Послание Лоренца

Люди покидают дачные участки кооператива "Березка". Собаки перестали гавкать, сторож не утруждает себя опусканием шлагбаума при въезде - заходи кто хочет. Естественно, что унылый вид обезлюдевших просторов не отпугивает моих родителей, которые продолжают навещать садовый участок каждые выходные. В эту субботу, повинуясь дочернему долгу, я отправилась вслед за ними, прихватив с собой кучу бумаг с работы. (Хотя в предыдущие двадцать тысяч поездок поработать мне не удалось.)

Обычно по приезде я два раза обхожу участок, заглядываю в парник, пью чай с мятой, парюсь в бане, объедаюсь шашлыком, выпиваю два стакана красного вина и засыпаю мертвым шестнадцатичасовым сном. И на этот раз рефлекс сработал без сбоев: после красного вина я еле забралась на второй этаж и, несмотря на усиливающуюся перестрелку в ближнем лесу, уснула.

... Стоим мы с родителями на сельской дороге перед недостроенным двухэтажным домом. Папа держит в руках толстую записную книжку с истрепанными страницами и говорит:

- Я тут перебрал дедушкины записки и выяснил, что он применил закон Лоренца к промышленности своего края. Так что нам принадлежат дома на этой улице.

Я вижу, что здесь действительно не один дом, а целая улица одинаковых недостроенных кирпичных домов, над которыми вьются ласточки. Папа, хозяйски глядя на птиц, продолжает:

- Ласточек, конечно, придется песком засыпать.

Дальше, без всякого логического перехода, я с мамой оказываюсь в очереди за визой в Германию. Визы выдают в здании Курского вокзала, точнее, в одном из киосков с газетами. Я заглядываю внутрь и натыкаюсь на монитор телевизора, который тут же включается и показывает Тверскую улицу, утопающую в цветущих клумбах. Я долго смотрю, потом отодвигаю монитор рукой и говорю сидящей в глубине киоска женщине:

- Это же Москва.

А она отвечает:

- Нет, это - ГДР.

В следующую минуту я уже захожу с большим клетчатым чемоданом в японскую гостиницу (чего-то, по всей вероятности, напутали с визами). Холл очень похож на московский клуб "Б2" - те же темные стены, широкая лестница, гардероб в закутке и кругом ни одного японца.

В лифте - восемь кнопок. Я выбираю верхнюю и в полном одиночестве еду на восьмой этаж. Здесь на полу лежит темный бордовый ковер с таким высоким и густым ворсом, что у меня то и дело заплетаются ноги. Единственная дверь на этаже ведет в роскошный ресторан. Через дымчатые стекла я вижу женщин, одетых в вечерние платья. На мне же обычные джинсы, свитер и малиновая куртка, в которой я хожу на работу. Только я открыла дверь, как в ресторане все замолчали и даже перестали есть. Смотрят с осуждением. Тут откуда-то сбоку выныривает официант и пытается вытолкнуть меня вон.

- Я только котят покормить! - успеваю возмутиться я.

Меня тут же пропускают. Я иду в угол, где на подстилке лежат два котенка - черный и рыжий. Достаю из кармана пустую соску и делаю вид, что кормлю их, а официанты делают вид, что не смотрят за мной. В этот момент становится ясно, что мне нужно попасть на шестой этаж, где лифт не останавливается, и проход есть только через восьмой. Я кладу котят в карман, бросаюсь через весь ресторан к черному ходу и бегу вниз. На шестом никого нет. За дверями открывается пустой зал с очень красивым паркетным полом: темно-коричневый цвет плавно переходит в бежевый (прямо как на новой плитке для прихожей, которую на днях купили мои родители). Свет приглушен, и я не сразу понимаю, что около каждой стены расположена ниша. Я заглядываю в одну и вижу деревянное ложе с деревянной подушкой. Во второй - то же самое. А в третьей - на ложе очень представительный покойник, с усами и во фраке.

