Политинформация с Михаилом Рыклиным
1. Какие события последнего времени вас больше всего поразили?
– Знаете, все последние новости – и начавшиеся выборы президента, и поражение демократических сил на прошедших думских выборах, и аресты олигархов, и трагедию с насмерть замерзшими призывниками – я воспринимаю через призму другого события, случившегося год назад. Это разгром выставки «Осторожно, религия!», открывшейся 14 января прошлого года в выставочном зале Музея им. А.Д.Сахарова. Спустя три дня после открытия в зал вошли шестеро мужчин, назвавшихся православными верующими. Часть работ они забрызгали краской из пульверизатора, часть сорвали со стен, часть вовсе уничтожили. Выставку закрыли, началось судебное разбирательство. В итоге директора музея, директора выставочного зала, куратора выставки и двух художников, выбранных практически наобум из почти сорока участников, обвинили по уголовной статье – «в разжигании религиозной и национальной розни». Процесс до сих пор не закончился. Если художников действительно осудят, это, безусловно, создаст прецедент. Ведь смотрите, что получается: шестеро хулиганов пришли в публичное пространство выставки, варварски уничтожили ряд экспонатов и – оказались правы. Кстати, выяснилось попутно, что художники своими работами нанесли православию ущерб, сопоставимый лишь с ущербом, нанесенным большевиками за 70 лет советской власти. А между тем работы были не так уж и радикальны. Скажем, Влад Монро, вроде бы похожий на Путина, на одной из картин поместил себя в странном полукосмическом наряде на фоне храма. Обнаружилось, что таким образом он оскорбил сразу и Церковь, и президента. Причем чуть ли не каждый из оскорбленных сравнивал себя с Христом, изгоняющим верующих из храма. Сильный ход, не правда ли? Однако Музей Сахарова – не храм, а Россия – не Древняя Иудея, да и равнять себя с Сыном Божиим все-таки как-то странно. Впрочем, нашлись и такие, кто ссылался даже на пример Ильи-пророка, где-то там истребившего каких-то неверных: дескать, почему Илье-пророку можно, а мне нельзя? Все это, разумеется, не может не внушать опасений.
2. Каково, по-вашему, положение интеллектуала в сегодняшней России?
– Собственно, судьба выставки и есть ответ на ваш вопрос. Особенно меня потряс тот факт, что все это происходит в светском государстве, где любая религия по закону отдалена от государства на такое же расстояние, как клуб филателистов или кружок любителей макраме.
Интеллектуальный рынок в целом находится в очень сложном положении. Все, что вызывало надежды лет семь-восемь назад, кажется сегодня бесперспективным. Вне всяких сомнений, мы переживаем период реакции. В стране уже долгое время идет кровопролитная война – и это фон, на котором волей-неволей воспринимаются любые события. Нынешняя политическая элита возникла именно на волне второй чеченской, что не сулит нам ничего хорошего. Эти люди, к несчастью, привыкли решать все вопросы путем насилия, они даже не сомневаются в своем праве вершить расправу над всеми неугодными – будь то художник или горный аул.
Да и все прочие люди делаются все более агрессивными, нетерпимыми, им все чаще требуется как-то выместить свою злобу, найти кого-то, на кого можно было бы свалить свою вину. А поскольку спрос порождает предложение, козлы отпущения требуются все чащеѕ И одним из них легко может стать и, как видим, уже становится небольшое сообщество современных художников, писателей и философов. Да, их легко затравить, но именно они – один из культурных мостов, реально соединяющих нас с Европой и всем цивилизованным миром. Наши правители громогласно декларируют курс на самую решительную интеграцию с мировым сообществом, а между тем этот мост грозит вот-вот рухнуть, вернув нас в самые дикие времена Средневековья и расправы над инакомыслящими.
3. Что делать россиянам, чтобы избавиться от своих страхов?
– Прежде всего – отстаивать свое право быть профессионалом. Больше ничего. Правда, делать это становится все труднее. Вот вам простой пример: последние годы мы вместе с Валерием Подорогой ведем семинар в Институте философии РАН. В нынешнем году занимались Веймарской Германией. Раздали студентам темы. Один даже сам вызвался – про немецкий кинематограф той поры. Но ровно за день до семинара раздается звонок: «Извините, не могу выступить, не успел подготовиться». Конечно, и раньше были такие студенты. Но теперь таких восемь из десяти. Я их понимаю: работают почти все, некоторые даже в нескольких местах. Но дело-то в другом: сама структура семинара постепенно рассасывается и скоро, возможно, исчезнет совсем. Да и к чему студентам стремиться?
Молодому ученому сделать себе имя в сегодняшней России почти невозможно – разве что стараться работать в международном контексте. И пусть в нынешних условиях это звучит почти как приглашение к эмиграции, я настаиваю: главное – завоевать себе право быть профессионалом.
