«Погоня за лайками и расшариваниями растлевает»

— Как вы узнали о закрытии?

— Меня с нашим издателем Аней Кронгауз и шеф-редактором Александром Тимофеевским позвали к Игорю Мальцеву — генеральному директору медиагруппы «Событие», той структуры, которая издавала «Русскую жизнь», и сообщили ровно то же самое, что я процитировал в фейсбуке. Никаких других объяснений, кроме тех, что были предъявлены публично, мы так и не увидели.

— Ваш издатель Анна Кронгауз говорила, что показатели были вполне многообещающими, однако, по официальному заявлению инвесторов, РЖ закрыли из-за «существенных отклонений от плановых экономических показателей и недостаточной динамики сборов от рекламы». Какие у вас были планы и каких цифр вы должны были добиться?

— Насколько я знаю, Аня писала какой-то план, который был рассчитан года на два, — там, надо полагать, был заложен какой-то рост всех этих показателей.

— Вы сами не в курсе того, какие конкретно цифры были оговорены?

— Я вообще довольно плохо умею пользоваться Exсel и оперировать всеми этими цифрами — у меня всегда была двойка по математике, так что я в это не лезу. Я занимаюсь только тем, что связано с текстами.

— В БГ цифр и показателей требуют от редакции: рост аудитории — это в том числе наша ответственность. Трудно представить себе, чтобы в современном онлайн-СМИ главный редактор мог избегать такого разговора.

— В этом и состоит разделение ролей в СМИ: один человек занимается литературной стороной дела, а другой — пиаром, аудиторией и всем остальным. Иначе зачем нужен издатель? Я знал, что в какие-то дни аудитория больше, в какие-то — меньше. Что некоторые тексты читались огромной толпой, а другие — почти не читались. Но вообще-то, меня все это дико раздражало и сбивало. Так что в какой-то момент я решил, что больше не хочу в это вникать. Вся эта погоня за лайками и расшариваниями растлевает, потому что начинает программировать твое поведение. Ты начинаешь писать какие-то вещи, которые, в сущности, писать не обязательно; заказываешь тексты людям, которым в нормальной ситуации заказывать бы не стал, — потому что думаешь, что эти люди востребованы аудиторией. Или наоборот — ты можешь чего-то не сделать, предполагая, что востребованным это не будет. Все это неправильно и совершенно бессмысленно. Ведь тогда нужно бросить все то, чем мы тут занимаемся, и спокойно и честно издавать «Комсомольскую правду» и писать: «Филипп Киркоров женился», «Филипп Киркоров развелся»…

Но в любом случае все эти разговоры о цифрах смешны всего через 4 месяца после возникновения издания. Когда проект является творчески успешным, но не показывает каких-то цифр, то его издатели на протяжении многих месяцев, а иногда и многих лет пытаются сделать что-то, чтобы эту ситуацию изменить.

— Вообще закрытие РЖ было странно обставлено — неожиданно вырубили сайт. Кажется, так радикально еще никакие интернет-СМИ не закрывали.

— Вот именно, так что все эти слова о закрытии РЖ из-за низких показателей — полная чепуха. Всего неделю назад мы занимались переездом в новый офис. Как вы думаете, если бы люди из «События» знали, что сегодня нас закроют, стали бы они неделю назад заниматься обустройством нам рабочих мест, подключением компьютеров и так далее? К тому же несколько дней назад они взяли в штат нового мальчика-продажника. То есть еще на прошлой неделе никто не знал о том, что нас нужно закрыть по экономическим показателям.

— Как тогда вы объясняете себе поведение инвесторов?

— Что-то произошло. Это как в политике: я, например, совершенно уверен, что еще летом 2011 года никто не знал о том, что Медведев не будет больше президентом России — включая самого Медведева и даже Путина. Все авторитетные и компетентные люди давали комментарии о будущем президентстве Медведева. Но вдруг что-то случилось. Произошла какая-то аппаратная история, что-то поменялось. Что это было — мы, вероятно, никогда не узнаем. Так и у нас: кто-то что-то увидел, кому-то что-то не понравилось, кто-то кому-то позвонил… Но никаких конфликтов с менеджерами у меня не было, никаких претензий ко мне никогда не предъявляли и никто никогда не приходил и не просил что-либо снять. Все произошло молниеносно.

