Атлас
Войти  

Также по теме

Похоже на то

Новая Россия может напомнить эпоху Александра II, Веймарскую республику или годы правления императора Октавиана Августа. По просьбе «Большого города» профессиональные историки и люди творческих профессий ответили на вопрос, на что похожа Россия в 2007 году. Теперь каждый может решить, в какое время и где именно он живет. Данный исторический конструктор пригоден для дискуссий с оппонентами любой ориентации — от либеральной до охранительской. У некоторых историков происходящее вызывает сразу несколько исторических ассоциаций.

  • 2967


Фотография: Roger-Viollet/East News

1890–1917 годы

Процветание

Трудно сравнивать разные периоды. Но если все же поискать что-то похожее, то я бы назвал краткий, но очень интересный и изумительно спокойный период, который во французском языке носит название Belle Гpoque — «прекрасное время». Этот термин относят обычно только к Франции конца XIX — начала ХХ века (до 1914 года), но мне кажется, его можно было бы расширить на все страны Старой Европы. Несмотря на множество социальных язв, старушка Европа сполна насладилась красотами того времени — процветание, экономический рост, изобретения, ренессанс культуры.

Павел Данилин, историк, публицист, член правления фонда «Институт развития», шеф-редактор www.kreml.org


Фотография: AKG/East News

Смута

9 января 1905 года, когда толпа была аналогична движению «Наши». Гапоновское общество никакой революционностью не отличалось, оно было правительственного происхождения и, между прочим, толпу сопровождали полицейские чины тех участков, откуда рабочие шли. Вместе с рабочими был застрелен надзиратель того околотка, в который входил Путиловский завод. Но тем не менее власть ужасно испугалась лозунгов, а ведь лозунги массовое движение может выдвигать и такие, которые не были предусмотрены его организаторами. Испугалась настолько, что начала стрелять. Все кончилось первой русской революцией, которую сейчас почему-то называют просто смутой.

Рафаил Ганелин, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН

Мнимое единение

Вспоминается обращение Николая II в 1906 году к «Союзу русского народа» (большую часть которого составляли лавочники, приказчики, рабочие). Император рассчитывал на их поддержку, призывал вместе победить врагов России. Характерно, что если до 1917 года «Союз» был самой многочисленной организацией, то после революции никто из этих людей не боролся за восстановление монархии, все они куда-то исчезли.

Никита Соколов, редактор журнала «Отечественные записки»

Уверенность в будущем

Осенью 1917 года Россия ждала выборов в Учредительное собрание, которое должно было окончательно решить судьбу страны. Но выборы так и не состоялись. Были многочисленные провокации большевиков с целью сорвать выборы, и они в итоге увенчались успехом. Слабое Временное правительство не могло справиться со своими многочисленными противниками. В отличие от Временного правительства нынешняя власть явно сможет победить провокаторов. Потому что и власть сильнее, и у народа есть не просто слабая надежда, что все само собой как-нибудь рассосется, а ясное видение грядущих перспектив страны.

Борис Якеменко, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России РУДН

44 год до н.э.

Жажда власти

Все как в романах Кафки: ничего рационального, все дружно не хотят закон исполнять, но менять его тоже не желают. У такой задачи только одно решение — в логике бонапартизма. Когда ровно в такой же ситуации оказался Гай Юлий Цезарь, ему нужно было становиться монархом, но вот беда — он этого не хотел. И мы знаем, что все это для него плохо кончилось. Вот его преемник — Октавиан Август — монаршей власти уже не стеснялся.

Михаил Левит, кандидат педагогических наук, преподаватель истории гимназии №1514 г. Москвы


Фотография: ИТАР–ТАСС

1960–1980-е годы

Всеобщее благоденствие

Этот период времени был для Западной Европы самым лучшим за всю историю. В американской социологии он определяется как general welfare state — период главенства государства всеобщего благоденствия. Также и мы сейчас живем, пожалуй, в лучший период истории России с точки зрения рядового обывателя.

Павел Данилин, историк, публицист, член правления фонда «Институт развития», шеф-редактор www.kreml.org

Разброд и шатание

Наше современное искусство напрочь лишено какой-либо объединяющей идеологии. У нас сейчас период этакого разброда и шатания. Очень похоже на конец 60-х, когда советское искусство разделялось на официальное и неофициальное. Последнее, естественно, пыталось противостоять первому. Но не вырабатывая свою линию, а подражая западной. В итоге получалась совершеннейшая эклектика — то же мы видим и сейчас. Неопределенность поиска, отсутствие идеи.