- Из этой гостиницы нельзя выйти. Люди живут здесь, пока не умрут, - говорю я сама себе и бегу обратно на лестницу. Навстречу движется молчаливая процессия: толпа мужчин на длинной доске несет покойника, одетого в джинсовую рубашку. Доска очень узкая, и покойник то и дело падает. При этом он каждый раз открывает глаза и залезает обратно.

Я между тем добираюсь до ресторана на восьмом. Сажусь за колонну, достаю из кармана куртки маленький автомат (куда котята делись?) и засыпаю в магазин какие-то очень мелкие патроны, похожие на гречку. В следующий момент я начинаю расстреливать ресторанную публику. Пули летят так медленно и так безболезненно входят в людей, что мне каждый раз приходится выглядывать из-за колонны и кричать:

- Я убила тебя!

Только услышав это сообщение, человек падает. Постепенно в зале не остается ни одного живого. Я в полном удовлетворении поднимаюсь с коленок и идут вниз. Люди, увидев меня, расступаются, и мне ужасно приятно. Я прохожу первый этаж и спускаюсь в подвал, в спортивный зал. На полу рассыпаны оранжевые мячи, как будто в них кто-то только что играл. Я осматриваю серый крашеный пол, баскетбольные кольца и вдруг слышу топот ног на лестнице.

- Идут три человека с другого уровня, - говорю я вслух и чувствую, как меня охватывает ужас. Я понимаю, что они намного сильнее меня.

Бросив ненужный теперь автомат, я бегу в комнату для учителя. Она абсолютно пустая, и только рядом с входной дверью стоит парта. Без всякой надежды я заползаю под нее и жду.

- Может, они ищут не меня, - думаю я, понимая, что идут именно за мной.

В этот момент перед глазами появляются ноги в черных ботинках. Я слышу, как они перезаряжают оружие и наклоняются. Мне в лицо направлен огнемет (именно такой, каким его нарисовали художники компьютерной игры Fallout).

- Все? - спрашиваю я сама себя в полном отчаянии и в следующий момент вижу очень яркий свет, а потом чувствую резкий химический запах, типа формалина, и успеваю подумать:

- Надо же, люди перед смертью чувствуют химический запах.

И будучи абсолютно уверенной в своей смерти, просыпаюсь.

Под звук папиной газонокосилки я еще какое-то время размышляла, что на этот раз сон вполне себе объяснимый. Даже обидно за мозг - нахватал впечатлений за последнюю неделю и слепил довольно корявую историю. Точно таких же котят, к примеру, недавно родила кошка моей свекрови. Курский вокзал я на днях проходила, а, играя в Fallout, я не только в ресторане устраивала бойни. Единственное, что выпадало из этого стройного ряда - формула Лоренца, которую мой дедушка применил к промышленности своего края. Я даже вскочила с кровати, когда догадалась: это какое-то послание!

- Папа! Кто такой Лоренц?! - кричала я, сбегая по ступенькам на улицу.

- Был такой физик, - сказал папа, выключив газонокосилку, - звали его Хендрик. Он создал базу для теории относительности и квантовой механики, выяснив, что при скоростях, близких к скорости света, происходит сокращение размеров движущихся объектов в направлении движения и изменение хода времени. Потом Эйнштейн вывел из этого закон единства пространства и времени (пространство-время).

Я тут же вспомнила свой недавний сон про цивилизацию, владеющую секретом сворачивания "пространства-времени" (БШГ №26). Может, такая цивилизация зародилась на родине дедушки - в городе Удомля. Там недавно запустили третий блок атомной станции. Я читала интервью с директором станции, в котором он говорил, что на новом блоке опять появились сварщики, замерцали огоньки, запахло жженным металлом и у людей появилась надежда. Как это похоже на мой сон! Неужели придется ехать в Удомлю, выяснять все на месте?

Окрыленная предстоящим путешествием, я собрала тазик слив, ведро огурцов и коробку помидоров. На всякий случай запишу: смерть от огнемета - к сбору урожая.