Политинформация с Олегом Куликом

– О вас часто говорят как о человеке, обладающем особенно острым чутьем на время. Что, по-вашему, сейчас происходит с нами?

– Когда долго живешь в своей любимой стране, многие вещи воспринимаешь совершенно естественным образом. Но выезжая за границу, сравнивая «здесь» и «там», начинаешь все видеть по-другому. Недавно я побывал в Китае, и мавзолей Мао меня потряс. К нашему Ленину мы все привыкли – так, стыдная какая-то неприятность. Все равно как член, который в штаны не влезает, но особо и не выпячивается. Дома все уже притерпелись, но едва вы оказываетесь за границей, народ тычет пальцем: «Смотрите, у мужика член торчит наружу». Короче, приезжаю я к китайцам, а у них там этот член стоит в полный рост: гигантский мавзолей, мраморные скульптуры вокруг, море народа, дикая очередь на солнцепеке – жаждут подпитаться энергией мертвеца. Я думаю, не в том ли заключалась и сила СССР, что это была страна мертвецов с главным покойником посередине? Смотрели «Пиратов Карибского моря»? Обожаю этот фильм: все про нас. Пока мы трупы, мы непобедимы.

– Но в последние годы мы изо всех сил стараемся ожить, нет?

– Да, но чем живее становимся, тем в больший упадок приходит страна. В точности как те пираты. А вот китайцы сказали: «Нет, мы живыми быть не хотим, нам и в могилке нравится». Это не страна – это гигантский ксерокс, который множит все, что произвело человечество. В том числе он ксерит людей, чтобы они могли обслуживать механизм, а те опять производят на свет ксероксят – и так до бесконечности. На секс – две-три минуты в неделю, знающие люди мне говорили. Эротики нет вообще. Представьте: едет из пригорода электричка, китайцы сидят такими плотными рядами. Тут объявляют последнюю станцию. Все вскакивают, снимают с себя шмотки, прячут их в какие-то мешки, потом напяливают другую – видимо, рабочую – одежду и опять садятся. В течение минуты-двух весь поезд голый. И ничего – ноль эмоций.

– Китай – это же ведь только зеркало? Какими вы нас в этом зеркале увидели?

– Я же и говорю: как ни камуфлируй ситуацию с товарищем в Мавзолее, на символическом уровне мы по-прежнему мертвая страна. Метафору всей нашей новейшей истории я обнаружил когда-то на Байкале. Там был очень прибыльный рыбный завод, где работали зэки. В 1953 году случилась амнистия. Предполагалось, что зэки станут просто рабочими. Вместо этого они пришли и переломали на этом заводе все – такая у них была ненависть к системе. Теперь там только руины, наполовину занесенные песком. То же произошло и со всей страной. Какая у нас сейчас национальная идея? Очень простая: разбогатеть и поскорее уехать отсюда. Уверен, об этом мечтают все, от президента до последнего бомжа.

– Но почему же так сильны в последнее время патриотические настроения?

– Потому и сильны, что страна в жопе. Конечно, хочется понять, в чем смысл существования России и почему она никак не может выбрать этот свой «особый путь». Вот я в последнее время много работаю со стеклом. Какую функцию оно выполняет? Есть некое внутреннее пространство, есть внешнее, между ними – стекло, граница, благодаря которой, собственно, и можно помыслить нечто внутреннее и нечто внешнее. По-моему, Россия и есть такое стекло, дающее возможность Западу оставаться Западом, а Востоку – Востоком. Но если вдуматься, то предназначение стекла – не быть. Как это небытие перевести в национальную идею, лично я не знаю. Я знаю только то, что меня все сильнее тянет в Монголию, где тысячелетиями ничего не менялось, и дико надоела Европа.

– Почему?

– Архитектура жесткая, люди мрачные, расслабиться невозможно: выставки, работа, контакты, контракты. Правда, Запад с Востоком все равно очень плотно общаются, и все через голову России. А тут – лес, нефть, газ, что-то такое, что из земли прет, и людишки какие-то снуют взад-вперед с бомбой: сейчас рванет, ну сейчас рванет! И посередине – покойник. И ведь самое смешное, кругом якобы происходит духовное возрождение нации: есть патриарх, попы всякие. И куда они смотрят? Это же все равно что черт лежал бы на главной площади главного города.

– Но что же делать?

– Лично я предполагаю сделать одну терапевтическую работу: похоронить Ленина. Причем вместе с Мао. Сделать двухспальный гроб, уложить их там валетом или рядком – все равно, можно даже в виде сиамских близнецов, одетых во френч, с одним на двоих животиком, слегка подраспухшим. А сверху – рухнувший самолет, чтобы прямо в выставочный зал угодил. Тут вот происходил вернисаж: дамы, вечерние платья, культура, все такое, а тут с неба – самолет. И сразу – полуобожженные тела, полуобожженные картины, летчик, висящий без головы, а голова тут же, на каком-нибудь подиуме стоит. И в самом-самом низу, это еще другой этаж, – гроб. Трехслойный пирог, короче: небо, социум, весь в ожогах, и блаженство смерти.