Иосиф Бакштейн, искусствовед, куратор, директор Института проблем современного искусства


Фотография: AKG/East News


Фотография: AFP

Власть толпы

Выступление Владимира Путина 21 ноября в «Лужниках» — пример обращения первого лица к обществу в обход людей, традиционно имеющих право на осуществление этой коммуникации. Наиболее масштабный и трагический пример такого рода — «культурная революция» в Китае, когда Мао Цзэдун натравливал на интеллигенцию специально выдрессированных молодых маргиналов.

Никита Соколов, редактор журнала «Отечественные записки»


Фотография: ИТАР-ТАСС

Бум материальной культуры

В советское время был только один человек, выступавший в защиту кулинарии как искусства, — Вильям Похлебкин. Сейчас журналов, передач и программ о еде множество, каждый известный человек считает своим долгом выпустить книгу о своих кулинарных предпочтениях. Кулинария сейчас переживает настоящий бум, революцию сознания. Нечто подобное происходило в конце 50-х — начале 60-х, в так называемую хрущевскую «оттепель». Тогда железный занавес приоткрылся, и у нас стали выходить Кафка, Хемингуэй, прошла выставка импрессионистов, в кино стали показывать Феллини и Висконти. Умы людей поменялись. А взрыв материальной культуры, к которой относится кулинария, начался в конце 80-х и продолжается до сих пор.

Петр Вайль, публицист

Нефть и газ

Наше время ассоциируется с периодом правления Леонида Брежнева из-за того огромного влияния, которое оказывают на жизнь энергоресурсы — от них зависит едва ли не все.

Андрей Трухан, кандидат исторических наук, преподаватель теории государства и права Московского нового юридического института
1789 год

Революционная ситуация

Налицо наличие в стране конфликта интересов. В этой связи приходит в голову Великая французская революция. Тут дело не в форме, а в сути: немногочисленные либералы становятся все радикальнее, а власть все меньше желает учитывать их мнение.

Светлана Князева, кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории РГГУ

1564–1598 годы

Новая опричнина

Вспоминается эпизод отъезда Ивана Грозного в 1564 году в Александровскую слободу, откуда он послал в Москву две грамоты: в них он объявлял своих бояр врагами и обвинял их в «великих изменах», зато о простых посадских людях говорил, что «гнева на них и опалы никоторыя нет». Царя «упросили» вернуться в Москву, но согласился он только при условии «учредить ему себе опричнин».

Никита Соколов, редактор журнала «Отечественные записки»


Фотография: Newscom/fotosa.ru

Самодержавие

Мне вспоминается избрание Бориса Годунова. На Руси это был первый случай избрания царя. Вообще говоря, царя, конечно, не избирают, им становятся по факту рождения. Однако законная династия пресеклась: последним царем из Рюриковичей был сын Ивана Грозного Федор, не оставивший после себя наследников. Но жить-то совсем без царя ну никак нельзя. Поэтому пришлось искать хоть кого-то на эту роль. Прочитайте первое действие пушкинского «Бориса Годунова» — там на эту тему все сказано.

Александр Лаврентьев, доктор исторических наук, заведующий отделом истории России с древнейших времен до XVIII века Государственного исторического музея

1947–1953 годы

Поиск врага

По риторике происходящее больше всего напоминает борьбу с космополитизмом в СССР. Тогда тоже говорили о патриотизме, Отечестве, национальной гордости. Как мы видели, опора на реваншистские настроения в общественном сознании — путь к еще большому разочарованию и кризису: реваншизм всегда нуждается в подпитке. Если врага нет — его следует придумать.

Андрей Юрганов, доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории Древнего мира и Средних веков РГГУ

1860–1870-е годы

Стабильность

Вспоминается царствование Александра II. В это время почувствовалась свобода, это была эпоха Великих реформ. Были освобождены крестьяне, сокращена цензура. Ситуация в стране стала стабильной.

Александр Шурпин, преподаватель отечественной истории школы №705 г. Москвы


Фотография: AKG/East News

Модернизация

Можно сопоставить происходящее сегодня с эпохой Александра II, который провел первую масштабную модернизацию страны. Впрочем, до Александра II мы не доросли: например, он не сомневался в необходимости введения суда присяжных, даже в полуграмотной стране, а у нас сейчас журналисты до сих пор обсуждают, надо ли его вводить. Он провел земскую реформу, и какими бы эти земства ни были (вспомните, как их высмеивал Салтыков-Щедрин), но это — гражданское общество, которого у нас сейчас нет. На реализацию реформ нужно время. России всегда его не хватало. И сейчас пугает не столько власть, сколько образовавшийся «единый фронт» тех, кто призывает выступить против нее на улицах. Это очень напоминает народовольцев, которые объединяли любую шваль, лишь бы свергнуть власть. Сейчас есть возможность решать проблемы не на улицах, а в парламенте, в газетах. Сейчас, в отличие от эпохи Александра II, есть интернет, и плюрализм мнений остается. Несмотря на 7 покушений, Александр II продолжал реформы, и если бы народовольцы не убили его 1 марта 1881 года, то, как мы знаем, через три дня была бы принята «Конституция» Лорис-Меликова.