— Есть ли у вас причины видеть политическую подоплеку в этой истории? Ведь ваше издание совсем не казалось политически опасным.

— Это не очень понятно. В логике 2000-х годов наше издание абсолютно не было политически опасным (первая бумажная версия «Русской жизни» просуществовала с 2007 по 2009 год. — БГ ). Но тогда были четкие представления о цензуре. Нельзя было делать всего несколько вещей — позволять себе грубую критику первых лиц власти, расследовать без высшей санкции, то есть без гэбэшного слива, какие-то финансовые жульнические схемы, связанные с крупными структурами и людьми. И нельзя было то, что называется «разжигать рознь» — то есть нести в массы всякого Гитлера. Теперь четких правил игры нет.

Общество переживает некоторые трансформации, и многие явления, в том числе закрытия СМИ, происходят потому, что люди во власти не понимают, что происходит, и нервничают. При этом какая-то их часть находится в состоянии такого агрессивного возбуждения, пытается нащупать, что бы еще взять, запретить, как бы еще попиариться — это условные депутат Милонов и отец Чаплин. А другие люди во власти, напротив, находятся в состоянии отступления, думают, как бы тихонечко отползти, отъехать из России или хотя бы не заниматься какой-то опасной деятельностью.

Так что была здесь политическая подоплека или нет — это абсолютно непонятно. С одной стороны, мы не опубликовали за эти месяцы ничего опасного. Но несколько наших постоянных авторов являются членами координационного совета оппозиции. Может, наличие их фамилий кому-то неприятно. А может, кому-то не нравится фамилия Лимонова. Я готов допустить все что угодно.

— Когда в 2009 году РЖ закрылась в первый раз, тоже по финансовым причинам, вы говорили, что не удивлены, так как финансовый успех в стране «может иметь только и исключительно всякая дрянь». Вы все еще придерживаетесь этого мнения?

— Думаю, это глобальный закон нашей страны. Если включить телевизор или посмотреть на нашу массовую культуру — музыку, кино, как правило, там будет именно то, о чем я говорил. Иногда бывают люди, чей деловой гений позволяет сделать иначе. Например, Илья Ценципер 10 лет назад умудрился, не прибегая к помощи западной франшизы, сделать так, что «Афиша» стала журналом одновременно популярным и качественным. Но этот фокус больше почти никто не показал — это трудно. Однако течение нашей моды все равно постепенно приводит к тому, что буржуям нужно быть культурными — это теперь считается правильным. Неизбежно с течением времени они будут делаться меньшими жлобами, станут пытаться походить на интеллектуалов. И эта мода — на благотворительность, на современное искусство и так далее — будет захватывать рекламодателей.

— Пока что это картины светлого будущего. А сегодня интеллектуальному журналу как выживать?

— Несомненно, спонсорской поддержкой, меценатством. Мне вообще не очень понятно, зачем нужно делать прибыльное СМИ, если это не желтая пресса. Прибыль СМИ составляет одну сотую процента от состояния компании, которая его издает, — совершенно непонятно, для чего оно вообще должно эту прибыль приносить. Люди, чьим профильным бизнесом не является медиа, могли бы содержать издание просто из соображений репутации. Думаю, что это всеобщее стремление к прибыли имеет религиозный характер. Капиталистическая религия, чей постулат гласит «нельзя давать деньги на то, что не приносит деньги само», эти главные принципы Кудрина, Чубайса и прочих и привели к тому, что мы имеем в России, когда полстраны лежит в руинах. И то, что сейчас происходит в образовании, — следствие той же идеологии.

— Вы впервые возглавляли интернет-издание. Чем это отличается от работы с бумагой?

— Первое, что я сказал, когда мы создавали сайт, — мы должны заблокировать возможность любых комментариев. Я считаю, что тут нужно выдерживать жесткую линию: должны быть некоторые издания, которые в условиях интернета все же сохраняют некоторую иерархию высказывания. Это очень важно, потому что интернет так устроен, что все время приходится предпринимать некие усилия и защищаться от спама и сумасшедших, от мусора и безумия. И это для меня важно.

