Поле чудес

Иллюстрация: Александр Можаев

Когда-то на свете существовала прекрасная профессия музейного сторожа, ныне вытесненная охранными службами. Мне в ту пору выпало счастье быть вхожим в сторожку храма Василия Блаженного. Тамошние труженики фактически жили на Красной площади и насмотрелись всякой романтики. Разумеется, для прогулки по главной площади страны в канун Нового года я пригласил Анатолия, одного из бывших сторожей. Чтобы следовать устоявшемуся порядку осмотра, мы пришли к входу для туристов — Иверским воротам. Перед ними на мостовой лежит медная плита нулевого километра, где будто бы берут начало все на свете дороги.

Краевед Можаев: Эти люди, кидающие «на счастье» копейки в толпу бомжей и довольно наблюдающие, как те за них дерутся, — зрелище, позорное даже для трех вокзалов. И еще мне непонятно, почему на этой нулевой железяке зверюшки нарисованы?

Анатолий: Они символизируют собой неистощимые ресурсы наших лесов и тундр — последнее, чем осталось гордиться. Пойдешь налево — встретишь выдру, прямо — козла безрогого. А не хочешь выдры — оставайся в Москве, потому что она лучший город земли, это аксиома.

М.: Когда я прихожу на Красную площадь, то бываю даже готов с этим согласиться. Но вливаться в толпу туристов все равно ломает. Лучше войти со стороны Александровского сада. Там тоже свои зверюшки — под мостовой проезда покоится Львиный двор, в котором царь Грозный содержал зоопарк, в том числе слона. Потом его хозяин-индус был заподозрен в шпионаже и казнен, а слона как соучастника сослали в город Александров, где он помер от горя. То есть гордиться мы можем не выдрой единой, а еще и нашими великими и ужасными историческими воспоминаниями. Все известные науке факты московской славы или позора бросали свою тень на эту площадь.

А.: Причем и такие, о которых тоже лучше никому не говорить. Поэтому мне нравились советские таблички «На Красной площади не курят» — это серьезное место.

М.: И еще поле боевой славы! Не только потому, что Парад Победы, ведь когда-то отсюда шли на Кремль литва да татары. И коварный налетчик Матиас Руст сюда метил. А совсем скоро над площадью вновь промелькнут стальные крылья — к нам пожалует мальчик Новый год в блестящем кукурузнике…

А.: …и мы попросим у него мира и стабильности, потому что перемен сердца давно уже не требуют, а хочется, чтобы вид из родного окна всегда был тот, к какому привыкли. Мы еще не дошли до середины площади, а уже имеем прекрасный обзор елдообразных заречных новостроек. Открывающаяся отсюда панорама замоскворецких далей всегда была вот таким любимым видом из окошка, теперь ее трудно узнать. А через несколько лет на гигантских пустырях Софийской набережной появится еще больше элитной застройки — и панорама изменится настолько, что говорить о том, что это все тот же город, будет уже невозможно. И увидеть то, что прежде было основой здешнего своеобразия, можно будет, лишь обладая специальным краеведческим знанием и хорошим биноклем. Мы с тобой представляем идеальную картину старой Москвы и поэтому сможем продолжать говорить о ней на птичьем языке скорбящих старожилов, а все эти люди с фотоаппаратами нас уже не поймут, им достанется гораздо более скучная и бестолковая Москва.

М.: Не исключено, что этой идеальной картины никогда не существовало. Москва 1913 года хороша на картинках, жить по-настоящему в ней не очень бы хотелось. Истинная Москва, о которой мы мечтали, но живьем не видели, далека от реальной, как географический град Иерусалим от Града Небесного. Но иногда людям, строившим Москву, удавалось приблизиться к этому прототипу. То он угадывается в каких-нибудь неказистых переулках, то вырастает до неба. Вот перед нами Василий Блаженный, это же совершенное чудо, родом не из нашего мира.

А.: Если приходить к нему почаще, чудеса будут. На меня там однажды музейная пушка рухнула. А в другой раз на поливалке в пять утра покататься дали.

М.: А я здесь в елке жил. Когда поставили у Блаженного первую пластмассовую елку, ее милицейские караулили. Я прополз между ними и сидел внутри этого огромного светящегося шатра, портвейн кушал.

А.: Вот это тоже близко к прототипу. Но нынешняя практичная столица такого не любит. Истинную Москву мы увидим не раньше, чем Иерусалим небесный. Тоже, кстати, неплохо.

М.: Или если доживем до того, что мальчик Новый год сподобит нас чудес посерьезней. Волшебные куранты Спасской башни завертятся в обратную сторону, выдра заговорит человечьим голосом, откроются замурованные 300 лет назад кремлевские ворота на Васильевском спуске… Интересно, кто из них тогда выйдет?

А.: Емеля на печке, кто ж еще! С наступающим вас Новым годом.

Анатолий и краевед Можаев (хором): Будем здоровы!