Андрей Козлов, преподаватель истории гимназии №1567 г. Москвы

Полумеры

То, что происходит, напоминает пореформенное время царствования Александра II: вековые устои вроде бы сломали, но не до конца, а как-то половинчато, нового еще мало, и пока тяжело определить, какие в стране идеалы. Уже потом, спустя несколько десятков лет, жизнь как-то устоялась. Все великое видится на расстоянии. Так же и теперь: с одной стороны, уже не социализм, с другой — не капитализм, что-то такое среднее. Ощущение половинчатости — то, что и должны были испытывать люди после реформ в XIX веке.

Татьяна Ниронова, преподаватель истории школы №927 г. Москвы

1930-е годы


Фотография: AKG/East News

Националистическое государство

Первое, что приходит в голову, — умирающая Веймарская республика, 1930–1932 годы. Вся риторика, все приемы, использующиеся нынешней властью, были обкатаны тогда. Большинство поддержало идеологию, которая строилась по принципу «один народ, одна партия, один Рейх, один национальный лидер». Так Германия превратилась в национал-социалистическое государство. Это то, что лежит на поверхности. Второй слой — это правление Муамара Каддафи или Перона, то есть более мелкие диктаторы, у которых была та же риторика, что и у нынешней власти.

Игорь Долуцкий, историк, преподаватель Московской школы социальных и экономических наук


Фотография: Eyedea/East News

Отказ от перемен

В конце 20-х — начале 30-х жители больших городов, как и сейчас, были проникнуты духом оптимизма, так как видели те или иные успехи и воспринимали их как продолжение успешного пути. И на этой волне оптимизма после тех перемен, которые произошли в начале 30-х годов, сформировалась жесткая политическая система, продержавшаяся до 80-х годов, — пути назад уже не было. Мы тоже прошли точку, после которой перемены станут невозможными.

Александр Шевырев, доцент исторического факультета МГУ, председатель правления межрегиональной общественной организации «Объединение преподавателей истории».


Фотография: AKG/East News


Фотография: Newscom/fotosa.ru

Рождение нового режима

Первая очевидная параллель — рождение режима Муссолини в Италии. Дело не только в национальном лидере, который смог, с одной стороны, объединить протестное движение, а с другой, быть своим в доску рубахой-парнем. Я бы обратила еще внимание на действия либеральной оппозиции. У каждого из ее представителей было немало собственных амбиций, и именно они помешали противникам режима объединиться, чтобы дать ему отпор.

Светлана Князева, кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории РГГУ

1825–1855 годы


Фотография: AKG/East News

Абсолютная безнравственность

Если говорить об ассоциации, то современная ситуация чем-то похожа на эпоху правления Николая I. Очень много бюрократии, не в смысле факта, а в смысле способа мышления. Очень много зависит от одного человека. Кроме того — сочетание абсолютной безнравственности и отсутствия ценности человеческой жизни. Как и тогда — превращение государства в машину.

Федор Успенский, руководитель Центра славяно-германских исследований Института славяноведения РАН

Власть бюрократии

Сейчас гипертрофированную роль получила Администрация президента, которая в сущности своей — канцелярия. А именно во времена Николая I Канцелярия Его Императорского Величества также вышла на первый план. Это явление в истории не столь частое, поэтому параллели здесь очевидны.

Александр Голицын, преподаватель истории лицея №1525 «Воробьевы горы» г. Москвы

1650-е годы

Новая олигархия

Протекторат Кромвеля. Во многих европейских странах в результате ранних буржуазных революций устанавливались олигархические формы, достаточно быстро деградировавшие. В результате этого появлялась авторитарная диктатура, которая на самом деле была продолжением и порождением этой олигархии, но подавала себя как некая альтернатива, наводящая порядок и прижимающая хвост олигархии.

Александр Скобов, преподаватель истории школы №90 г. Санкт-Петербурга, автор учебника «История России: 1917–1940 гг.»

