ее соседи. – Банновы ушли в седьмом часу. Не мог же газ скопиться за пять часов и так, чтобы мы этого не почувствовали.
– Мы разберемся, – ответил приветливый Валерий Максимович. – И обязательно установим причину.
– Спасение прибыло вовремя, – строго заметил мужчина в красной клетчатой рубашке. – Нареканий нет. Вы это отметьте.
Я отметил.
– A Листопад – сволочь, – снова завелась вредная бабка с загорелым лицом. – Он из нашего двора помойку сделал...
Это я тоже отметил.
Среди пострадавших семейство Пехтеревых оказалось единственным, чьим временным обустройством пришлось заниматься властям. Остальные разошлись по родственникам. Пехтеревых разместили в бывшей гостинице «Советская».
– Мы ведь только в этот день переехали, – рассказывала собравшимся пожилая пострадавшая Галина Борисовна Пехтерева. – За день, конечно, намаялись и я для сна фенозепамчика выпила. Но в десять или даже позже того я в коридор выходила, и газом не пахло. Это точно. Заснула быстро – и слышу сквозь сон раскаты грома. Я и не подумала ничего... A потом в глаза что-то сыпаться начало, и муж... в одних трусах надо мной стоит и зовет – пойдем, пойдем отсюда. Я и испугаться не успела, а в коридоре кирпичи валом лежат, и входную дверь штопором скрутило.
– Все двери так скрутило, – уточнила дочка Пехтеревых Aлла Викторовна. – Мы и балконную открыть не смогли – стекла повышибло, куски торчат. В щель пришлось пролезать. A потом, когда пожарные прибыли, их лестница выдвижная все время по балкону стучала, а мы кричали – развалите, развалите...
Пока мы беседовали, возле белой палатки ходил молоденький сержант и кричал в толпу:
– Кто с восьмого этажа хотел прокурора? Прокурора кто хотел?
Ему не отвечали. A вокруг другого милиционера, старшего лейтенанта со списком, группировались жильцы, желавшие забрать из квартир вещи. Первым четырем раздали оранжевые строительные каски. На остальных касок не хватило, и они пошли так.
– У вас, наверное, и забирать нечего? – спросил я Aллу Викторовну.
– Бог его знает, – задумчиво отозвалась младшая Пехтерева. – Будет жалко, если коллекция погибла.
– Какая коллекция?
– Я модельер-конструктор женской одежды, – сказала Aлла Викторовна, – и еще учитель. В нашей школе есть театр моды, и в прошлом году на празднование юбилея города... вы хоть знаете, что у нас тут грандиозный праздник был – 825 лет Коломне?
– Знаем, – на голубом глазу соврал я.
– Мы заняли второе место за коллекцию одежды «Коломенская сударушка», – сказала женщина, разглядывая, как строители на ручной лебедке спускают с восьмого этажа подушку, набитую вещами. – Пять костюмов из жизни купеческой Коломны. Этой коллекцией мы пытались выразить величественность и статность русской женщины. Честно говоря, работать в этих платьях они не могли, только для красоты носить...
За подушкой с восьмого этажа спустилась завязанная крест-накрест простынка с джинсами. На балконе послышался раскатистый мужской смех.
– A еще в моих костюмах коломенский народный театр спектакли играет, – продолжала Aлла Викторовна. – «Мещанин во дворянстве», слышали? И в современной пьесе, где мальчик выкалывает глаза любимой лошади... кожаные панталоны для актеров-«коней» я шила. Обидно будет, конечно, если лекала пропали...
– Большое спасибо властям, – тут же вставил мужичок в красной клетчатой рубашке. – Вы это отметьте.
Я отметил.
– Квартира дорого стоила? – спросил я.
– Трехкомнатная – 25 тысяч долларов без отделки, – ответила женщина.
– Что-нибудь подобное в вашей жизни уже случалось?
Молодая женщина задумалась.
– Пять лет назад на украинской границе нас ссадить хотели за то, что у сына вкладыша в паспорт не было. Я вот также боялась и трусилась как банный лист. Пограничники требовали восемьсот рублей... ну а потом... на пятидесяти сошлись. Все хорошо закончилось.
Тем временем вернувшиеся из квартир жильцы рассказывали остальным про швы, трещины и обвалившиеся части своих жилищ. Старший лейтенант описывал дорогостоящие предметы, вынесенные из квартир пострадавшими.
– Телевизор, электроплита, электрочайник, эпилятор... а это что? Рваные джинсы? Рваные джинсы нам в список не нужны...
– Вот вы, журналисты, по стране ездите, – сказала старшая Пехтерева. – Судьбы разные видите... A в проклятие верите?
– Нет, – сказал я. – Не верю.
– A мне кажется, что нашу квартиру прокляли. Мне невестка прямо в лицо сказала: вы здесь жить никогда не будете, я это место прокляла. И правда, мы с мужем сюда соберемся, а ноги не идут. Священника вызывали освящать.
– Вашу невестку можно только пожалеть, – сказал я.
– A то, что освятили, – хорошо, – сказала крашено-рыжая соседка с седьмого этажа. – Может быть, поэтому и выжили. Ведь ваша квартира к эпицентру одной стеной примыкала.
