Поезд на море

Иллюстрация: Richard Clarke

Дело в том, что у меня была тетушка. Точнее, у меня было и есть довольно большое число тетушек, не то чтобы огромное, но вполне достаточное для того, чтобы человек чувствовал себя надежно обеспеченным в плане наличия тетушек. Сколько я себя помню, тетушки всегда были бессменной частью нашей жизни. Они присылали нам вологодское масло, дальневосточных крабов и рижский бальзам. Они приезжали, наполняя квартиру своими разноплеменными говорками, и с одинаковым энтузиазмом штурмовали магазины. Они знали по именам все отросточки нашего генеалогического древа и любили рассказывать, как я описалась на руках у дяди Гени на свадьбе у Сереженьки. Я вот толком не помню, когда у моего сына начал резаться первый зубик, но поверьте, стоит вам позвонить в Калининград, Владимир или Чикаго — и вам тут же выдадут эту важную информацию.

— Ну что, вы решили ехать в Вологду к Мусе, Люсе и Ларисе? — поинтересовалась я у мамы.

— Да, вот у Гаечки кончится школа — и съездим на недельку. А то нехорошо получается, он там один раз всего был, совсем крохой. Я, конечно, шлю им фотографии, но это все не то. На нас уже обижаются.

Мне лично кажется, что любых детей куда приятнее разглядывать на фотографии. В таком виде они по крайней мере не запихивают тебе в карманы праздничного плаща слегка облизанные ириски и не донимают расспросами о том, почему лысые не мажут голову зеленкой. Вечером мне пришло в голову осведомиться у отпрыска, как он относится к предстоящему визиту.

— Ну что, готов к поездке в Вологду-гду? — спросила я у сына, изнывающего над заданием по математике. В задании некие неизвестные мне валуджи собирали грибы. Я честно попыталась исполнить родительский долг.

— Значит, всего они собрали 130 грибов. И второй валудж собрал на 15 грибов меньше. Что мы будем делать дальше?

— Искать труп?

— Какой труп?

— Ну он же заведет первого подальше в лес, отнимет грибы и зарежет?

— Мы же сейчас учим математику, а не историю религий, ты все перепутал.

— А в Вологде много церквей. На Соборной горке, где Кремль.

— Там, по-моему, всего одна колокольня.

— Но о-очень большая. И еще там есть собака Ирма.

— Какая у тебя хорошая память. Ты же совсем маленьким там гостил.

— Я все помню. И как полы сперва моют, а потом насухо вытирают.

— Ну да. Там деревянный дом — надо именно так делать, иначе половицы гниют.

— И как грибы на автобусной остановке прямо собирают. И как тетя Люся курицу на бутылке делает. И как тетя Наташа хотела, чтобы я ей почитал вслух. Но я тогда не умел, а сейчас я для нее специально «Муми-троллей» возьму.

Тут я прикусила язык. Так как никакой тети Наташи у нас больше не было. Уже несколько лет прошло с тех пор, как она умерла от паралича, вызванного укусом энцефалитного клеща. Клещ укусил молодую Наташеньку еще в начале семидесятых годов, и почти тридцать лет она провела, лежа неподвижно на высокой постели и мягко улыбаясь с белоснежных подушек всем, кто входил в ее комнату. Гай просто не мог ее помнить.

— А тетя Наташа уже поправилась? — продолжал мучить меня ребенок.— Я ей пообещал, что она скоро выздоровеет.

Я что-то пробурчала и трусливо покинула детскую. Все эта чертова семейная традиция. У нас никогда не сообщают детям ни о чем таком. Лет до четырнадцати дети в нашей семье живут в мире, где никто не умирает — ни люди, ни животные. Они уезжают — ту-ту — на паровозике в санаторий или уходят в лес — жить там в норке. Меня саму в свое время несколько лет продержали в неведении о смерти моей любимой прабабушки. Бабушка Фруза просто уехала. К морю. Но обязательно вернется. Я не знаю, правильно это или нет, но это почти закон. Впрочем, любые законы когда-нибудь да отменяют.

— А что мы скажем Гаю про тетю Наташу?

— Неужели он ее помнит?

— Еще как.

— Скажем, что она в больнице.

— А тебе не кажется, что в этом есть что-то кощунственное?

Мама задумалась. А потом высказалась в том смысле, что ребенок еще не готов узнавать об этом мире такие вещи. В таком возрасте примириться с ударившей рядом молнией смерти слишком трудно — велик риск превратиться в циника, мизантропа или меланхолика. Или во все это сразу.

— Впрочем, решай сама. Это твой сын.

Сын-то мой, но, как обычно, меня раздирает сразу в две противоположные стороны. И что мне делать?