1880-е годы

Заморозки

Все происходящее напоминает период контрреформ Александра III. Нельзя не вспомнить фигуру Константина Победоносцева, его выступления против суда присяжных и свободной прессы. Вот что он писал о свободе печати: «Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, может основать газету», — то есть тогдашние власти такая возможность страшно смущала. То же мы наблюдаем и сейчас. Налицо это стремление подморозить, как говорил Константин Леонтьев. Вообще, подморозить — это слово, которое сейчас можно было бы написать на перетяжках, повешенных через улицу.

Яков Гордин, историк, публицист, главный редактор журнала «Звезда»

IV–V века н.э.


Фотография: Eyedea/East News

Возрождение из руин

Вспоминается распад Великой Римской империи: ее западная часть пала в V веке н.э. СССР тоже был великой державой, контролировал равновесие в мире, и теперь, после его распада, происходит новая расстановка сил, культур и народов. Можно взвыть: «Мы на руинах!», однако я смотрю на происходящее оптимистично. После падения Рима на рождение новой европейской цивилизации ушло около 500 лет. Сейчас все происходит намного быстрее, и из руин, как птица феникс, рождается что-то новое.

Наталья Басовская, доктор исторических наук, профессор, завкафедрой всеобщей истории Историко-архивного института РГГУ

1920-е годы


Фотография: Eyedea/East News

Потерянное поколение

Мы живем в 1926 году. Троцкий и его коалиция уже ушли. Пришло время тех, кто стремится к индустриализации. Нужно использовать политическую власть для достижения социальных, экономических и военных результатов. Скоро страна бросится с восьмого места в мире на второе и приобретет могущество, которое позволит ей выиграть мировую войну. Улучшается жизнь. Те, кто получил власть, должны ответить на вопрос: для чего они ее получили? Сейчас ситуация хуже, чем тогда: потеряны Средняя Азия, Украина, Белоруссия, Закавказье, Прибалтика. Есть риск потерять Сибирь. Правящая партия покорна и голосует как надо, но нет у нее идеи национального, единого, большого. Нет идеологии, и потому нынешняя молодежь стала очередным потерянным поколением.
Но в каком-то смысле сейчас лучше, чем в 1926 году: у нас есть атомное оружие, строятся 6 авианосцев, 10 ледоколов, 4 стратегические подводные лодки.

Анатолий Уткин, доктор исторических наук, директор Центра международных исследований Института США и Канады РАН


Фотография: Newscom/fotosa.ru

Реваншизм

Первое — геополитический момент. Частое состояние России — обиженность. Распался Советский Союз, Россия окрепла и хочет реванша. Второй момент — чисто человеческий. После больных, слабых генсеков появился здоровый человек. Исходя из этих двух этих обстоятельств можно ожидать, что ноябрь 2007 года грозит нам появлением национального лидера. Можно провести параллель с 1922 годом, временем накануне образования СССР. Больной Ленин, ожидание молодого правителя.

Петр Малыгин, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Древнего мира и Средних веков Тверского государственного университета

63–14 годы до н.э.

Становление империи

Я бы сравнил сегодняшнюю ситуацию с эпохой правления императора Октавиана Августа, который под видом республики устанавливал режим личной власти. Формально он оставался принцепсом (лат. princeps — первый), то есть считался «первым среди равных» в Сенате, но в действительности именно он положил конец Римской республике. Пользуясь современной терминологией, Августа можно назвать лидером нации: твердой рукой он ликвидировал гражданские войны, навел порядок и проводил реформы. При этом сложившаяся политическая система была крайне лицемерна: Август подчеркнуто гордился восстановлением республиканских нравов, но фактически очень тихо и плавно совершил переворот — с него начинается эпоха Римской империи.

Александр Подосинов, доктор исторических наук, профессор Центра антиковедения Института восточных культур РГГУ

Григорий Чхартишвили (Борис Акунин)
писатель, переводчик

Хоть я по образованию историк, от всей этой буффонады в голову лезут не столько исторические параллели, сколько литературные. А именно: Евгений Шварц, пьеса «Дракон», третье действие. Помните, как лучшие граждане Вольного Города хором приветствуют своего Президента: «Да здравствует наш повелитель! До чего же мы довольны — это уму непостижимо! Даже пташки чирикают весело. Зло ушло — добро пришло, чик-чирик, чирик-ура!» На наших телеэкранах сегодня можно наблюдать настоящую спартакиаду за звание первого ученика по низкопоклонству. Но это почетное звание, безусловно, самим телеканалам и достанется. Комедийность ситуации заключается в том, что чем бесстыднее агитируют телеканалы за Президента Вольного Города, тем больше вредят его пресловутому рейтингу. Я даже начинаю подозревать, не руководят ли ими тайные агенты какого-нибудь «Яблока» или, не к ночи будь помянут, «Союза правых сил». Ведь всем ясно, что большинство в нашей стране составляют не «лужниковские делегаты», а нормальные люди. И реакция на подхалимство у них тоже нормальная — здоровая тошнота. Смотрят они на пляски «первых учеников» и думают: ну если эти за, то я, наверно, против.