– A за ней я и спала, – согласно закивала головой Пехтерева.
– Интересно, освятили ли квартиру погибшие Юрины? – спросил кто-то из жильцов.
– Интересный был мужчина, – вздохнула рыжая. – Военный... Двадцать пять лет мыкался по съемным квартирам. В декабре получил свою – и погиб.
– Во всем этот «гроб» виноват, – сказала молодая женщина в пляжных тапочках на шерстяной носок и кивнула в угол двора. Туда в ночь взрыва пожарные оттащили мешавший поставить выдвижную лестницу разбитый мини-вен «Мерседес». Зимой на нем разбился жилец из этого же подъезда.
– Помните, Юрин говорил: «Вот и первая смерть в нашем подъезде. Интересно, кто будет следующим...» Сам им и стал.
– Надо будет, когда все отстроят заново, общее новоселье справить, – мечтательно сказала старшая Пехтерева. – Столы поставим, самовар... Чтоб все как у людей.
– Бутылку шампанского о стену разобьем, – поддержал лупоглазый мужчина с шестого этажа.
– A я этих Банновых видела ночью, – сказала Aлла Викторовна. – Жена плакала, а он молча стоял и смотрел. Они и ночевать-то не остались потому, что воду для чая им вскипятить негде было.
– Листопад – сволочь, – встряла вредная старушка. – Он и здесь себе денег нагребет... A эти убийцы... лучше бы они сами ночевали.
– Как же вам не стыдно! – услышал сказанное мужчина в дорогом костюме. – Ни совести, ни сожаления в вас нет! Вы Банновых совсем не знали, а я знал. Aлександр Викторович мне другом был.
Другом Баннова оказался начальник коломенской автоколонны №1417 Николай Николаевич Сиделев. Он решительно подошел к кучке жильцов и сказал:
– Просто он такой человек был!
– Какой? – осторожно спросил я.
– Все в себе держал, эмоции копил. Это-то его и сгубило. Я с ним двадцать два года знаком. Он любую проблему как нож в сердце воспринимал. Глубоко слишком, понимаете? Не заладилось что на работе, отношения с кем испортились... для одних пустяк, а он ночью не спит, думает, переживает. Я на других накричать мог, пошуметь для острастки, а к нему интеллигентный подход требовался, особая деликатность. Очень деликатный он был человек. И отвлекаться не умел, напряжение внутреннее не снимал. Любая проблема его с головой накрывала... И так мучился, пока проблема не решалась как-нибудь... я лично не верю, что там газ взорвался...
– И я... и я не верю! – хором поддержали начальника автоколонны жильцы. – Никто не верит. Газом не пахло, а каким-то одеколоном.
– Я всю ту ночь здесь провел, – продолжал Николай Николаевич. – Мне по долгу службы положено. И Баннова, конечно, видел... На нем лица не было. Я отвел его к нашему общему знакомому, корвалолу дали. A часа в три утра они ушли с женой. A в полпятого он мне звонит, спрашивает – какие выводы? Я ему говорю, откуда выводы, еще только разбирают, не волнуйся, ляг лучше поспи. A он, конечно, спать не смог. Такой груз ответственности на него свалился. Как это осмыслить и пережить? В шесть утра он на работу приехал, мне докладывали, машина стояла и свет горел. В семь он опять здесь был. Его первый раз опросили, понятное дело, легче ему от этого не стало. Он и правда передвигал эту злополучную плиту, может, и шланги менял. Но кто у нас сейчас в стране этого не делает? Кто? Все делают, и эти шланги на любом рынке продаются безо всякого контроля. И потом... Баннов был главным инженером автопредприятия. Как-никак, но в технике он разбирался получше многих!
– Что же было дальше? – спросил я.
– Дальше было то, что Баннов потерялся. На работу не вышел, начались звонки из прокуратуры, милиции и т. д. Жена сообщала, что выехал утром и больше не появлялся. Где он мог быть? Только в Подлипках, это наши дачные участки в черте города. Старая хибара у него там на четырех сотках стоит, от родителей в наследство досталась. Я послал водителя... В доме пусто, три окурка на блюдце, а в саду на дереве... он. Не выдержал человек. Решил, видно, что ему не поверят и разбираться толком не станут. Две смерти, огромный ущерб, уголовное дело, от работы отстранят... Ему и половины этих проблем хватило бы на сердечный приступ. По-другому поступил... И не нам его судить, – закончил Сиделев.
Жильцы попритихли. С последними из них я незаметно для милиции просочился в дом. Внутри стояла зыбкая тишина. Наверное, потому, что все, кто шел, боялись, и страх становился явным и плотным. С площадки шестого этажа было видно небо. Между девятым и седьмым этажами висела чудом уцелевшая батарея отопления. Как перевернутая гармошка на несуществующей стене. A во дворе противная старушка с загорелым каменным лицом отгоняла от своего подъезда случайного пуделя и кричала:
– Нечего сикать мне здесь под черемухой! Уходи отсюдываи! У нас здесь не цирк, а несчастье...
Насколько мне известно, хоронить погибших Юриных повезут на автобусах той самой автоколонны 1417, где главным инженером некогда трудился покойный Aлександр Викторович Баннов.
A кто такой этот Листопад, я так и не спросил.
