Поп-механика

«Знаешь, Люся, я должен сказать тебе одну вещь. Вольдемар прислал тебе подарок из Антверпена. На Новый год. Он просил меня его передать, но его взяли посмотреть...»

Вся эта история была лет десять назад. Виталик, мой прекрасный, любимый и платонический друг, вел себя как-то непривычно. Скованно. Ненормально для себя. Делал многозначительные паузы между затяжками. Как выражается Оля Сергиенко: «Я такие вещи тонко чувствую, потому что у меня интуиция».

– Видишь ли, это розовый х...

– Чего?

– Тот подарок, который тебе прислал Вольдемар. Искусственный х... розового цвета. Как ни странно, очень среднего размера. Он не тебе одной такой прислал. Всем женщинам из российского представительства. И Марине в Петербург, и Инне, и Лене, и другой Лене. И этой, как ее? Блондинке с грудью. Купил в секс-шопе. Они с Анной-Лизой вместе ходили выбирать. Говорят, дико веселились. Понимаешь, у них на Западе...

(Это было лет десять назад, я напомню. «У них на Западе» звучало уже не как «у них на Луне», но почти.)

– ...у них на Западе принято дарить такие подарки. Просто в качестве шутки. Даже и коллегам по работе — а что, нормально. Мы должны понимать такие вещи. Просто, видишь ли... В общем, я подумал, что лучше мне тебя предупредить. Чтобы ты знала заранее.

Понятно. Опасался с моей стороны непредсказуемых реакций курино-мещанского характера. Не верил в меня как в раскрепощенную женщину западного типа. Ну и ладно.

Мне в тот момент было не до Вольдемара с его подарками и даже не до Виталика. Вообще не до чего. В тот момент я в тысяча триста тридцать пятый раз приняла решение уйти от моего тогдашнего мужа, и только я одна знала, что этот раз — последний и решительный. В смысле — окончательно. Он-то думал, что будет и тысяча триста тридцать шестой раз, и две тысячи триста шестьдесят пятый. Друзья и знакомые тоже, наверное, так думали. Не мне их винить.

Про бывших мужей нечасто говорят хорошее, но жаловаться на них тоже некрасиво. Избавлю вас от подробностей, скажу только: пресловутая «двойная мораль» — это было как раз про нас. В отношении себя он придерживался либеральных принципов, в отношении меня — строго консервативных. Очень просто: ему можно, а мне нельзя. Понятие «нельзя» было очень емким. Я знала, например, что при мне («при моей жене!») нельзя произносить матерные слова. Виталик этого не знал.

За день до Нового года мы все трое оказались за одним столом в ресторане, и Виталик стал рассказывать страшно смешную историю про двух дядек, которые меняли у него замок на двери. И я улыбаюсь, а сама краем глаза замечаю, что мой муж (бывший, бывший, я это уже точно знаю!) постепенно наливается черной кровью. Тут, кажется, и Виталик что-то чувствует и спрашивает:

– Извини, Люси. Ничего, что я так выражаюсь?

– Мне — ничего. Но Игорю, мне кажется, неприятно.

– А... Извините, — Виталик замолчал. Он молчал минуты две. Стало видно, что он уже очень пьян.

– Да! — лицо его вдруг просветлело. — Чуть не забыл. Игорь, а ты знаешь, что Вольдемар прислал Люсе в подарок розовый х...?

В кино люди часто переворачивают в кабаках столы. В жизни я это видела всего однажды. Ничего себе, бодро. Перевернул — и ушел.

– Понятно, платить мне придется! И штаны все в салате! — Виталик не выглядел особо огорченным.

– У меня есть дядя, у него деревянная нога. И я всегда при нем говорил про деревянные ноги. Просто чтобы показать ему, что в этом нет ничего особенного... И потом, понимаешь, я так напрягся, чтобы нечаянно не сказать какое-нибудь матерное слово, что начал говорить про реальные х...и...

Вольдемаров подарок я так и не получила. Да не очень-то и хотелось.

Лусия Волынкина-Гонсалес