«Помощи ждать неоткуда, а проблему надо решать»

Про профессию и пожилых людей

Я родился в 1965 году в семье военнослужащих в Кировограде на Украине. Потом мы переехали по службе отца в Ростов-на-Дону. Там я учился в военном училище, служил на космодроме Байконур, участвовал в посадке «Бурана». Потом программу закрыли, и мне сказали: «Мы тебя переводим в строевые части, будешь шагать». А я инженер и шагать не хотел. Уволился, приехал в 1990 году в Москву. А дальше разное было:  пришлось и в Турцию поездить, и в Польшу — продавал шмотки. Как-то надо было выживать. В «Макдоналдсе» на «Пушкинской» работал два года, потому что я долго не мог прописаться, а без прописки брали только туда. Сейчас вот небольшое кафе открыл — семейный бизнес, «Кулинария» в районе Профсоюзной, где я живу. Основная работа — депутат муниципального собрания и проект помощи лежачим больным.

Не стоит думать, что я всю жизнь переживал из-за пожилых людей — раньше я был в стороне от этих проблем. А в 2007 году у моего отца случился инсульт: он упал и ударился головой. После операции он стал лежачим, так что за ним надо было ухаживать. Для того чтобы к отцу ходил соцработник, нужно было поставить его на учет социальной службы — это заняло какое-то время. На получение справки об инвалидности ушло еще четыре месяца. Брат с матерью помогали, но брат работал на наемной работе, а маме было тяжело из-за возраста. А у меня было свое дело — цех в Балашихе по производству металлочерепицы, профнастила и других стройматериалов. Недельку пропустил, потом другую, и бизнес как-то отошел на второй план. Я начал заниматься отцом и понял, что для помощи такому человеку нужен весь день — нужно готовить, убирать за ним, мыть. Можно, конечно, уехать на полдня, но потом надо вернуться и снова что-то делать.

Про период оформления инвалидности

Мужчина, 38 лет, упал и сломал шейный позвонок. Теперь полностью парализован, лежит в реанимационном центре. Мы ему наняли платную сиделку. В центре все врачи рядом, никуда его возить не надо, но все равно уже четыре месяца не могут оформить инвалидность. У этого больного нет жены, только сын 14-летний, так что оформлением сам центр занимается.

Это большая проблема: между моментом, когда человек становится лежачим больным, и моментом, когда он получает инвалидность и право на помощь соцработника, существует зазор в две-три недели, когда никто, кроме родственников, не помогает. Но родственники есть не у всех.

Когда я оформлял инвалидность отцу, побегал по инстанциям, посидел в очередях и познакомился с людьми, которые точно так же бросили работу. И я понял, что в этот период — когда даже соцработник не может прийти — помощи ждать неоткуда, и эту проблему как-то надо решать. В 2009 году мы с двумя знакомыми создали региональную общественную организацию и назвали ее «Общество равных возможностей» — это первое название, которое нам в голову пришло. 

Про то, как устроен фонд

Для начала стали составлять базу данных людей, которым нужна помощь волонтеров — о ком-то рассказывали знакомые, кто-то находил нас через сайт. Мы работаем уже три года, и сейчас в базе 10–11 тысяч человек. Это только Москва, да и то — не все округа. Например, в Теплом Cтане у нас только два человека, а в Марьино и Люблино очень много. На 70% база состоит из тех, кто еще не получил инвалидности. Остальные — это те, кому удалось добиться справки, но смотреть за ними некому. Мы занимаемся не только одинокими, потому что у кого-то есть, например, дети, но они работают. А если бросят — семья обнищает.

Волонтеры помогают 2–3 людям в день, мы стараемся подбирать их так, чтобы жили с волонтером по соседству. Проснулся утром, зашел к одному, убрал, завтрак положил, ко второму зашел. Потом вечером к обоим еще раз зашел. Но по своему опыту я могу сказать, что даже двух раз бывает мало — весь день тяжело лежать. За многими больными ухаживают соседи. Если участковый врач подтвердит факт ухода, соседи получат выплаты — около 800 рублей в месяц.

ДВ принципе, нам денег почти не надо — только если нанять кому-то в больницу платную сиделку на круглые сутки. Но такое бывает не часто, и я могу и сам найти средства. Деньги нужны только на памперсы, мы собираем пожертвования. В прошлом году один коммерсант мне подарил 30 противопролежневых матрасов, но это единичный случай.

Про волонтеров и госслужащих

Новые волонтеры обычно приходят через сайт, мы встречаемся и разговариваем. Если кто-то отказывается дать свои паспортные данные — сразу прощаемся, потому что у одиноких стариков часто выманивают квартиры, и нужно страховаться. На всякий случай мы постоянно связываемся с больными, обязательно оставляем визитки соседям. С участковыми тоже знакомимся, но они никак не могут понять, кто мы и что нам нужно. «Как это, вы что — бесплатно работаете?!»

Конечно, всю нашу базы мы охватить не можем. Максимальный охват был в 2010 году, когда был массовый приток волонтеров — нам удавалось помогать 4 тысячам лежачих больных. Для этого потребовалось около 500 волонтеров.

Каждый третий волонтер уходит после первого обучающего похода к больному. Одна из причин — недовольство стариков, которым оказывают помощь. Многие бабушки считают, что волонтеры ходят к ним по обязанности, и в ответ обливают грязью. От этого нужно уметь абстрагироваться, но далеко не все выдерживают.

Я, наверное, плохой психолог, потому что когда пытаюсь угадать, надолго ли останется новый волонтер, ошибаюсь почти всегда. Смотрю на человека — ну точно свалит, а потом вижу, что работает и работает. А некоторые кажутся сильными, а после первой встречи с больным исчезают.

Муниципальным депутатом я стал для того, чтобы пробивать своей корочкой двери собесов, центров социального обслуживания, пансионатов ветеранов труда. Сотрудники этих учреждений, как и участковые милиционеры, не могут понять, кто мы такие и зачем работаем. Я говорю им: давайте я дам волонтеров, вы их сможете привлекать к работе, у вас же не хватает соцработников. Возьмите с них паспортные данные для безопасности. Нет, говорят, как мы их проведем по бумагам, как платить будем? Госслужащие не понимают, кто такой волонтер.

Про непрозрачность соцсферы

Я обращался к Владимиру Петросяну, главе Департамента соцзащиты Москвы, но он, кажется, только на гитаре хорошо играть умеет. Чиновники все время повторяют: «У нас на это не выделены средства», но средства-то и не нужны — людей не хватает. При этом во всех московских районных департаментах соцзащиты официально задействовано 60 тысяч работников, целая армия. Этот департамент один из самых закрытых — практически как Министерство обороны. 

В этой сфере все непрозрачно. У нас был больной, который лежал в пансионате №31 в Теплом Стане. Когда он умер, врач зафиксировал смерть от сердечной недостаточности. Я потом с врачом говорил, он сказал, что человек на самом деле умер от обезвоживания — его просто не кормили нормально. Я врачу говорю: пиши настоящий диагноз. А он: я не могу, меня потом на работу никогда не возьмут.

Подъем волонтерского движения есть, но не во всех сферах. Многие помогали при ЧП — Крымск, пожары, но в социальной сфере с этим хуже. Про социалку мало говорят — наверное, властям это не очень выгодно, суммы из бюджета уходят огромные. По моим расчетам, на одного лежачего инвалида в Москве в месяц государство тратит 14 000 рублей. В эту сумму входит оплата труда соцработника, абсорбирующее белье — по три памперса в день. Кому-то дают кровати и коляски, но система такая, что платишь сам, а потом тебе возмещают. Если кровать с подъемником стоит 60 тысяч, то все не возместят. Коляска стоит около 5 тысяч, а возмещают две-три. С бельем странно устроено — можно взять или три памперса, или три впитывающие пеленки, хотя нужно и то и другое. Я как-то изучил обычный пансионат ветеранов труда, посчитал количество людей, посмотрел госзакупки памперсов — 900 тысяч рублей — и сразу же в интернете нашел такие же за 600 тысяч.

Про то, что можно сделать

От государства я жду конкретных шагов. Во-первых, надо сделать Департамент соцзащиты более открытым, в том числе и для прессы. Во-вторых, нужно сделать электронную карту больного, чтобы человеку не нужно было бегать за результатами анализа или ждать, пока их принесет медсестра. В Израиле можно зайти в свой электронный кабинет, там все есть: история болезни, календарь посещения врача, анализы. Можно распечатать и показать врачу. У нас появилась сейчас ЕМИАС — Единая медицинская информационно-аналитическая система, которая позволяет ребенка записать к врачу через приложение в смартфоне. Хорошо, что сделали, но функций слишком мало.

Еще бы я провел лежачим больным бесплатный низкоскоростной интернет. Радиоточки ведь есть во всех домах, даже в новых, — по этим проводам можно пустить интернет, про это еще Лужков говорил. Для инвалидов интернет — это окно в мир.

Но это все сложные планы, а из простого: у меня есть задумка — можно было бы раздобыть пару-тройку фургонов с платформой для коляски, чтобы перевозить лежачих и колясочников. И сделать бесплатную перевозку по Москве.

Матераил подготволен в рамках проекта «Нужна помощь». Записаться волонтером в службу Сергея Соколова можно на сайте nuzhnapomosh.ru.