— Когда сайт только запустили, шеф-редактор РЖ Александр Тимофеевский сформулировал довольно амбициозную цель издания — «поддержание русской словесности». Что с ней сейчас происходит, со словесностью?

— Она очень мало кому нужна. Сегодня это дешевый товар для небольшого количества людей. В этом смысле то, чем мы занимались в РЖ, можно назвать антидемпингом. Торжествующая сегодня идея, что нужно все время печатать какие-то колонки всех подряд и платить за них по тысяче рублей, — ужасна с точки зрения работы автора и функционирования медиа, литературы и журналистики. В результате сегодня авторы гонят тонну малооплачиваемой халтуры, что чудовищно растлевает. Мы платили довольно хорошие гонорары — на уровне глянцевых мужских и женских журналов. Но если говорить о мечтах, должна быть вообще другая экономика СМИ. За текст нужно платить 2 500 долларов, чтобы человек сидел и три недели спокойно работал только над этим текстом.

— Это то, что пытался в свое время ввести Владимир Яковлев в «Снобе».

— Все верно. Просто Яковлев в какой-то момент сошел с ума. Он бесконечно нанимал и увольнял людей, говорил: идите туда — не знаю куда… Его деятельность была безумна. Мы наблюдали очень много лишней активности, связанной с огромным амбициями и понтами людей, которые получили такие деньги. Но сам принцип — что нужно платить много, чтобы люди работали всерьез, чтобы было время переделывать и доделывать, — это очень правильно. Когда талантливый колумнист пишет по 15 текстов в месяц — это безобразие, потому что столько хороших текстов написать просто невозможно.

— По такому принципу, к примеру, существует New Yorker и другие американские издания. Почему у нас так не получается?

— У них общество структурно хорошо развито. Согласитесь, «Русскую жизнь», БГ, «Кольту» и «Сноб» читают приблизительно одни и те же люди — с разночтениями в 5–10 процентов. Уверен, что среди ста сорока миллионов людей в нашей стране хотя бы два миллиона являются потенциальной аудиторией этих изданий — они просто интересуются теми проблемами, о которых там пишут. Но реально такой аудитории нет ни у одного из этих изданий, да и у всех вместе взятых вряд ли наскребется. И это идиотская ситуация.

— Почему она такова?

— Потому что после конца Советского Союза развалились все коммуникации в обществе. Это как с митингами. На них ходит сто тысяч человек. Неужели в нашей стране живет всего сто тысяч человек, солидарных с месседжем этих митингов? Ну нет, конечно! Да, их меньшинство, но все же это не сто тысяч, а 2–3 процента населения. Но поскольку коммуникации слабы, жизнь трудна, кто-то горькую пьет и кто-то выживает на последние — любая аудитория чего бы то ни было гораздо меньше, чем она могла бы быть.

— Судя по вашему фейсбуку, вы внимательно следите за протестным движением в стране и отзываетесь о нем довольно скептически. Вам кажется, что у оппозиции нет шансов?

— Нет, конечно. Никаких. Существующая аудитория оппозиционных политиков и медиа даже вместе взятая — все равно это меньшинство в стране. Когда меньшинство делает что-то, не соответствующее состоянию большинства, — иногда, при удачных обстоятельствах, оно может победить. Но после этого очень быстро наступит откат. Это мы наблюдали в истории с распадом СССР: через несколько лет мы получили и расстрел Белого дома из танков, и войну в Чечне, и фальсификации выборов — еще задолго до всякого Путина.

— После закрытия РЖ Тимофеевский в своем фейсбуке написал, что воздерживается от комментариев, так как надеется на то, что все еще образуется. Есть шанс, что инвесторы передумают?

— Нет, Тимофеевский таким образом хотел сказать, что не будет критиковать инвесторов, поскольку надеется, что они люди порядочные, заплатят сотрудникам компенсации и передадут нам права на издание и тексты. И я тоже надеюсь, что раз уж они решили выйти из дела так неожиданно и при столь загадочных обстоятельствах, то по крайней мере они сделают это корректно и цивилизованно. А мы будем пробовать искать других инвесторов.