Вера Гуревич
преподавательница школы №193 г. Санкт-Петербурга, учительница Владимира Путина

Нынешний ноябрь, на мой взгляд, проходит под знаком выборной кампании. Идут дискуссии — и хоть нас насильно не гонят на выборы, но ситуация в какой-то мере стала напоминать коммунистические времена. То депутат по телевизору выступит, то повестку в ящик положат. Но коммунистические времена не в застойном варианте — скорее оттепельного образца. Шестидесятнические. Я эти времена хорошо помню — мы, учителя 1958 года, тоже, знаете, считались «шестидесятниками». В ту «оттепель» люди тоже стали больше говорить и меньше бояться.

Людмила Улицкая
писательница

Абсолютные семидесятые годы. Это ощущение приходит по нескольку раз на дню — когда включаешь телевизор или радио и чувствуешь общую подавленность людей на улицах. Однажды я уже успела это пережить, когда жизнь сворачивается в кухонную зону. Когда появляется невозможность влиять на события и принимать происходящее за порогом твоего дома.

Григорий Ревзин
историк архитектуры

В архитектуре сейчас происходит примерно то же самое, что в период перехода от Алексея Михайловича к Петру I, — большие, серьезные проекты выполняют западные мастера, а русские к ним практически не допускаются. И центр этого процесса снова Петербург. То, что в 2000-м было мечтой, то есть проекты Фостера или Хадид, сейчас реальность — запущено около 30 проектов, которыми занимаются только иностранные архитекторы.

Игорь Курукин
доктор исторических наук, профессор кафедры отечественной истории Древнего мира и Средних веков РГГУ

Особенных параллелей я не вижу. Всё на месте. По роду занятий не могу не отметить, что в отечестве нашем роль государства (и его лидера) всегда была несколько особой. В смысле — по Пушкину — «необъятной силы правительства, основанной на силе вещей», под чем он же подразумевал «дух народа» и отсутствующее в России общественное мнение. Либеральные 1990-е несколько эту тенденцию подорвали, а теперь идет обратная реакция. И общественное мнение, заметим, уже есть, но не то чтобы возражает. Парадокс в том, что в России именно «сила правительства» как раз и проводит реформы (в том числе и либеральные), а с другой стороны, чем больше государства — тем больше становится чиновника, который самодеятельности по определению не любит.

Нина Чехонадская
кандидат исторических наук, преподаватель МГУ

Сегодняшняя ситуация у меня ни с чем не ассоциируется. Потому что современная цивилизация устроена таким образом, что все события мягче, «подпольнее», скрытее от истории. В те периоды истории, которыми я занимаюсь, например, в Средневековье, все события ярче. Может быть, потом выяснится, что мы живем во время поворотных исторических событий, но сейчас так не кажется. Это ощущение именно последних трех-четырех лет, когда все как-то замедлилось, стало менее явным, скажем так. Но стагнацией я бы это не назвала.

Григорий Бондаренко
кандидат исторических наук, кельтолог, сотрудник Института всеобщей истории РАН

Мы не имеем никакого исторического права опрокидывать современную политическую ситуацию в России в ее историческое прошлое. Все пришедшие нам на ум исторические ассоциации будут обманчивы. Как наблюдатель истории я не чувствую в нынешних событиях дыхания историзма: ни одно из действующих лиц не рефлексирует и ни на секунду не задумывается о том, как его личную «историю» прочтут потомки. Значит, они не творят историю. Здесь можно припомнить отложенный конец истории позднесоветского парадиза. Но и эта ассоциация неверна, поскольку позднесоветский человек в какой-то момент столкнулся с историей, и ему не поздоровилось. Такое столкновение предстоит и новому российскому человеку, но отложим его, насколько возможно.

Тамара Эйдельман
преподаватель истории гимназии №1567 г. Москвы, член правления межрегиональной общественной организации «Объединение преподавателей истории»

Аналогий можно провести много. Например, сейчас в интернете появился ролик, в котором скомбинированы фрагменты выступления Владимира Путина перед своими сторонниками 21 ноября и кадры из фильма группы Pink Floyd «Стена». И там и там — выступление лидера перед бесчинствующими массами.
 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter